Читать книгу Москва слезам не верит - Даниил Мордовцев, Даниил Лукич Мордовцев - Страница 10

Мы опять находим великую княгиню в ее тихом тереме. Там находился и десятилетний княжич Василий со своею мамкою, которая что-то вязала. И разговаривала с княжичем.

– Так ли, соколик, говоришь ты, будто род ваш княжеский от кесаря римского… – засомневалась старая мамушка, заговорщицки посмотрев на великую княгиню, которая ей кивнула в ответ с улыбкою. – Кесарь-то этот, Аугуст[23], еще при Христе Спасе нашем… Во время Его земной жизни еще… жил.

Княжич нетерпеливо вскочил и, достав с полки одну из лежавших на ней рукописей, стал ее быстро перелистывать…

– Вот… – сказал он. – Слушай.

И стал читать медленно, затрудняясь над иными словами:

– «История от древних летописцев о граде Кривиче, еже старая городища, и обывателех того кривичех»… – Постой… – перебил он сам себя. – Это ниже – где об Аугусте. Вот… «Римского кесаря Аугуста, обладавшего всею вселенною, единоначальствовавшего на земле во время первого пришествия на землю Господа Бога, Спаса нашего Иисуса Христа. Сей кесарь Аугуст раздели вселенную братия своей и сродникам, ему же быша приемный брат, именем Прус, а сему Прусу тогда поручено бысть властодержательство в брезех Висле-реке град Мовберок и преславный Гданск, и иные многие города по реку, глаголемую Неман, впадшую, яже зовется и поныне Прусская земля. От сего же «Пруса» семени бысть вышереченный Рюрик и братия его»[24].

– Видишь? – торжествующе посмотрел княжич на мамку. – Так что Рюрик, от которого уже наш княжеский род… и сам был не худа рода…

– И-и! – сокрушенно вздохнула мамка, считая петли. – Великое дело – грамота. Великое!

– А ты, мама, каково роду? – обратился юный ученый к матери.

– Царского, сынок, – ласково отвечала великая княгиня. – Мои деды и прадеды володели Царем-градом, а ныне оным володеют проклятые агаряне[25]. Господь попустил сие за грехи наши.

При воспоминании об утраченной родине и потере могущественной державы, владевшей почти всем миром целые тысячелетия, у великой княгини на глазах показались слезы. Заметив это, юный княжич бросился матери на шею.

– Вот что, мамочка, – лепетал он. – Когда я Божиим соизволением вырасту большой… пущай батя собирает русскую землю… ему не до того… А как я вырасту и войду в силу, я прогоню проклятых агарян и отдам тебе опять Царь-град.

Мать с нежностью обнимала сына и плакала.

– Не плачь, мама золотая моя, не плачь! – горячо говорил мальчик. – Вон онамедни батя чёл книгу «Златый бисер»[26] и сказывал про меня, что я родился под планидой Марс и того ради буду храбр и войнолюбив… Так я точно под тою планидою родился, мама?

– Точно, Васенька, под планидою Марс, двадесять-пятаго того месяца, на самое Благовещение Пресвятой Богородицы.

– Хороший, таково хороший знак, ежели кто рождается в тот день, когда и птица гнезда не вьет, – решила старая мамка.

Княжич быстро выбежал из терема матери и скоро воротился с какой-то книгой в сафьянном переплете.

– Вот, мама, «Златый бисер»: «Понеже некия планиды или звезды суть студени естеством, а некия волглы естеством, то те самыя естества приемлет человек от звезд: который человек студенаго и сухаго естества есть, той молчати любит и не скоро верит тому, что слышит, дондеже испытно уразумеет. А который человек студенаго и волглаго естества, той, что ежели слышит, вскоре высказывает и много глаголет…» А я какого естества, мама? – вдруг спросил он.

– Ты, чаю, сынок, естества студеного и волглого, понеже, что ни услышишь, все выкладываешь и сам с собою болтаешь, а с игрушками у тебя таковы разговоры, что на-поди! – рассмеялась София Фоминишна.

– Правда, правда, матушка княгинюшка, – рассмеялась мамка. – Уж такой-то говоруха княжич! И во сне не молчит, все-то бормочет.

– Полно-ка тебе врать, мамка, – протестовал князек. – Вот ты так без перестани сама с собой бормочешь… А ты слушай дале: «А который человек горячаго и сухаго естества, той есть дерз руками и храбр и имат желание на многия жены и зело непостоянен в любви»…

– О-ох! – вздохнула мамка и тихонько, как бы про себя, прошептала: – Есть, есть таки кобели… А сказано: черного кобеля не вымоешь добела.

Софья Фоминишна, ввиду щекотливых вопросов, затронутых «Златым бисером», свела разговор на другую почву:

– А ты, Васенька, катался ноне на Арапчике, что подарил тебе Махмет-Амин-хан?

– Катался, мама, до самово Успенского собору доезжал, и там меня видел немчин Аристотель: молодец, говорит, княжич, – весело отвечал мальчик.

Но его на этот раз больше занимал «Златый бисер», и он снова начал читать:

– «Сего ради писание поведает: еже планида Марс или рещи Арис горячаго и сухого естества, то которая жена родится под тою планидою, и тая жена бывает дерзка языком и имать желание на многие мужи…»

Вдруг какая-то счастливая мысль осенила маленького чтеца…

– Ты сказывала, мама, что я родился в месяце марте, на Благовещение?.. Так? – спросил он.

– Так, дитятко.

– Под планидою Марс?

– Так, так.

– Того ради я дерз языком и имам желание на многие жены?

– Ох, чтой-то ты такое непутевое мелешь! – накинулась на своего вскормленника старая мамка.

А Софья Фоминишна только рукой махнула и взяла у мальчика «Златый бисер», опасаясь дальнейшего чтения.

В это время на пороге показалась постельница княгини…

– Ты чего, Варварушка?

– Тальянский немчин «арихтыхтан» пришел, – отвечала постельница. – Да с ним тот старичок, что Успенский собор каменьем да лесом снабживал… Лазарь Копытов. Пустить их укажешь, матушка?

– Ах, и Елизар… Пусти, пусти!