Читать книгу Даджаль. Том 2. День как год - Дамир Меркадер - Страница 11

Тяжело вливаться в новый коллектив, особенно если и у самого характер не сахар, и коллектив далеко не дружелюбный. Возможно, будь у Максима за плечами армейский опыт, проблем бы не возникло. Первые несколько недель новоявленный патриот бесцельно бродил между стволами, питаясь объедками, падающими сверху. Завидев других жуков, предпочитал побыстрее спрятаться.

Но бесконечно так продолжаться не могло.

Одним прекрасным утром Виталька и Димка попросту выдернули ренегата за лапы из уютной земляной норки. Перед ним предстала целая толпа в колорадских плащах – среди них стояли даже несколько женских особей. Ему, как и в прошлый раз, заломили руки, нацепили две пары наручников и бросили на колени перед необычным жуком.

Он был толст, бородат, носил вместо плаща огромное чёрное женское платье-панцирь. На груди блестел золотом с драгоценностями массивный глист, обвивающий вантуз. Жук величаво протянул руку, но Максим не понял жеста. Виталька с Димкой быстро подсказали, что надо делать: схватили за загривок и заставили эту саму руку поцеловать. А бородач, издав громкий неприличный звук, ужасно испортил воздух и изрёк, сильно окая:

– Дошёл до нас слух, что появился в приходе новый патриот. Представиться и поклониться абие11 не пришёл, службы утренней и вечерней не посещает, на исповеди не был, работать не устроился, зато целыми днями шляется тут, аки тать, хоронясь от народа глистославного. Пришлось нам самим оторваться от дел наших, дабы найти татя и судить по совести. Признавайся, почто в буево12 зарылся?

Максим хотел спросить, какое ещё Буево, но вовремя прикусил язык и, скорбно опустив голову, начал нести околесицу, которая должна была понравиться толстяку:

– Простите меня, спужался больно, поелику побили сразу, а объяснить ничего не объяснили. Как тут узнаешь, что к чему, когда все только и норовят в харю кулаком двинуть?

Огладив пухлой рукой бороду, чёрный одобрительно закивал:

– То, что спужался, любо нам, – а потом внезапно повернулся к остальным, величественно вскинул вверх руку и воскликнул: – «Вот, око Глистово над боящимися Его и уповающими на милость Его».

Затем вновь развернул свой танковый корпус к пленнику и с подозрением поинтересовался:

– А почто добрым чадам церкви Глистовой слова бесерменские молвил, м?

– Врут, как есть врут – глядя в глаза чёрному, твёрдо заявил Максим. – Выпить они просили, я сказал, что нет у меня, так сначала избили, а потом Куда Следует поволокли.

– Опять? – гневно взревел толстяк и угрожающе двинулся к Витальке с Димкой. – Ну, волки позорные, попутали вы рамсы конкретно, отвечаю. На этот раз не отмажетесь.

– Да ты чё, литрополит, ты чё, – затрясся Димка-беляш, – фуфло толкает фраер, отвечаю. У Паши-чекиста спроси, он с ним базарил, в натуре, там ему хлебало и начистили. Педофил подтвердит, ента, я его типа спросил, ты ента, глистославный? А он, типа, нет бога, кроме какого-то там библиса и жажаль пророк его. Ей богу, как мусульманин. Я и Паше-чекисту о том сразу сообщил, как только доставил клиента.

Толстяк задумчиво смотрел то на Димку, то Максима, а затем, погрозив первому пальцем, предупредил:

– Учти, узнаю, что набрехал – огребёшь по полной. Не в первый раз на таком ловлю. Этот лох твоих прошлых залётов знать не может, а вот я знаю. Ладно, проверим. Ключи, – потребовал батюшка.

Димка торопливо бросился снимать наручники, успев прошептать Максиму на ухо:

– Ну всё, гнида, тебе конец.

Тот же, поднявшись, неторопливо размял кисти верхних рук и вдруг со всего маху влепил мощную затрещину обидчику. Потом менторским тоном произнёс:

– «Вот шесть, что ненавидит Глист, даже семь, что мерзость душе Его: глаза гордые, язык лживый и руки, проливающие кровь невинную, сердце, кующее злые замыслы, ноги, быстро бегущие к злодейству, лжесвидетель, наговаривающий ложь и сеющий раздор между братьями».

Прекрасная память и мгновенный анализ ситуации сделали своё дело. Было ясно, что раунд выигран. Батюшка кивнул толпе и, обняв Максима за плечи, неторопливо двинулся с ним куда-то по тропинке. Некоторое время шли молча. Лишь отойдя подальше от толпы, чёрный жук, наконец, заговорил голосом Паши:

– Ну что ж, поздравляю, дружочек. Первый урок усвоен: ложь – краеугольный камень нашего братства. Вот, к примеру, это тело батюшки из местного храма Глиста Смесителя. Снаружи – поп-клоп, – послышался скрежет и спереди раскрылся панцирь, – а внутри – жук-чекист. Ловко? – Паша подмигнул, и створки съехались обратно. – Так и только так. Ладно. Считай, ты заслужил повышение. Пойдём, поставим тебя на довольствие, подыщем свободную жилплощадь и заодно устроим на работу.

Потекли дни, похожие один на другой. Утром – служба в храме. Днём – спортивные тренировки в зале: наконец-то научили пользоваться всеми четырьмя руками одновременно. После – патриотическая работа, вечерняя служба и сон.

Работа представляла собой лежание на диване у телевизора, где круглосуточно крутились новости и политические ток-шоу, но при этом было обязательно выпивать не менее одного фунфырика «бояры скрепной» в час. За тем, насколько внимательно работник смотрит телеканалы и сколько именно употребил пойла, следили пауки, снующие туда-сюда. Сложность состояла в соблюдении баланса. Перепьёшь – уснёшь на рабочем месте, наказание – десять плетей: за это отвечало казачье воинство клещей. Выпьешь мало – пойдёшь чистить сортиры на всём картофельном кусте. Первые несколько дней с непривычки Максим вечерами отправлялся на показательную порку, чему особенно радовался Димка-беляш. Но вскоре баланс был найден.

Именно это и настораживало. Через месяц Максим понял, что порядочно отупел и от самой работы, и от постоянного пьянства, и от однообразия. Во время очередной исповеди в церкви он тихо поинтересовался у Паши:

– Слушай, мэн, я не очень понимаю одной вещи. Зачем весь этот цирк с конями? Если нашим иерархам нужно меня превратить в овощ, не проще ли было сделать лоботомию? Быстро и дёшево.

– Сам-то как думаешь?

Максим почесал подбородок.

– Зайду издалека. Вот смотри. Всё это вокруг имеет физические свойства, так?

– Ну, так, – подтвердил Паша.

– Значит, соответственно, вывод первый. Поскольку все имеют реальные тела насекомых, речь идёт либо о переселении душ, либо о некоей проекции разума, я прав?

– Почти, – кивнул поп-клоп. – Если быть совсем точным, это физические проекции разума. Иблис создал этот мир в одном из измерений, что позволяет, с одной стороны, параллельно существовать нам в привычном мире, а с другой, пребывать здесь.

– Примерно так я и понял. Далее. Скорее всего, таких, как мы, кто проходит стажировку, не так уж много. Большинство – подопытные или добровольцы. Отсюда вывод второй. Для нас местные законы могут варьироваться, а значит, то, что я сижу у телека и пялюсь сутками на шоу, где холуи хвалят Михал Иваныча – это моя собственная ошибка и я что-то важное упускаю или что-то не то делаю.

Клоп покровительственно похлопал Максима по плечу.

– Ничего, дружочек, ничего: это не зря потраченное время. Тебе полезно и немного гордыню поунять, и дисциплинки поднабраться. Но, в принципе, мыслишь в верном направлении. Продолжай в том же духе.

Через неделю, на ежемесячном параде Мёртвых Дедов, многое до того непонятное Максиму прояснилось. Пришло осознание, что именно требуется вывести по итогу служения патриотам.

Выглядела сама церемония парада так. Каждого девятого числа отменялись вся работа, все церковные службы и прочее. Первую половину дня община копалась в могилах в поисках тел усопших. Затем этим телам в задний проход вставляли палку, и каждый жук должен был маршировать с этакой инсталляцией в руках до заката солнца под патриотическую музыку.

Беда была в том, что покойников хватало не на всех, а отсутствие на марше, или, хуже того, присутствие без покойника приравнивались к злостному подрыву устоев и раскачиванию лодки. Наказание следовало суровое: недельное анальное покаяние в местном монастыре опарышей-скрепоносцев. Но вот только многие быстро просекли, что можно филонить целых семь дней от молитв, тренировок и работы, всего лишь подставляя задницу. Поэтому стали хитрить: отдавали новичкам добытые собственноручно тела и со скорбным воем огромной толпой отправлялись в монастырь, не дожидаясь заката.

Обычно вместе с Максимом на марше присутствовало не больше двадцати жуков – площадь почти пустовала. Виталька-педофил каждый раз носился за халявщиками с криком «Содомиты!», поэтому в итоге, пропустив марш, и сам отправлялся на покаяние, роняя горькие слёзы: «За веру в Глиста нашего страдания принимаю».

Потратив пару вечеров, Максим накидал план по бетонированию устоев и поголовному возвращению в ряды марширующих каждого жука. Не дожидаясь исповеди, он направился Куда Следует. Прочитав его заметки, Паша аж расцвёл:

– Неужто сам придумал?

Максим лишь скромно потупился.

– Ай, голова. Ну ладно, вместо трупов на палку вешать фотографии мёртвых дедов, согласен, гениально. Но вот не совсем понятен твой лозунг «Можем повторить». Предположим, мы, колорадские жуки, можем повторить набег на ещё одно картофельное поле. А как быть клопам? Можем ещё навонять? Или паукам? Ещё наплетём паутины? Тут, видишь ли, единство рушится. У них ведь свои деды на палках, только на соседних площадях. Обоснуй.

– Обосновывать не обязан, потому как трындеть имею право, а вот пояснить могу.

Паша рассмеялся.

– Ты, я смотрю, хоть и сидишь дома бирюк бирюком, а уши открытыми держишь: поднатаскался в местном жаргоне. Ну, давай, поясняй.

– Ты говоришь, мол, единство рушится? Наоборот. Главное, понять, что именно нас всех объединяет. Тогда можно не только отдельные площадные марши устраивать, но и общенасекомные, так сказать. Руководству ведь это придётся по вкусу?

– Базаришь. Ну, дальше.

– А теперь тебе вопрос как вышестоящему и более идеологически подкованному. Как ты считаешь, кто главный враг россиянского патриота?

– Америка, – пожал плечами Паша. – Ну, может, ещё жиды, чурки и хохлы. Не пойму, куда ты клонишь.

– Двойка вам, Брат Павел, по основам патриотизма, – победно ухмыльнулся Максим, поняв, что наконец-то уделал одноклассника. – Главный враг русского патриота – это ци-ви-ли-за-ц-я!

Паша грохнулся в своё кресло. Минуту он тупо палялился на собеседника, потом схватил записи, стал их перелистывать, открывал рот, чтобы что-то сказать, но, так и не заговорив, возвращался к заметкам. После третьего круга чтения он с восхищением воскликнул:

– Слушай, не знаю, как там руководство, а лично я сегодня же представлю рекомендацию на перевод тебя из Послушников в Братья. Ты наконец нашёл ту самую россиянскую идею на все времена, которую до тебя безуспешно пытались сформулировать сотни и тысячи философов с политтехнологами. Отправляйся-ка пока спать: утро вечера мудренее.