Читать книгу Офис-дзен (сборник) - Даниэль Орлов - Страница 7

Ну да, о секретарше. О моей личной, персональной, единоутробной секретарше. Об этой вечно плачущей Ярославне. О её печальной груди и всепрощающих сутулых плечах. Её хотели убить. Её собирались расстрелять во дворе компании. Там, где детские грибочки, детский паравозик из фанеры, бабки на лавочке и пьяницы в кустах. Её уже прислонили к стене трансформаторной будки между надписями «Зенит – чемпион!» и «Санька – хуесос». Её должны были расстрелять тихо, без свидетелей. Не зачитывая приказ и командуя расстрельной бригадой шёпотом. Чтобы не дай боже, кто-то это не увидел и не разразился долгими аплодисментами. Ей бы перед расстрелом даже выдали деньги за неиспользованной отпуск. Какой отпуск? Куда? С кем?!

А тут я пришёл в компанию. О чудо! Открылась вакансия. Разверзлись небесные хляби. И мне отдали её даром. В нагрузку к шкафу с папками-органайзерами. Спустили с четвертого этажа на третий в авоське.

Я напоил её крепким кофе. Я сам приготовил кофе. Сходил в магазин, купил кофе, наладил кофеварку и сварил злодремучий кофе. Я подарил ей зажигалку BIС и пачку дьютифришных сигарет «PRINCE». Я сказал ей: «Вы только не волнуйтесь. Для начала найдите мне дополнительные соглашения по всем договорам за все годы на все объекты». Думал, что занимаю её на три месяца. Утром она сидела с красными глазами, пахла вчерашним свитером и сиплым голосом сообщала в телефонную трубку: «Вас не затруднит оставить координаты? Так будет удобнее для контакта в случае необходимости принять скорое решение по интересующему обе стороны вопросу». У меня на столе убедительно высилась стопка документов с зелеными листочками пояснений. На двери, распятый кнопками, сушился график моих встреч на неделю. И тут я решил, что мне повезло. Мне неожиданно крупно повезло. Я выиграл, даже не сдав карты. Я спустился вниз, дошёл до угла и в магазине «про духи» купил ей флакон Нино Ричи «Любовь в Париже» и дезодорант. Я принёс ей это в бумажном пакетике с логотипом магазина. Принёс и поставил перед ней на стол. И мне стало хорошо. И ей стало хорошо. И нам стало так хорошо, как может стать хорошо двум людям после того, как всё случилось и случилось долго и без удивлений.

И нам было хорошо, пока я не «стал водить девок». А стал я их водить уже на второй день. Девки являются в образе представительниц рекламных агентств, коммерческих директоров контрагентов, начальников отделов аналитики и логистики. Они гримируются под ведущих проектов и просто курьеров. И она ненавидит их всех. Закусывает губу, покрывается красными пятнами, пахнет и ненавидит. Она швыряет телефонную трубку и хлопает дверью. Смотрит на них свысока своих метра пятидесяти четырёх. Она подозревает каждую. Каждую она видит в моей постели. Она примеряет в мою постель всякую женщину, входящую в приёмную. И любая, по её мнению, туда замечательно подходит. И тогда она звонит по телефону несуществующей подруге, отвечающей ей то короткими то длинными гудками, и громко рассказывает о худых жопах и вульгарной помаде, о мерзком смехе и нечистых зубах. И я это слышу. Я же не глухой, чтобы это не слышать. Иной раз и «девки» это слышат. Тогда я краснею и предлагаю кофе. Я предлагаю кофе, который варю сам. Я варю его сам, поскольку если его сварит она, то меня заберут в тюрьму, а её в сумасшедший дом.

Я не хочу в тюрьму. Я хочу на север Франции. Я хочу лежать на траве и на траве же завтракать. Я вижу себя в белом спортивном пиджаке, парусиновых (никогда у меня не было именно парусиновых) штанах и лёгких теннисных туфлях. Что такое эти теннисные туфли? Кеды что ли? Пусть в кедах. У меня даже не будут в них пахнуть резиной ноги. Потому что на севере Франции ноги не могут пахнуть. Они там благоухают. Там всё благоухает. Цветами. Туманами. Красками барбизонской школы. Дымком от барбекю и духами «Любовь в Париже». Хотя нет. Только не этими духами. Теперь любыми другими, только не этими. Иначе у меня случится культурологический шок. А потом шок случится у той, кто попытается этими духами пахнуть. Эта Кто-то будет заламывать руки в постели, а я буду курить у окна и материться по-русски, по-французски, по-английски и даже на мертвом языке древних шумер. Ибо это обидно и несправедливо. Превозмочь столько мук. Вынести столько унижений. Стольких хороших людей послать на хер, чтобы прилететь на север Франции. А тут на тебе…

Но подо мной ещё два этажа. Целых два этажа с кабинетами. И там наверху услышат, и вновь разверзнуться небесные хляби. И я буду готов. И авоська, в которой я спущу эту сверкающую очками королеву Элизабет тоже готова. Заштопана и постирана. И тогда пошлите святые угодники, ей молодого. Другого. Такого же. Но не меня…