Читать книгу Черная Принцесса: История Розы - Дана Ви - Страница 14

Сколько помню, а за Советом всегда были честь и достоинство. Слава и сила. Власть и закон. Право и… Правда! Легитимность и… Почет! Никто и ничем не выражали свое несогласие с ними, никогда. За счет разделения и властвования, они держали все в своих руках. В тринадцати пар рук на шесть женщин и шесть мужчин. Из которых, три женщины и три мужчины, соответственно были либо демонами, среди ангелом. Либо ангелами, среди демонов. Как «свой среди чужих» и «чужой среди своих». «Волки в овцах» и «овцы в волках». Смех и грех. Смешно и страшно!

Тринадцатым – был «глава Совета». Чья личность всегда и во всем, более остальных, была скрыта за «семью дверьми», «семью замками» и «семью печатями»…

Если «подчинявшиеся» ему члены Совета, были чуть более «открыты». Не считая «закрытости» личной информации. Их, хотя бы можно было распознать по полу и возрасту. Увидеть и распознать по фигуре. Перед этим, услышав по голосу. Мантии их покрывали и «скрывали», во время совещаний и принятий решений. Но когда они «опускались» сами, «нисходили», «приоткрывали завесу тайны» и снимали капюшоны.

То «глава»… Никто не знал его, ни имени и ни пола, облика. Ни «статуса», ни «предрасположенности», ни «предназначения», ни «вида»! Никаких «данных». Ничего, совершенно! Он, как был закрыт, так и оставался. Без исключений, во всем и всегда. Только рост, был чуть выше среднего. Когда он или она, возвышался или возвышалась, над трибуной. Чтобы вынести тот или иной приговор и вердикт. Все!

«Чертова дюжина», говорила сама за себя. И как не вызывала, так и продолжает не вызывать доверия к себе. В «разрезе» толков о том, что какого-то «вида» больше. Пусть и на одного и одну, но уже неравновесие. И уже, небаланс. И возможно, именно это и скрывали от всех, скрывая «главу». Правда… Ни подтверждения, ни опровержения, так и не поступило. Что «туда», что «оттуда»… «Толки» и, по сей день, оставались «толками»!

Отец был среди них и… Вызывал невероятный трепет и гордость. За него, за себя и за всех нас. Он знал и понимал, мог… Я была уверена в нем, как в самой себе. Как в самой себе не была никогда уверена! Так, даже… И с каждым годом, это только росло и увеличивалось. «Подбивая» неуверенность и «недолюбленность» куда-то «назад», на «задворки». В «бессознательное» и «подсознательное»…

Я никогда не хвасталась этим. Не выводила, как истину. И то, чем стоило бы «кичиться», наоборот! Я всегда стеснялась и «съеживалась», «сжималась»… Кто-то скажет, что причина в другом и в куда более понятном «действии на противодействие». Но… Нет! Это – было нежелание «выделяться» и «выходить в свет», становиться «выше» кого-то. Мне было проще, всегда быть «ниже». Всегда и во всем, при всех. «Слиться» со стеной, никого не трогать и чтоб меня никто не трогал. Чтоб никто не «провозглашал» и не «превозносил», никак не трогал и не касался. Не называл по имени, сразу после оглашения всех «почестей» и «заслуг» его. Я так, не хотела этого! Как не хотела, наверное быть ангелом…

Да! Эти два «статуса», «ангел» и «принцесса», не давали мне покоя. Не давали мне нормально жить и спать… И любой «контакт» с ним, будь то письмо или свидание. Раз в «пятилетку», как раз в месяц. Не раньше, но и не позже! Заставляли «ворошить» это. Поднимать из «закромов» и «вытаскивать из сундуков». Из «чуланов» и «подвалов», «чердаков»… Со «скрипом» и жутким нежеланием. А желанием, скорее «отречься». Я не выбирала это! И тобой будет понято и обругано правильно, что: «мало, кто и выбирал!». Но, сколько я себя помню, всегда это «сидело» у меня в голове. В теле и в душе… Всегда! Надежда была, лишь на то, что когда время придет его «сменять мне». Я задолго «до», перейду на «другую сторону» и думать не буду об этом. Но… Становиться демоном? Начинать «с нуля»?

Я ненавидела «перемены», так же, наверное, как и ненавидел меня Егор. Со своими «подобными капризами» и «речами». Я бы заслужила, без малого, еще больший скепсис и отторжение, пренебрежение. Мол: «зажралась и отбилась от рук, избаловалась!». А «баловать-то» и некому было. Как и некому меня «подменить», в случае чего. Я – следующая. Это – наш «крест». Мой «крест»! С «правильным положением» которого, по закону и порядку, «распорядку», я попаду «туда». Последняя фраза, была «странной», но каждый понял «свое», правда? Как, в принципе, и всегда. Мы слушаем и смотрим то и на то, от них, что хотим слышать и видеть. Хотя, наперекор этому же, как будто, говорим то, что не хотим говорить. Но, что они хотят от нас слышать. Зачем? Чтобы «замкнуть цепочку» и «кольцо», «круг»? Где, уж, они будут слушать и смотреть то и на то, от нас, что хотят слышать и видеть. «Круговая порука лжи»? Найди в ней «ложь во благо» и лови «камни»! Но не в «огород»…

***

– Никита, реще! – крикнул русоволосый мужчина, лет сорока. Подпирая спиной переднюю правую дверь, со стороны пассажира. Черной глянцевой машины, последней модели Mercedes-Benz S-класса. С черной тонировкой, почти по всем стеклам и такого же цвета отделкой кожаного салона, изнутри.

– А это еще, кто? – изогнула правую бровь Карина, нагнав подругу у выхода из университета. Чуть запыхавшись на серых замшевых лодочках на длинной и узкой шпильке. С сумкой в цвет и наперевес, на правом предплечье.

– «Цирк» за твоим «клоуном»? – едко подметила София.

Повязывая бежевый длинный и широкий шарф, свернутый в жгут, вокруг шеи. Проходящий концами, по всей поверхности трикотажной кофты, на тон темнее его, до талии. И цепляясь за бордовый кожаный ремень темно-синих джинс. Набросив на плечи бордовую кожаную куртку, не застегивая. Она вернула на правое плечо рюкзак и размяла ноги в черных кедах.

Оправляя темные волосы и закидывая их за спину, чтобы не липли к бежевому глянцевому блеску на губах. И чтобы из-за них, не пришлось тереть глаза, растирая светло-коричневые тени. Вновь, обращаясь взглядом к стоявшим во дворе. Она опустила ладони, с темно-бежевым маникюром, в передние карманы джинс и присмотрелась чуть лучше. Только, тогда понимая и осознавая, пусть и запоздало. Кого, именно и на самом деле, она видит перед собой.

Не прошло и секунды, после «произнесенного», как крикнувший, а после и «нагло подслушивающий». Перевел взгляд на девушку и улыбнулся. Спустив черные солнцезащитные очки на нос, а после и вовсе их сняв. Подвесил их на v-образный вырез темно-серой кофты, с три четверти рукавом. Поверх которой был наброшен черный джинсовый пиджак. Он скрестил руки на груди, левой поверх правой. Как и левой ногой, прикрывая правую ногу. Упершись носком черного зашнурованного ботинка, с примыкающей к нему штаниной черных джинс, в серый асфальт. Ожидая продолжения и встречных действий, «ответных», каких-либо. Не могла же она, в его понимании, все забыть. По словам, а точнее мыслям.

И она же подтвердила их, не забыла. Как могла? Не смогла бы… Ни в жизнь! Но… Была обида. Она была обижена на него, за все исчезновения. Так, порой, не вовремя. И так… Тихо! Так молча, когда был нужен, особенно нужен. Ничего не сказав и не предупредив, оставив… Ни на кого и ни с чем.

– Сейчас «рожа треснет», – скривилась Карина, оправляя черное пальто, поверх пиджака серого брючного костюма. С белым топом под ним и с укороченными штанами.

Изъяв, из бокового правого переднего кармана, миниатюрное зеркальце, она осмотрела глаза. На предмет осыпавшихся серых теней и потекшей черной туши. Не заметив оного, перешла к светло-розовым румянам. И, в тон им, губам. Убедившись, что ничего из этого, не было «утеряно» от спешки. И небольшого бега по этажам, до выхода. Карина убрала зеркало обратно в сумку, вернув ее на правое плечо. И мельком оглядела свои светло-серые длинные ногти, тут же спрятав ладони в передние карманы плаща.

– Ладно, я пошла, – «смахнула» наваждение София, качнув головой. Под опечаленный и даже какой-то не менее грустный, чем у нее, но мужской взгляд. «Оставшийся осадком», после радостной встречи и улыбки, чуть промелькнувшей «уголками» губ. – Не хочу стать свидетелем такого «эпика».

Но стоило ей подойти к ступенькам, как в нее влетел тот самый «клоун». На бегу застегивая черное пальто, поверх белой рубашки. И повязывая на шее черный шарф. Неравномерно распределившийся по всей поверхности тела. Оставшись коротким концом за шеей, а длинным уходя чуть ли не в белые кроссовки. В которые были заправлены черные джинсы. Вместе с тем, запихивая черный жилет, с «эмблемой» университета, в серый рюкзак. И забывая посмотреть по сторонам, лишний раз.

– «Клоун»! – поднялась с земли девушка, отряхивая джинсы. – «Он и в Африке, клоун»!

– Прости, я…

– Ник-Ник… – потянул имя парня, тот самый «незнакомец», перебивая его. И протягивая девушке белый платок из своего правого нагрудного кармана. – Ну, разве так, я тебя учил знакомиться с людьми? Тем более, с девушками!

– «А»? – прочитала София «нашивку» на ткани золотыми нитями, но притронуться не посмела. Слишком «дорого», было для нее и во всех смыслах. – Спасибо, но не стоит! Я в порядке.

– Я понимаю, что ты расстроена. И я, не менее «твоего», – проговорил мужчина, а заметив хмурый прищур карих глаз, тут же исправился, дополняя. – Но… У меня были причины! Причины на то и для того, чтобы оставлять тебя ненадолго, – теперь, ко всему, добавилась еще и вздернутая ко лбу правая темно-каштановая бровь. – Хорошо, надолго! Но… Не делай вид, что меня не узнала. Прошу, Софи! Я сожалею, как ни о чем не сожалел, доселе. Это – заслуженно, безусловно! Тебе больно и ты хочешь, того же и для меня. Но не отталкивай. Бери и… Прими! Позволь, хоть так, загладить вину. Эту, по крайне мере, и моего «подопечного».

– Так, вы знакомы? – удивился Никита, переводя взгляд с «одного» на «другую», и обратно. Теряя, в «процессе», Карину, но и ее не обделяя взглядом, между делом.

– Ты заслуживаешь, не «того» же. А такого же «игнора» и «бойкота», – сжала кистями рук ткань девушка, опустив голову вниз. – Это меньшее, чем я могу ответить. И что ты заслуживаешь, за свою «пропажу». И свое отсутствие все «то» время, что я была одна. Все те времена, дни и недели. Порой, и года! Но я не могу, не смогу и не хочу. Не захочу делать этого! Хотя бы потому, что я тебя еще уважаю и ценю… И даже, где-то и люблю… Не так, как раньше, правда. Не так сильно и «глубоко». Но люблю, ведь ты много значил. Достаточно и чрезмерно, чтобы не любить сейчас и совсем. Чтобы не помнить и уходить. Уйти, оставив все «так», как ты оставил и оставлял сам.

– «Значил»? – закусил нижнюю губу мужчина, присаживаясь на корточки, чтобы, хоть так, видеть глаза девушки.

– «Значил», – кивнула брюнетка. Но после, тяжело вздохнула, не вынеся такого обстрела «глазками». Буквально, с каждого, и под каждым, углом. И посмотрела в его глаза и на него. – Значишь, как ни крути. Но я обижена и жду объяснений. Хотя бы, каких-то. Даже, без добавлений и деталей. Просто, почему и за что?

– Не за что, – отрицательно покачал головой он, привстав и обняв ее. Легко и нежно прижимая к себе за талию. – А почему? Я расскажу. Все расскажу! Дай мне, только время, хорошо? Не все и сразу, постепенно… Как и ты мне. Помнишь же? «Взаимно»!

– Ты не в том положении сейчас, чтобы выставлять ультиматумы и придумывать правила! – фыркнула брюнетка, осекаясь под его тихим смехом. Только предполагая, что он мог подумать про ее «язык» и про сколько он пропустил, что он стал таким «прытким». Тут же, прикусила его, сбавляя «на поворотах» и тон. – Но… Ладно, так и быть. В последний раз!

– Спасибо, – «оценил» доброту мужчина. – В последний! Обещаю. И да, Ник, мы знакомы.

– Стоп! – отстранилась София, и взглянула на Ника совершенно другими глазами. Как и на мужчину, переведя взгляд следом. – «Подопечный»?

– Да! – гордо отозвался тот, похлопав брюнета по его правому плечу своей левой рукой. – И не только, он. Не он один. У меня «таких», трое. «Подопечных», не «клонов»!

– Оу… Эм, – замялась девушка, не зная, как продолжить. И что лучше сказать дальше и в таком случае. – Что ж… Это – здорово! Я рада за… За тебя и за тебя, Ник. За вас обоих и вас всех! За остальных, кого не знаю.

– Пока, – кивнул русоволосый. – Я вас познакомлю. Скоро! Но при других обстоятельствах, более приятных, уютных и домашних. «Располагающих» к этому. Собственно, из-за них-то я и пропал. Пропадал, точнее… Надолго, но не навсегда. Я вернулся и… Здесь, с тобой. Надеюсь, ты… Мы же «наверстаем» это?

– Да, конечно… Наверстаем, – улыбнулась девушка.

– Так, это и не совпадение, – ахнул Ник. – То есть… У меня, не так много знакомых с именем «София». Точнее,– вообще нет. Кроме тебя и… Это – ты! Он про тебя рассказывал. Да, Ксандер? Про нее?!

– Да, Ник, про нее. Но соблюдай правила приличия и манер, пожалуйста! Не говори о человеке, в третьем лице, в его же присутствии.

– Прости… Простите! – тут же сник паренек, закусив нижнюю губу.

– Ничего, – «отмахнулась» брюнетка, переключаясь на хитрые «искорки» глаз с прищуром. – Но… Надеюсь, хорошее?

– А было «иное»? – в той же «манере» ответил ей, вопросом на вопрос, Александр. – Если «да», то точно без меня. И ты обязана будешь мне об этом рассказать!

– Услуга за услугу, – подмигнула брюнетка, прекратив «трепать» платок руками. Сама того и не замечая «до». И отметив это, только сейчас. Она смущенно свернула его в «изначальный вид» и в «изначальное состояние». Передавая обратно, но была остановлена правой рукой Александра. – Жалко же!

– У пчелки, – «пожурил» ее мужчина. – А ты – не «Майя». Ты – София. Бери и не «жужжи».

– Бери-бери! У него «таких», стопка и не одна, – «подначил» его Никита.

– Это – мелочь! И «меньшее», – выделил он, подмечая пунцовый румянец на ее щеках. Впервые, она говорила с ним так и на равных. Да, еще и в таком тоне. – В сравнении с тем, что мне стоило бы сделать. Чтобы загладить его вину, перед тобой. Не привык быть, не в равновесии и не в балансе. Кому, как не нам с вами, знать, что это. И насколько важно, правда?

– Ладно, хорошо, – утвердительно покивала девушка и благодарно улыбнулась. – Спасибо! Но я не могу принять это. Принять его! Портить такую красоту…

– «Цирк» не сможет ответить своему «зрителю». Перед кем, только что, исполнило номер это «клоунское дарование». Так, и не узнав «второе имя». Ее… – указал взглядом, на подругу Софии, Александр. И брюнетке пришлось покраснеть еще на тон краснее. А то и на все «два», уходя в бордовый. Буквально выводя Карину из «тени». Забыла же про нее, сама и первая, напрочь.

Тут, раздался гудок, сигнал машины. Затем, еще один. И третий, более протяжный.

– По-моему, вас заждались, – намекнула, на машину позади них София. Ставя подругу перед собой, как Александр проделал с Никитой.

– Подождет! Я же должен узнать имя…

– Это – не так важно и… – вступила уже сама Карина.

– Почему же? Важно! Никогда не говорил это в таком «ключе», но… Учись ценить себя! Себя и своих ближних, близких и родных, друзей. Не цену назначать, а ценить! Свою и их значимость, значение…

– А как это «обычно» звучало? В нужно «ключе»? – усмехнулась брюнетка.

– С приставкой «не» и: «хватит это делать, милочка! Это – явный перебор! И не та стоимостная оценка, которая требуется, для этого участка дороги».

– Оу, не хотелось бы, так… – хихикнула София.

– У тебя с этим «недобор», так что, не волнуйся на этот счет, – посмеялся с ней Александр. – Можешь смело начинать, а переплюнуть ты ее и всех их, вместе взятых, все равно не сможешь. Поверь мне! Я-то знаю, о чем говорю. И не только потому, что ты столько не жила. И что вы, вместе взятые, столько не жили! Не потому! А потому, что я столько жил и живу! Так… Как, все-таки, зовут сие не менее прекрасное, чем ее подруга? Но стеснительное и скромное создание? Дарование, как и ее подруга?

– Карина, – не выдержал Никита, в который раз попадая под «обстрел» карих глаз. Одних и тех же. От брюнетки и шатенки. «Последняя», только «млела» от него и молчала. – Прости, еще раз… Мои однокурсницы!

– Точно! Карина… – протянул Александр, будто пробуя имя на вкус. – Красиво звучит! А мы – одна «семья». Я – его отец, живу вместе с Никитой и еще двумя «оболтусами». Чуть постарше его, но и младше меня, значительно! – округлил он глаза, вызывая теперь смех. Уже двоих девушек и «обиженный хмык» парня. – Один из них, сейчас, как раз и «бибикает». Бесится, почему мы так долго не идем? Егор! Я еще познакомлю вас с ним, как и с Владом, но позже. Вынуждены просить прощения еще раз, за этот «пренеприятнейший инцидент». И за то, что должны так в скорости откланяться, но дела не ждут.

– Ну, что такое, Ксан?! – подлетел к ним блондин, убирая руки в передние карманы серых потертых джин. Комкая ладонями такого же цвета футболку. Покрывавшую, до этого, черный кожаный ремень. Заправленных в темно-синие кожаные сапоги, чуть выше щиколотки. Поверх всего, было накинуто темно-синее пальто, завершающее «холодный» образ. «Вытемняя» светлые волосы и лицо, а так же и серо-зеленые глаза.

Окинув всех мимолетным взглядом, он вновь перевел его на мужчину. Которому, казалось, и дела не было. Он веселился с «малышки», что так ни разу и не заговорила с ним. «Вторая София», как он ознаменовал ее внутри себя и на началах. Ни дать, ни взять…

А блондину было не до веселья. Особенно, когда он только «поймал» взглядом одну из девушек. А взглянул полноценно и «впал» в «ступор». Сглотнул «ужаснейший ком» в горле и «выпал в осадок». Если не ярости, то злости точно. Фотографии, явно не передавали того. Насколько то, что он видел на них, отличается от того, что имелось сейчас. И полностью передавало то, что было с ним, ровно год назад. И пусть, «теория», что Александра, что Никиты, более-менее, «посбивала» его «пыл». «Практика» же, «заводила» его вновь на «круги своя». К тому, с чем он так, без желания с одной стороны, но с явным желанием с другой, простился. И с кем!

– Не припомню момента, когда твой «возрастной» и «джентльменский» пороги, упали вместе и разом, до однокурсниц Никитоса.

– Егор! Это – моветон, – закатил глаза русоволосый, усмехаясь, но чуть истеричнее, чем прежде. Не обращая внимания целиком, но боковым зрением подмечая, любое изменение в нем, как и Никита. – Дамы простите, сегодня я буду краснеть и извиняться, сразу и за всех. Но надеюсь, последний раз. И Влада не привидится, именно здесь и сейчас…

– Что естественно, то небезобразно, – пожал плечами Егор, игнорируя взгляды брюнета, шатенки и русоволосого к себе, к счастью.

Когда же брюнетка, делала все то же самое, но «до наоборот». И не замечала уже его, полностью отдав свое внимание другим. И, как ни крути, к несчастью Егора. И счастью ее же самой. Тот «микс», что «зиял» буквально «черными дырами» в его душе и «отражался» в глазах, явно бы ей не «зашел». А там и заставил бы убежать, как минимум. И спрятаться куда-нибудь и за кого-нибудь, как максимум.

– Девчонкам стоит знать, чтобы не надеяться лишний раз, не обнадеживаться! Он любит «постарше». Вам к Никите, разве что… Влада не предлагаю. Не стоит! Вам же дороже!

– Действительно, нужная информация за этот день, – произнесла София, так и не переведя взгляд на него.

Стараясь, не столько не обращать внимания на его «явные подколки» и «попытки задеть», сколько на серо-зеленый взгляд. «Пробравший до костей», одной своей серостью. И какой-то, даже «сталью» со… «мхом». «Стальным лесом»! «Пойманный» ей мельком и тут же забытый, как она сама пыталась себя уверить в душе. Но не телом, которое затряслось пуще прежнего. Как внутри, так и снаружи. Сердце зашлось ходуном, на «контрасте» ее «тепла» и его… «Холода»! – Без нее бы, мы и не уснули. Спасибо еще раз, Александр. Ник, увидимся завтра! А мы, пожалуй, пойдем.

– А мне ничего не скажешь? Смотря на меня! – решил «подначить» ее, до конца, Егор.

Пока, «вторая» была «занята» Александром. С ней, он решил про себя, можно было «поиграть» и позже. Что, конечно же, не понравилось самому мужчине. «Дочь», как-никак! И пусть, Егор не был «худшим вариантом». В его мыслях и понимании, на будущее. О знакомстве и возможном «продолжении». Да и с «кем» сравнивать? Если, только с Владом! Но, все-таки… Сделав, в сторону него, предупреждающий взгляд. Он, как бы невзначай, толкнул его правым плечом. И попрощавшись, ушел к машине.

– На ночь и «сон грядущий»? Хотя, какой сон? Со мной девушки не спят. Оно и понятно, не скажи?

– Не скажу, – проводила взглядом мужчину девушка. После, перевела его, все же, на Егора. И тут же, «сбросила» на Никиту. – Разве, что: «прекрасно! Он еще и пошлый», – закатив глаза, брюнетка поправила рюкзак правой рукой. И схватила ею, за левую руку, Карину. – Идем!

– Еще увидимся… – долетело до нее, тем же не смещающимся ни на «тон» выше, точнее «градус», голосом.

– Ага! Когда ад замерзнет и небеса разверзнутся.

***

– Вот, оно что… – усмехнулся Александр, занимая место на серой деревянной лавке, подле Софии.

Которая не гнушалась «открытостью сознания» и ностальгических воспоминаний. Особенно, в присутствии тех, с кем они были, так или иначе, «связаны». В то же время, не гнушаясь и «закрытостью» души. От того, исписанными ежедневниками и тайнами, секретами. Что, само собой, «вытекало» и «разумелось».

– Это – месть! Твое молчание – на «мое». «Холодно», однако! Даже, «морозно». И «смертельно», к тому

– «Холодно», это – твои догадки, в игре «горячо-холодно», которую мы и не начинали, – в его «манере» ответила брюнетка.

Не сводя взгляда с течения серо-синих вод, протекающих перед серой асфальтированной набережной. На которой они и разместились.

Это место считалось самым оптимальным и безопасным, с точки зрения «заглушки». Река, что, как ни странно, являлась «самым тихим» объектом, в понимании человека. И «самым громким», в понимании «потусторонних существ».

София же верила, скорее в «отвлекающий фактор» и «маневр», как сейчас. Александр мог говорить все, что хотел. А она бы «кусманничала», ловя по «чуть-чуть», где-то «тут», где-то «там»… Погруженная в созерцание «детища матери природы». Силы и власти, неукротимости и необузданности. Неведомости, но и «ведучести».

– Я бы не стала тебе мстить. Равно, как и называть сие, «местью». Я же говорила, там же, причем. Готова повторить и сейчас. Добавляя, что меньшее, о чем я могла тогда думать, как и сейчас. Это, как так «извернуться», чтобы не проговориться. Выводя все это, на «ответочку» тебе же и за твою тайну. За твой секрет. Твой, не мой. Ты имел на него право, как и я на «свой», как и сейчас. Как и тогда… Ничего не меняется. Только, вместо нас двоих, теперь в нем. Если он один, конечно. Вас сколько, «пятеро»? Или «шестеро»? А может и все «восьмеро»? С Розой и Полиной… «Брат» не мне сказал. Вполне, рационально и логично, если учесть, что я тоже «всякое» таю.

– «Мой», был не настолько ужасен! – рявкнул мужчина и тут же «сник», грузно выдыхая. И стараясь не сорваться окончательно. Не при всех, опять. И не здесь и при ней, снова. – Были, тогда. И что, есть сейчас…

– «Были», да? То есть… Еще тогда, было «нечто» второе. Помимо, нашей «братии». А учитывая Влада, из «трех»! О чем я, только могла догадываться, тогда. И полагать, уже сейчас. Подкрепляясь «отношениями» с Егором и новыми «отношениями» с Владом. Но, опять же… Это – субъективно, – закатила глаза брюнетка, смахивая темные прядки волос, правой рукой, назад.

Дернув головой в том же направлении, отмечая взглядом передвижение мужских и женских силуэтов пред собой. За собой и перпендикулярно им. В «перевертыше» и поверх их голов. «Подопечные» Совета были крайне активны и возбуждены, что не укрылось от ее глаз и сознания. Но чему не было уделено достаточного и должного внимания. Ребята «зашивались», вряд ли какой-то «особенный» день. Среднестатистический «завал» и попытки «разгребстись», в надежде «охватить» и не «отхватить», в «процессе». Все, ничего нового.

– «Ужасно», для тебя.

– А для тебя, «нет»? – раскрыл глаза, как и рот, Александр.

После чего, взял девушку за руки и привлек к себе. В «свое» чуть «ссутуленное», положение, «отведя» и ее от спинки лавки.

Брюнетка задержала дыхание и пропустила один удар сердца. На мгновение осознав, что в любую минуту, рукав рубашки может задраться. Или он сам захочет и «поспособствует» этому. Когда проведет своим большим пальцем, любой из рук, не поверх рубашки, а под ней. По внешней стороне ее левой ладони. И все пойдет прахом. Он уже не «почувствует» и «ощутит», а увидит! Стоит, буквально одним «демонам» в нем, признать «других» и ней, напротив!

А он, даже не пытался поймать ее взгляд своим взглядом. Заблаговременно зная, что получит «провал» и «фиаско». Сам, не смотрел в «ее» и на нее. Смотрел на ее ладони в своих ладонях, тяжело дыша.

И вспоминая, какими раньше маленькими они были. Как могли умещаться, сначала «раз пять», и в «его». После – «четыре» и «три»… И вот, входили, почти, «полноценно», как «влитые». Но так и не доходили до «его». «Худые» и даже чересчур «худощавые». Почти, «просвечивающиеся», что видны кости через «прозрачную пленку». А ранее, маленькие и пухлые.

Как она, себя до такого довела? Как он, ей это позволил?! Почему не обратил внимания? Почему не помог?!

– Быстро же растут «чужие» дети. Да, куда «там»… За «своими» не поспеваешь!

Его голос «сорвался» на хриплый шепот. А девушка поймала себя на «измене». Чувство, будто… Нет! Он же не… Она же его знает. Достаточно, хорошо. Если бы не знала, то сказала бы, что он на «грани». На «грани», чтобы… Заплакать! На «грани» слез. Но она же его знает. Знает! Он не позволяет себе «такое». Не позволял, во всяком случае, «подобного». Никогда и ни при ком, ни при каких обстоятельствах… Разве, что сейчас и… При ней?! Для нее…

Ответом на вопрос, стало резкое покалывание на кончиках пальцев и ладонях. Что означало, он поднял свое лицо и прижал ее руки к нему. К своему лицу и к своим щекам, с легкой щетиной. С легкой «небритостью», которую… Которую она, так любила, в любое время и в любом «месте». В любом «состоянии»… Но с ним и его. «Отца»!

И тут, стоило бы успокоиться и выдохнуть. Если, даже он и коснется, то не увидит «эффекта». Если, только на шее и участок кожи, за воротником рубашки.

Но что-то подсказывало ей, что ему это было и не нужно. Он будто… Будто, знал. Знал, но хотел услышать от нее. Не увидеть, а услышать! Чтобы она посмотрела на него и сказала в глаза.

Когда, как он сам, смотрел на нее и просил у всех сил «сил». Просил кого и каких, только можно и нельзя. Чтобы, даже… Даже, если он что-то и увидит. Это – не будет то, о чем он и все они, наверняка, сейчас думали. Не считая, Жени с Полиной. Но и это, пока. Пока, большая «секреция» и «цветы», не «заплодоносят» чем-то «похуже». Чем-то «меньше» и мельче! И не начнет «разрастаться», душа всех и вся.

Начав парочкой «ничего незначащих» секретов. Что, были только вроде и на тот момент. Они закончили, почти, что «десятком». Таких же, «ничего незначащих», на сегодняшний момент. Но… Для всех ли? И так ли, это? Таким ли было, на самом деле? Для каждого из них и в своей «субъективности»?

– «Пап», не надо…

«Второй раунд» истерики, она бы не вынесла. Не перенесла бы, не смогла точно. С кем угодно, но… Не с ним! Он же не станет ее «прерывать», не станет и останавливать. Он – единственный, кто… Всегда поддерживал ее «душевные порывы» и «всплески». Буквально, заставлял плакать, когда плачется. И грустить, когда «грустится». Смеяться, когда «смеется». Но всегда, на пределе. На пределе сил, возможного и невозможного! «Проживать» их. Не «прятать», чтобы после и одинокими вечерами, «вынимать» из «закромов». Как «фокусник» вынимает свои платки из внутренних карманов. Здесь и сейчас, сейчас или никогда!

***

Не сделаешь, не имеешь права делать этого и после…

***

Последней каплей, стала… Капля! Затем, еще одна и… Еще! Она чувствовала влагу, чувствовала воду. Слезы, стекающие по «внешним сторонам» своих ладоней. Когда «внутреннюю», продолжала колоть, и почти «жечь», щетина.

Обращенные демоны, как и ангелы, не ощущали и не чувствовали. Не имели сами температур, как таковых. Так и не переносили их в себе или в ком-то, во всех смыслах. Им не бывало жарко, не бывало и холодно. Средняя, «удобоваримая Цельсия», которая не «разделяет» и не «отделяет» их от людей, по возможности, была «пределом возможностей». Но не для «не обращенных» и не сейчас…

Когда лицо Александра, становилось все «горячее», по меркам самой Софии. Которая чувствовала и ощущала. Переносила, и носила, в себе «температуру». А ладони ее, «в оборот» и «противовес», «холоднее», с каждым разом. Все «выше» и все «ниже», в одинаковой «прогрессии». Та вода, с «примесью соли», что стекала по ее коже, становилась «снежинками». Будто, «снегом» или «градом». «Кусками» льда… Она стекала и «таяла». Стекала и снова таяла. Принося за собой, след в след, мурашки и дрожь. Еще немного и ее зубы начали бы стучать, «сбиваясь» и «стираясь». «Перетираясь» друг о дружку и «в ноль», просто «в труху».

– Посмотри на меня!

Отрицательно мотнув головой, девушка закусила нижнюю губу. Стараясь «сдержать», начавшие подступать, сиплые всхлипы. Дышать становилось, все труднее. Она начала задыхаться, срываясь на хрип и неровное дыхание, «сопение». Вдохи и выдохи, шли через нос и через раз. Веки были сжаты настолько, что готовы были вот-вот и «прорваться», в «местах растяжения». И явить миру, через «прорывы», ее карие глаза. «Туманные» и «мутные», из-за влаги слез. Ноги затряслись, выдавая ее неровное и нервное состояние. Если бы не сжатые в его ладонях ее руки, они бы уже начали «заламывать» друг друга. А после и пальцы. До скрипа и треска сухожилий и костей.

– Пожалуйста, Софи…

Он молил! Он. Ее. Молил! Уже и сейчас. Здесь и сейчас! А она отворачивалась и «закрывалась» от него. От его чувств и эмоций. Когда бы и кому бы еще он решился и показал их?! Разрешил увидеть их и смотреть на них? Видеть их! Только ей и ей одной… Так, нельзя. Нельзя! Но и позволить ему жалеть себя… Соболезновать?! Она не хотела. Не хотела и не могла, позволить «такому» произойти. Он должен быть «сильным», должен был «держаться». За нее и… За себя!

Прав был тот, кто однажды сказал. Что нет ничего хуже, чем то, как человек, вечно «собранный» и «твердый». Вдруг, «разбирается» и «смягчается». И из «позитива», становится «деприссонином». Перестает улыбаться! И начинает… Плакать! Становится «тобой»! Так, мотивация «машет рукой», не иначе. «Потерянная» навсегда и в «себе». «Теряется» навечно и в нем. А там и «набесконечно». А если не он, «тот» человек? Не «тот», кто теряет? А кто, как раз таки, «теряется»… «Другой» и «второй»!

Сжав губы максимально и до боли, до «металлического привкуса» и «солоноватости» по рту. Так, чтобы не было сил не то, что «держаться», а далее «скрываться». Брюнетка «расцепила» их, вместе с веками глаз. И тут же, «потонула» в «океанах», такой же «соли», но напротив. «Мутная лазурь» его «тонула», «утопала» в волнах слез. Как и ее «шоколад», будучи «расплавлен» теплом и уютом, вернувшегося, как никогда вовремя, «дома». Вернувшегося «человека» и вернувшейся «семьи», в ее жизнь! Если «ее», еще можно было «так» назвать. Шоколад «дал течь» и «дал струйки». Затем, еще и еще!

И вот, уже полноценно, «растекался» по щекам. Давая, куда более «темным», на концах ресниц. А после и на коже щек. Если бы от «смеси» с тушью и с легкой присыпкой теней. Но их не было, а слезы были. И отчего-то, сами по себе, темные. Выходила, не только соль, но и «смытое» ей. «Атрофированное» ей.

Ей бы сейчас, вырвать ладони и спрятаться уже за них. Как и при Жене, совсем недавно. Но ведь, он не даст. Он держал крепко. Крепко, но не сильно. Не до хруста и боли… Но так, чтобы она даже не думала «прятаться». А если вздумает, снова пользоваться тем, что он не может сдержать ее веки и губы. Закрепив «первые» и раскрепив «вторые». Перейти ко «второму этапу»…

– А я ведь, мог и кусаться начать, – хохотнул Александр, срывающимся, в некоторых местах, голосом.

– Это – никогда… Никогда не было для меня «угрозой», – улыбнулась девушка, мельком слизывая кончиком языка влагу, попавшую на губы.

– «Ей» и не являлась, – отрицательно помотал головой мужчина. – Тем более, для тебя. К парням, я никогда с «таким» не обращался. И «такое», не применял. Меня б, тогда точно «забраковали» за «домогательства». И даже, твой отец меня бы не упас и не спас…

Поддержав его смех своим смехом, девушка, все-таки, изъяла свои ладони из его ладоней. Но только для того, чтобы вновь сомкнуть их на его подбородке. И большими пальцами стереть оставшиеся капельки. Сорвавшиеся и так и не сорвавшиеся, оставшиеся «доживать» свое на ресницах. Предпочтя их – губам.

– Никогда не видела тебя… Плачущим! – прошептала брюнетка, не боясь «задеть» его этим.

А боясь нарушить такой искренний и чистый, истинный момент. Момент единения «отца» и… «Ребенка». «Отца» и «дочери»! Пусть, и не «своей». Но и «чужих детей не бывает» и не будет! Для нее, так точно. У нее было, и есть, «достойное воспитание». И есть «достойный воспитатель», на «полставки».

– И никогда не думала, что когда-нибудь вообще увижу! Хоть… Когда-то!

– «Никогда не говори никогда», – улыбнулся Александр, демонстрируя ей, так полюбившиеся ею, ямочки на щеках.

– Все-таки, тебе стоило тогда, оформить «авторские права» на нее. На эту фразу! Уж, не знаю, как в «речевом эквиваленте» и «словарном запасе». Но на «татуировках», ты бы много «срубил», – усмехнулась девушка и осеклась.

Всего, на секунду бросив взгляд на свою руку. А точнее, кисть. Которая, мало по малу, но открывалась свету и с внешней стороны. Пока, невидимой Александром. Но это, пока.

Сбросив «легкую дымку» и «наваждение» с отрицательного кивка головой, она перевела взгляд на мужчину. Который, все так же улыбался. Но уже и не «так», как «до». «До того», как ее фраза прервалась ей же. И вызвала не лучшую «гамму» чувств и эмоций, ощущений и у нее же самой. Медленно, но верно, переходящую в «рвотные позывы» и сам «рвотный рефлекс».

***

Ложь!

***

Она «травила» ее организм и ее кровь! «Чернее» и «хуже», «туже», чем «тьма» и кожу. Но не может же она рассказать. Нет! Рассказать может, а вот показать… Одно дело – ребенком. Быть ребенком и не знать, не стесняться «наготы» перед… «Родителем»! А другое дело… Девочкой. Девушкой! Вроде, нее. Что, наверное, впервые. В первый и основной, главный момент, подумала не о самом нагом теле. А о том, что на нем. Что она сделала с собой и что с ней же сделали! А что сделает он? С ней и не с ней?

Видел ли он это, когда заносил ее в квартиру и в ее комнату? Не раздел, да. Но… Только ли, поэтому? Потому же, почему не хотела «открываться» она и раздеваться! Или еще и потому, что он знает, так как все видел. И просто, не хотел… «Мараться» и «грязниться» об нее!

Она никогда не видела его обнаженным, хотя бы по пояс. И не была уверена, в наличии «знаков», «тех» или «иных». Да и каких либо! «Определивших» бы его, как… Демона!

Но на ней-то, они были. Были на Владе и… Никите. Но, что такое, парни. Тем более, его парни, к которым он привык. Его же «сыновья»! И девочка. Девушка! «Дочь»! Которая, ко всему, и по «большей части», ангел! Которой, и которому, запрещено «такое» и «не такое»! «Подобное» и «не подобное». Все, что «очернило» бы ее, как… «Светлячка». «Отемнило» б его! Вполне, уместно!

Он же будет, наверняка, в ярости. Не столько, из-за самого «рисунка», сколько из-за его нанесения и… «Насильственного», не стоит забывать! О роли «его», в ее жизни и о том, куда она может «покатиться». Стоит ей, только выдвинуть предположение. О схожести всего «этого», с теми самыми статьями. С которых она, так и не «слезла», а еще… Держит в «закладках»!

«Думающая и молчащая»! Не худший ли «микс»? Учитывая, что она, вполне, могла думать и «в правильном направлении». Но и ничего не предпринимать, опять! Подвергать себя, и всех, опасности, снова! Но вместо этого, она думает о том, в каком состоянии. Точнее – «не состоянии». Будет находиться Александр.

И как ей этого не хочется, чтобы он был в горести. В горечи и отвращении. А после… В ярости! В «жгучей» и «сжигающей». Равно, как «холодящей» и «замораживающей», все и вся.

Тут, девушка вспомнила и про Женю, который так похож на Александра в «этом». Именно, в «этом». Где, если бы он сам убил всех врачей, причинивших боль его, только рожденному и новорожденному, малышу. Исключительно, для дыхания и жизни. Но какая разница? Если рядом, он. Отец! И видит «так», как видит. Как хочет видеть, лишь он. И головы, там явно никому было не сносить! А Александр…

Дело, не только в ее первых «шагах» в детстве и в рисовании. Где она «мазала все», кроме холста. И в основном же, себя. А где она падала и получала синяки или ранку. Сама! Он же, был готов деревья жечь, с их ветвями и корнями. Посмевшие попасться ей на бегу и «покуситься» на его «бриллиант». И вот, она ирония. «Покусились»! Сейчас и теперь! Теперь и навсегда! Вряд ли бы, Роза затевала это, чтобы, после благополучно и под шумок, «снять». Быстрее, чем хотела бы того она или сама София.

– Мне не нравятся эмоции, «сменяющие» друг друга, на твоем лице. И в твоих глазах, – сузил глаза Александр. – Как и чувства, что заставляют тебя сейчас, мелко дрожать и сжиматься. До, почти, неслышимого стука сердца и замедлившегося тока крови! Но я не лезу в твою голову, потому… И только, потому, что знаю. Просто, знаю! А со всем «этим», еще и убедился в «этом». Ты меня убедила! Как и в том, что придет время и ты мне все сама расскажешь. Все! Не сейчас, так позже. Но сейчас же, я спрошу. Точнее… Попрошу, только об одном!

– О чем? – рвано выдохнула девушка, оправляя рубашку.

Незаметно для мужчины, вновь натягивая ее до пальцев и кончиков их… Хотя, казалось бы, зачем? Уже, когда он… Но «на автомате»!

Не мог же и он знать «всего». А то сообщение… Пусть, он и не видел ее «всю», после падения. Но… «Всего», по «чуть-чуть», вполне. Мог «сопоставить» и мог определить места. Да и одежда, не «мягко» и «скромно», не «тонко», «намекала» на «нужные участки».

Как и то, как он ее обнимал. Не стараясь «не обнимать», вовсе и в «определенной части». Он обнимал всю. Обнимал легко и по «всему», стараясь скорее, не задеть оставшиеся синяки и раны. Оставшиеся «очаги поражения»! Не места «тех самых рисунков». Он знал про них! Но не знал, пока и где они. По крайней мере, так думала девушка.

– Что, как сейчас, так и в том случае, ты не соврешь, – голос его наполнился строгостью и серьезностью, «металлом». – Не солжешь и не утаишь ничего. Ничего и никого! Хватит нам тайн, ты понимаешь меня? Поняла?! С этого момента, только чистая и полная… «Полноценная» правда! Какой бы… Еще раз, какой бы она ни была, в общем! И для тебя, в частности. Сама сказала, что все – «субъективно». И если чье-то тебе не кажется «таким ужасным», вполне возможно, что только тебе и «кажется». И именно, что «кажется»! Являясь самым, что ни на есть… И я не знаю всего, да! Как и не видел всего. Но… Честно, не хочу знать. До одури не хочу, веришь?! Но, одновременно, я не «понукаю» тебя на ложь. Я, как и ты, как учил тебя сам, надеюсь, все-таки, на лучшее. Только, готовясь к худшему и «наихудшему»… Со «скрипом», но я постараюсь. Постараюсь подготовиться, хотя это и невозможно. Ни к чему нельзя быть готовым на все «сто». И я не хочу! Ведь, тогда бы это значило, полное признание. И принятие того, что, возможно, Роза сделала и «нанесла» тебе. И как, какое-никакое, а подтверждение и согласие… А я не соглашался, и более того, не отдавал тебя ей на поруки! На «такие» поруки! Чтобы быть спокойным… Я буду «спокойным» настолько, только тогда… Когда выверну ее «наизнанку» и «выпью досуха». «Сожгу» и «развею», здесь же!

– «Пап»!

– Я сделаю это! – рявкнул Александр и, наконец, выдохнул. После пламенной «тирады» на одном духу. – Глазом не моргну! А Совет меня оправдает. Даже и тем более… Без твоего отца! Он смолчит и «замолчит», но будет рад. Будет счастлив, что это сделал именно я. А не ты или твой «брат». Или еще кто-то! Загрустит лишь в моменте, когда поймет, что и не он! Но ему и не положено рук «марать». Не положено меть кровь на них и по локоть. А мне – да! И я с удовольствием исполню «волю божью». Побуду «третьим». «Тем», кем и чьими руками, будет совершен суд. В этот раз, так и быть, побыв твоими «руками божьими». Но только, в этот. «Благостный» и «благой» момент. Я тебе это обещаю!

– Кто-то поминал меня всуе? – донеслось откуда-то сверху мужским голосом и пара тут же взглянула над собой и на лавку. На которой и вниз головой для них, сидел отец Софии, Сергей.

Белый костюм, состоящий из белого пиджака и белой рубашки. Белых брюк и белого галстука. С «иголочки» и по фигуре. Скрывал белый «саван», доходящий до белых лакированных туфель на небольшом квадратном каблуке.

Ничто не могло перебить этот «свет». Так казалось, пока не дойдешь до лица и не встречаешь такие же карие глаза, как у Софии… А точнее, пока не встречаешься с такими же карими глазами, как и у Софии. Передавшимися ей, от него.

«Ежик» темно-каштановых волос, как и глаза, «контрастировали» на общем фоне. Но, куда сильнее, «разнилась» улыбка с общим «статусом фигуры члена Совета». Она была «копией» улыбки Александра. «Такая» же хитрая, озорная и «мальчишеская». С теми же ямочками.

«Сорокапятилетний» – «сорокапятилетнему» – не рознь, определенно. Скулы были не такие «острые» и «точеные», но и щек, как таковых, видно не было. Они были впалые и «оттеняли», как и вся светлая кожа, темно-каштановые широкие брови. Темные ресницы и мощный подбородок, с ямочкой посередине его. Который, к счастью или сожалению, Софии не передался, а был узким и ровным. Возможно, мог бы. Но по мужской линии и сыну.

И у Софии, на мгновение, даже сложилось впечатление, что если бы Александр не был ее «крестным». Несмотря на «разницу в возрасте». Она, вполне, могла бы в него влюбиться. Все-таки, девочки, как ни крути, ищут «схожести» в парне, со своим отцом. Когда мальчики – в девушке, со своей матерью. Но это, явно был не тот случай.

Зато, становилось понятно, почему именно с Александром, у нее была такая «тесная связь». И «близость», как бы это ни звучало. Они, будто «ментально», «судьбоносно» и «кармически», были связаны друг с другом. На всем протяжении времен и даже, когда расставались. Тем более, были вместе. Что они оба, опять-таки, из-за «схожести», никогда не признают. Потому, что даже в «этом». В желании «пообижаться». «Похожи», как никогда. «Ребячество» на двоих! «Внутренние дети» находили и «объединяли» их всегда и везде.

– «Серый»! Явился… – фыркнул Александр, приобнимая девушку за плечи своей правой рукой. И развернув себя и ее, спинами к спинке лавки, уложил е головой на свое правое плечо. – Не запылился!

– Как не пытайся, а «с темы» ты не «съедешь»! – в том же «тоне», «обозначил» Сергей. Бросая внимательный, но в то же время и заинтересованный взгляд, на Софию.

Было похоже на то, что он ее, будто заново «изучает». И «знакомится», впервые. Как будто, впервые и снова. Девушка чуть «скуксилась» под таким вниманием к своей скромной персоне. Но, как и в случае с «активностью», чрезмерной и «наверху», она не придала этому значения.

Видеться раз в месяц, с одной стороны, не так уж и мало, как не видеться совсем. Но и не так уж и много, чтобы не забыть, как выглядит человек. Как выглядел тогда и выглядит сейчас. Она и сама не помнила. Вполне, могла как-то и «измениться». Будь то, прической или стилем в одежде. Могла похудеть! За счет чего и «вытянуться» зрительно. Почему нет? Могло быть? Могло!

– Я видел твои слезы… Но как же приятно было видеть их! Не потому, что я – «садюга». Это тебе и моя дочь прекрасно расскажет. А потому… Что при ней. При моей малышке! Если и есть еще какая-то «степень доверия», то точно «меньше» и «ниже» этого.

– И я ценю это, – улыбнулась девушка, подтирая оставшиеся слезы своей правой рукой. И укладывая обе ладони под голову, удобнее устраиваясь на плече, как в детстве.

Так, она и засыпала. Только, так! Иногда и слева, чтобы слышать его сердцебиение. Опять же, скорее «для галочки», чем «предмет» и «важный орган жизнедеятельности». Как и температура тела! Но в этом, не было никакого смысла. Потому, что Александр, все равно, «подстраивался» под нее. И всегда принимал, ровно такую же позу, как и она. На боку.

Почти прижав колени к груди. Почти, а она – прижав. «Полное погружение» в ее «состояние», он позволить себе не мог. Так как, она, все время, оказывалась у него на коленях и засыпала. А он терпел. Терпел до ее полного «проваливания» в сон, чтобы после – «отвернуть» ее от края, через себя. И разместить на тех же коленях, только на правом боку. «Сидя» и прижимая к себе, засыпал сам. И так, она слышала сердце, куда четче и чутче.

– Попкорн приготовил? Устраивайся «поудобнее», новостей с «горкой» и больше, – «сыто» улыбнулся Александр, обнимая девушку обоими руками за талию. – Начнем с «хорошей». Ты вообще, в курсе? Что твой «сын» станет, в скорости, «отцом»? А ты, за счет этого, «дедом»? «Золоти ручку»! Твои слезы – на «мои»…