Читать книгу Семья. О генеалогии, отцовстве и любви - Дани Шапиро - Страница 5

За сутки до этого я была дома и собиралась в поездку на Западное побережье. На лестнице послышались торопливые шаги Майкла. Было пол-одиннадцатого вечера, а нам затемно предстояло выехать в аэропорт Брэдли[3], чтобы не опоздать на ранний рейс. Я составила список вещей, которые требовалось взять с собой. Я всегда составляю списки, и сборы предстояли основательные. Бюстгальтеры. Трусы. Джинсовая юбка. Полосатый топ. Кофта/куртка? (Посмотреть погоду в СФ.) Я хорошо распознавала настроение мужа по звуку его шагов. В этих было что-то безотлагательное, хотя я и не могла определить, была эта безотлагательность хорошей или плохой. Как бы то ни было, времени на догадки у меня не оставалось. Средства для кожи. Щетка/расческа. Наушники. Он ворвался в кабинет с раскрытым ноутбуком в руках.

– Пришли результаты от Сюзи.

Сюзи – моя сводная сестра, она намного меня старше, дочь моего отца от первого брака. Мы не были близки и пару лет не общались, но не так давно я написала ей, чтобы узнать, не делала ли она когда-либо генетического исследования. Я раньше не интересовалась подобными вещами, но припомнила, что однажды Сюзи обмолвилась, что планирует сделать тест, чтобы выявить риск каких-нибудь наследственных заболеваний. Она работает психоаналитиком в Нью-Йорке и, конечно, держит руку на пульсе всего, что касается медицинских новшеств. Мой мейл застал ее на конференции TED в Банфе. Она тут же ответила, что действительно сделала генетическое исследование, и обещала посмотреть, не сохранились ли результаты у нее в компьютере.

Уже много лет, как наш отец погиб в автомобильной катастрофе: мне было двадцать три, а Сюзи тридцать восемь. Благодаря отцу мы были частью огромного традиционного иудейского клана. Я гордилась историей своей семьи и любила ее. Наш дед был основателем синагоги на Линкольн-сквер, одного из самых престижных ортодоксальных институтов. Наш дядя был президентом Союза ортодоксальных еврейских организаций Америки[4]. Наши бабушки и дедушки стояли у истоков еврейских религиозных общин как в Америке, так и в Израиле. И хотя в сознательном возрасте я вообще не отличалась религиозностью, у меня с детства сохранилось мощное, даже романтическое представление об истории моей семьи.

Прошлой зимой Майкл заинтересовался своими предками, ему захотелось узнать больше о корнях. Он знал о предыдущих поколениях своей семьи гораздо меньше, чем я о своих. У его матери была болезнь Альцгеймера, и не так давно она упала и сломала бедро. Травма вкупе с потерей памяти способствовала резкому и быстрому ухудшению ее состояния. Отец Майкла был физически слаб, но в трезвой памяти. Внезапный интерес мужа к генеалогии был для меня удивителен, но понятен. Майкл надеялся побольше узнать о корнях предков, пока еще жив отец. Он мог бы даже укрепить семейные связи, найди он четвероюродных или пятиюродных братьев и сестер.

«Не хочешь тоже сделать тест? – возможно, спросил он. – Я как раз посылаю заказ на набор для исследования. Всего-то сто баксов». Точно не помню, что именно я ответила. Скорее всего, бросила короткое, произнесенное без выражения, банальное «ну давай», которое я с тем же успехом могла заменить на «спасибо, не надо», а могла просто пожать плечами.

Присланные наборы много дней или даже недель лежали нераспечатанными на кухонной стойке. Они стали частью интерьера, как и растущие стопки книг и журналов, которые копятся до тех пор, пока мы не отвозим их в местную библиотеку. По утрам мы готовили кофе, наливали сок, жарили яичницу. Мы ужинали за кухонным столом. Мы кормили собаку, что-то записывали, составляли списки на доске покупок. Мы разбирали почту, выносили мусор. И все это время наборы оставались запечатанными в своих зелено-белых коробочках с причудливой графикой в виде трехлистного клевера: «РОДОСЛОВНАЯ: ИССЛЕДОВАНИЕ ДНК ДОПОЛНИТ ВАШУ ИСТОРИЮ».

Наконец как-то вечером Майкл распечатал обе коробочки и протянул мне пластиковую пробирку.

– Плюй, – сказал он.

Я почувствовала себя несколько глупо и даже унизительно, но все же наклонилась над пробиркой. Зачем я вообще это делала? В голове бродили разные мысли: не повлияют ли на результат только что съеденная мной баранья отбивная, бокал вина или остатки губной помады? Как только нужное количество слюны собрано, я снова принялась убирать со стола обеденную посуду. Майкл обернул этикетки вокруг обеих пробирок и запаковал их в специальные пакеты, присланные организацией Ancestry.com.

Прошло два месяца, я почти не думала об исследовании ДНК. С головой ушла в правку своей новой книги. Наш сын как раз начал выбирать университет. Майкл работал над новым кинопроектом. Я напрочь забыла об исследовании, пока однажды на почту не пришло электронное письмо с результатами. Результаты нас озадачили. Озадачили – это мягко сказано, но в тот момент я почувствовала себя именно так. Из письма Ancestry.com следовало, что в моей ДНК пятьдесят два процента от восточноевропейских евреев-ашкеназов. Остальное составляла сборная солянка от французов, ирландцев, англичан и немцев. Странно, но мне было не с чем сравнивать результаты. Я не встревожилась. Результаты меня не смутили, хотя процент и показался уж очень низким, если принять во внимание, что все мои предки были евреями из Восточной Европы. Я решила, что разумное объяснение подобному наверняка существует и связано с переселениями народов и войнами за много поколений до меня. Мою уверенность подкрепляло знание о собственном происхождении.

В ящике под телевизором у меня хранится несколько копий документального фильма «Образ перед глазами»[5] о жизни польского местечка до войны. В нем есть архивные кадры, снятые моим дедом во время поездки в 1931 году в Городок, на родину его семьи. Дед, к тому времени владелец преуспевающей ткацкой фабрики, взял с собой в поездку моего прадеда. Фильм еще и потому так мощно действует на современного зрителя, что он понимает, какая судьба вскоре ждет этих мужчин c раздвоенными бородами, женщин в скромной темной одежде, детей, окруживших американских гостей. В чьих-то – дедовских – руках подрагивает камера, а обреченные жители местечка танцуют, их круг все шире. Кадр сменяется, звук стихает – зернистое черно-белое изображение: мои дед и прадед молятся на могиле прапрадеда. Я буквально слышу модуляции их голосов – голосов, которые я никогда не знала, но которые пробирают до костей своей музыкой – дед и прадед читают поминальный кадиш. Дед утирает слезы.

За год до бар-мицвы сына я показала ему эту часть фильма. «Видишь?» Я поставила запись на паузу: на экране застыло изображение старого могильного камня с надписью на иврите. «Вот откуда мы произошли. На этом месте захоронен твой прапрапрадед». Мне было крайне важно, чтобы Джейкоб знал о своем генеалогическом родстве, о той земле, откуда он родом, чтобы ему передались истоки этой духовности и сохранилась связь. Конечно, несколько лет спустя надгробие сровняют с землей. Но в тот момент, запечатленный моими предками на века, я связывала их со своим мальчиком, а его – с ними. Сын не знал моего отца, но я могла по крайней мере предоставить Джейкобу что-то, формирующее воспоминание о нем, то, с чем росла сама: чувство семьи. Он единственный ребенок единственного ребенка, но это было огромной и богатой частью его наследия, которого у него не отнять. Мы смотрели, как мужчины на экране раскачиваются в знакомом ритме, в танце, который я знаю всю свою жизнь.

Вот почему те пятьдесят два процента показались мне довольно странными, только и всего, незначительные и безобидные, как и сами нераспечатанные зелено-белые коробочки. Я решила разобраться во всем, сравнив свою ДНК с результатами Сюзи. И теперь, накануне поездки на Западное побережье, я и мой муж опустились на обитую тканью с гобеленовым рисунком кушетку в моем кабинете. Мы сидели бок о бок, прижавшись друг к другу, и смотрели в экран ноутбука. Позже он расскажет мне, что уже знал то, о чем у меня даже и мысли не было. На стене за нашими спинами висел черно-белый портрет моей бабушки по отцу: расчесанные на прямой пробор и туго собранные на затылке волосы, прямой и спокойный взгляд.

Сравнительный анализ набора M440247 и A765211:

Крупнейший участок = 14,9 сМ[6]

Всего участков > 7cM = 29,6 сМ

Расчетное количество поколений до БОП = 4,5

Для сравнительного анализа было использовано 653 629

ОНП[7]

Сравнение сделано за 0,04538 секунды

– Что это значит? – Я говорила каким-то не своим голосом.

– Вы не сестры.

– Не сводные сестры?

– Вообще не сестры.

– Откуда ты знаешь?

Майкл указал на строку, где рассчитано количество поколений до нашего ближайшего общего предка:

– Вот здесь.

Числа, обозначения, незнакомые термины на экране – непонятный для меня язык. Эти 0,04538 секунды – доля секунды – перевернули мою жизнь. Теперь и навсегда будет «время до». Список вещей. Подготовка к обычной поездке. Портрет бабушки в золоченой раме. В голове прокручивались расчеты. Если Сюзи не была мне сводной сестрой – не была вообще сестрой, – это могло означать одно из двух: или мой отец не был ее отцом, или мой отец не был моим отцом.