Читать книгу Радость блаженства - Дара Преображенская - Страница 13

Когда-то в глубокой древности в Атлантиде существовал город Зеркал. Он отличался тем, что его мастера изготавливали великолепные зеркала, славившиеся на весь мир. Однажды мастера превзошли самих себя. Они сделали зеркало, которое отражало внутренний мир человека.

Люди были поражены, ибо одни, заглянув в Зеркало, видели там себя красивыми, а другие – страшными уродами, хотя в те времена люди были физически развитыми, стройными и крепкими.

Как-то раз некий человек, посмотрев в Зеркало, испугался своего собственного отражения. И тогда он решил заняться духовными практиками.

Он перечитал много книг (ведь тогда тоже были книги), получил посвящения от многих учителей, мастеров и адептов, и уже сам подумывал над тем, чтобы стать учителем.

И вот настал тот день, когда он, наконец-то вернувшись из длительного дальнего путешествия, решился во второй раз заглянуть в Зеркало.

И каково же было его удивление, когда он увидел там снова страшное существо, взирающее на него из другой реальности. Поняв, что он видит перед собой своё изображение, которое стало ещё уродливее, чем раньше; человек опечалился.

– Горе! Горе мне! – воскликнул человек.

Как раз в этот момент среди многочисленной толпы на площади с Зеркалом находился один мудрец.

Он подошёл к удручённому горем человеку и спросил его:

– Что случилось с тобой? Почему на твоём лице столько страдания?

Человек ответил:

– Хорошо, я расскажу тебе свою историю.

Мудрец предложил ему пройти в его хижину, а когда они остались вдвоём, с интересом выслушал рассказ своего гостя.

– Что же мне теперь делать? – спросил человек, когда закончил историю с Зеркалом.

Мудрец улыбнулся и сказал:

– Ты хотел, чтобы книги сделали тебя духовным! Ты думаешь, что духовность – это лёгкий путь, заключающийся в йоговских упражнениях и чтении какой-нибудь мантры с утра до вечера! Тогда ответь мне, что такое «духовное»?

Человек думал, что вопрос мудреца очень лёгкий, ибо раньше он отвечал на множество вопросов, которые задавали ему люди. Однако он только пожал плечами, ведь этот человек не мог чётко дать определение духовному.

– Как же ты тогда учил бы своих будущих учеников! – воскликнул мудрец.

Человеку вдруг стало стыдно за свою гордыню, потому что он понял, что на самом деле он ничего не знает.

– Ты думаешь, – продолжал мудрец, – что духовное и материальное – два разделённых друг от друга понятия. Ты думаешь, что материальный человек плохой, а духовный – хороший? Однако эти два понятия неразделимы друг от друга. Это и есть жизнь, где всё растворено, где – пестрота красок и нет чётких разделительных полос и граней. Это – Жизнь, и она такова, как на Земле, так и на Небе.

После разговора с мудрецом человек вернулся в город Зеркал, обучился ткачеству и стал ткачом. Его ткани особо ценились, так как он своими руками создавал удивительные узоры, доставлявшие людям радость. Каждый день он выходил на реку и восхищался рассветом или закатом Солнца. Если к нему обращался бедняк за помощью, он никогда не отказывал, он просто любил этот мир и был нежен и чуток с ним, и каждый мог обогреться только от одного его присутствия, ибо одних он ободрял, а других успокаивал.

Так прошло некоторое время. Человек даже забыл о существовании Зеркала, и у него исчезло желание заглянуть в него, чтобы увидеть в нём своё отражение. Он просто Жил.

Проходя мимо того Зеркала, человек вдруг увидел там некое красивое ангельское создание. Он был очень удивлён, потому что ему никогда не доводилось созерцать таких великолепных существ. Человек остановился напротив Зеркала и понял, что увидел собственное отражение. Это был он, и никто иной.

И радость потоком хлынула в его сердце.

.

…Мне было стыдно за свой побег. Я не знала, куда себя деть, когда старая служанка Дурга, пышущая гневом, распекала нас перед настоятельницей ашрама.

Я хотела провалиться сквозь землю, стать невидимкой и раствориться в воздухе, чтобы никто даже не подозревал о моём присутствии.

О, нет! Только не это! Что же подумает рани о манерах в нашей семье! Какой позор! Великий Хануман, спаси мою репутацию! Отныне я стану хорошей девочкой и буду всегда слушаться старших.

В комнате было очень темно из-за того, что окна были занавешены фиолетовыми шторами. Они опускались почти до самих полов, по углам стояли курильницы, наполненные благовонными маслами. Курильницы были сделаны из чистого золота в виде четырёх богинь Индии: Сарасвати, Лакшми, Парвати и Радхарани. От них исходил тусклый свет. Пахло сандалом, и от этого запаха немного кружилась голова.

Загадочность во всю эту обстановку добавляла затенённая фигура женщины, которая сидела в самом дальнем углу комнаты. Из-за отсутствия света я не видела лица женщины. Я украдкой посмотрела на Анджану, которая стояла, понурившись, периодически вытирая появляющиеся на глазах слёзы.

– Посудите сами, уважаемая рани, этим наглым девчонкам совсем неведома дисциплина. Если бы я не обнаружила их на развалинах священного храма Ханумана, они бы так и не удосужились придти обратно, чтобы возжечь лампады и вознести славу великим богам. Я осмелюсь предположить, что они бы предпочли провести эту ночь в компании ужасных демонов.

Ужасная Дурга ещё больше пыхтела от гнева, и мне стало по-настоящему страшно.

– Ну, что молчите! Может, что-нибудь скажете в своё оправдание нашей уважаемой рани!

На мгновение мне вдруг показалось, что из затенённой части комнаты исходило удивительное тепло, будто там было понимание и защита.

– Ну, же, отвечайте! Что особенного привело вас в храм Ханумана!

Я не могла вымолвить ни слова, мне казалось, будто мой язык прирос к нёбу. Если я сейчас расскажу о боге обезьян, то я выдам тайну, доверенную мне Анджаной. Как жаль, что я не успела загадать желание, ведь Хануман обязательно бы его исполнил. Увы.

Мне показалось, что женщина в темноте улыбнулась.

– Не сердитесь на мою верную Дургу. На самом деле она добрая и всегда печётся о благе моих воспитанниц.

Смущённая Дурга-деви опустила голову.

– Госпожа, не хвалите меня перед этими недостойными. Я делаю это исключительно в Ваших интересах, чтобы у Вас было больше времени для отдыха. Вы и так сильно устаёте.

– Нет, нет! Разве можно устать, занимаясь любимым делом? Иди, Дурга, поторопи всех на ужин.

– А Вам бы следовало лишить этих двоих вообще ужина. Пусть посидят и подумают, да ещё пусть выльют на себя по ведру воды, чтобы одумались.

Женщина вновь улыбнулась.

– Хорошо, Дурга, я обязательно приму решение. Иди теперь. Мне хотелось бы поговорить с этими новенькими.

Старая женщина вышла, вовсе не желая оставлять нас наедине со своей доброй госпожой.

Слава Великому Хануману! Нам удалось избежать наказания, хотя в следующий раз нужно быть особенно осторожной, если имеешь дело с богами.

Я облегчённо вздохнула. На некоторое время вокруг воцарилось молчание.

– Подойдите ко мне, – вдруг раздалось в темноте.

Мы тихонько подошли. Я видела, что Анджана перестала плакать. Рани Шанти сидела в освещении двух лампад, и теперь я могла ясно разглядеть её лицо.

О, Боже! В области левой щеки там, где должна быть гладкая нежная кожа, уродливым пятном выделялась сплошная корка с морщинистой, напоминающей печёное яблоко кожей. Так обычно бывает при ожогах, как случилось однажды с нашей служанкой Шери.

Её рука обгорела от внезапно вылившегося на её кисть кипящего масла. Я помнила, как сильно кричала в тот день бедная Шери, будто раненое дикое животное.

После этого происшествия Шери постоянно прятала свою кисть, стесняясь своего уродства, и мы её очень жалели.

Я только на один миг представила себе, как же сильно, должно быть, стеснялась этой ужасной корки, обезображивающей её лицо, настоятельница ашрама рани Шанти, что мне стало не по себе. Бедная рани Шанти! Должно быть, она очень сильно страдала, уединившись где-нибудь в тени цветов своего большого сада, чтобы никто не видел её в этот момент. Бедная, бедная Шанти!

Наверное, слёзы проступили на моих глазах, потому что рани обратилась ко мне:

– Тебе страшно? Не бойся, я стараюсь никому не показывать своего лица, ибо люди привыкли отождествлять красоту тела и души. Поверь мне, это не так. Бывает, что тело совершенно, а душа черна, или наоборот, душа красива, а тело….Не мне судить обо всём, что касается меня. Но я стараюсь соответствовать своим представлениям о прекрасном. Вы хотите знать, что привело меня сюда на лоно природы? Садитесь, я расскажу вам свою историю.

Анджана и я присели возле рани. Через несколько минут после молчания я услышала завораживающий голос рани Шанти. Она говорила спокойно, как-то отстранёно, словно речь шла совсем о другом человеке, наблюдаемом со стороны. Но она говорила о себе.

– Это произошло пятнадцать лет назад, когда я была совсем юной, и меня хотели выдать замуж за одного человека. Мы жили большой семьёй в родовом поместье. Мой отец раджа Дхармендра был очень влиятельным человеком в правительстве Индии. Наш замок был сожжён англичанами или, возможно, людьми, симпатизирующими им. Я до сих пор не знаю, кто были эти люди. Быть может сейчас, много лет спустя, они живут в Дели или Бомбее и выглядят вполне приличными гражданами моей страны. Кто знает. Но в ту ночь моя семья погибла, а мне чудом удалось спастись, потому что я выпрыгнула из окна. Я поняла, что одной мне не справиться и убежала в город, чтобы позвать за помощью.

Рани Шанти вновь замолчала и продолжала уже сдавленным голосом.

– Когда я вернулась с несколькими людьми, которые несли воду, было уже поздно. Слишком поздно! В ту ночь мне хотелось умереть, быть похороненной заживо. Я убежала в джунгли и долгое время скрывалась от мира.

– И Вы так и не вышли замуж? – спросила Анджана, всё это время с интересом слушавшая рассказ рани.

– Мой жених и его семья хотели приютить меня, дать приют бездомной сироте, но… – рани Шанти задула один из светильников, и в комнате стало совершенно темно.

Возможно, она сделала это для того, чтобы скрыть обезображивающий шрам на своём лице.

– Но я не хотела и не могла принять их жалость. Мне казалось, что это чувство само по себе унизительно.

– И Вы ушли в лес?

Рани кивнула:

– Да. Я знаю, сегодня вы были в храме Ханумана. Я также знаю, что вам посчастливилось увидеть самого бога обезьян.

Анджана, раскрыв рот от удивления, посмотрела на настоятельницу ашрама.

– Госпожа, оказывается, Вы тоже знали, как и мы, о существовании старого храма?

– Бог Хануман помог мне однажды. Мне довелось ночевать под сводами храма, потому что вокруг не было ни единого намёка на жильё, а в ту ночь выдался сильный дождь после долгой засухи. Я уснула прямо на ступеньках трона Великого Ханумана. Мне приснился сон, в котором сам Хануман обратился ко мне. Он сказал: «Иди к людям, ведь они нуждаются в тебе, в твоей мудрости и твоём видении жизни. Подари им частицу своей мудрости». Когда я проснулась, был уже день, и ярко светило Солнце. Я сразу же вспомнила о своём сне, но не могла понять, что значили слова Ханумана. Мне очень захотелось есть, поэтому я пошла в город. Там было много лавок, где торговцы продавали хлеб, молоко, фрукты, сладости. Но кто обратит внимание на бездомную обезображенную девушку, у которой не было ни одного пайса, ни одной рупии? Люди казались такими злыми, такими озабоченными своими проблемами и жаждой наживы. Я подумала, если бы они были мудрыми, если бы они жили в гармонии с природой, то мир был бы намного счастливее, чем он предстал передо мной. И тогда я поняла смысл наставления Ханумана.

– И Вам удалось построить такой большой ашрам? – спросила я.

– Да, конечно, ведь моего отца помнили в парламенте. Меня поддержали его друзья, к тому же у моего отца была солидная сумма в банке.

– А госпожа Дурга?

– О, хвала всем богам Индии, она – добродетельная женщина. Она пожелала во всём следовать за мной, так как у неё, как и у меня не осталось никого в этом мире.

Рани Шанти вновь замолчала. В отблесках единственной лампады я видела, как она взяла лежавший на блюдце медный колокольчик и позвонила в него.

Вскоре дверь в тёмную комнату открылась, и на пороге появилась незнакомая мне женщина.

– Джоти, проводи девочек к ужину и позаботься о том, чтобы их сытно накормили, – произнесла рани Шанти.

– Слушаюсь, госпожа.

Вошедшая поклонилась, а я заметила в этот момент, что рани подмигнула нам.

– Надеюсь, тайна о старом храме останется между нами, – сказала она.

Мы улыбнулись ей в ответ, ведь в её взгляде было столько тепла и доброты.

– Да, госпожа.

Когда Анджана со служанкой вышли, настоятельница взяла меня за руку и подвела к себе. Я заметила, как блеснули жемчужные бусы на её шее. У неё была красивая длинная шея, как у самой богини Радхарани. Её глаза были такими же красивыми живыми и искренними, как лотосоподобные очи матушки Яшоды.

– Тебя ведь зовут Шачи? – произнесла настоятельница, – Шачидеви Бхатти?

– Да, госпожа.

– Я помню твою сестру Шивани, которая училась здесь. Добрая и трудолюбивая девушка.

Мне стало стыдно, потому что когда обычно говорили о достоинствах Шивани, подразумевали мои недостатки – дерзость и крутой нрав. Однако, посмотрев в добрые глаза рани Шанти, я поняла, что мои предположения ошибочны.

– Твоя няня, уважаемая Гарба, говорила, что ты любишь рисовать. Это так, Шачи-деви?

– Да, когда Шивани выходила замуж, я рисовала свадебные узоры на её теле.

Рани улыбнулась:

– Надеюсь, твоя сестра будет счастлива. Идём со мной, я хочу тебе кое-что показать.

Рани Шанти завела меня за ширму, которую я не сразу заметила, вовсе не предполагая, что здесь ещё может быть другая комната внутри первой.

Собственно, это была вовсе не комната, а всего лишь маленькое пространство с единственным секретером. На стене висела фотография в дорогой раме какого-то человека средних лет в чалме. Фотография была украшена свежей гирляндой из роз. Рани порылась в ящиках секретера, словно что-то искала. Наконец, она протянула мне совершенно новенькую коробку.

– Держи, Шачи-деви.

– Что это?

– То, что делает наш мир ярче и прекраснее.

Я осторожно открыла коробку. Это были акварельные краски разных цветов и оттенков. Они были аккуратно упакованы в деревянные стаканчики, на каждом из которых были сделаны надписи на бенгали: красный, жёлтый, оранжевый, зелёный, голубой, синий, фиолетовый, чёрный, коричневый, бежевый, розовый, изумрудный. Здесь же лежали настоящие кисти.

– Шачи-деви, эти краски – твои.

Я была смущена, сбита с толку. Сама рани Шанти, настоятельница ашрама, которую я не так давно боялась, дарит мне краски!

– Няня Амина говорила, что неприлично брать дорогие подарки.

– Наверное, твоя няня имела в виду совсем другое. Это не просто подарок, Шачи, и это не я дарю его тебе, а боги. Они раскрашивают небеса и землю. И ты, как маленькая богиня, также будешь помогать им в этом. Завтра мы пойдём на реку Маханади, и ты увидишь, как Солнце готовится ко сну. Ты хочешь понаблюдать за этим великим чудом?

Рани Шанти склонилась надо мной и нежно похлопала меня по плечу.

– Да, госпожа.

…Столовая представляла собой отдельное здание из бамбука. Вместо столов вдоль стен располагались настилы, потому что принимать пищу нужно было сидя в соответствии с древними обычаями. Всё было освещено масляными лампадами, от этого воздух внутри столовой всегда благоухал сандалом или ароматами роз.

Служанки в белых льняных сари ставили перед тобой плошку из листьев бамбука. Затем две служанки подносили ведро и накладывали в плошку какое-то зеленоватое полугустое полужидкое варево, от которого пахло куркумой. После этого служанки в белом следовали дальше до тех пор, пока все девочки не получали по плошке с варевом.

Еда была довольно простой, и слава Всевышнему, нам было позволено пользоваться ложками, как это делали ненавистные англичане. К тому же, в любое время ты могла позволить себе полакомиться фруктами, которые находились в больших глиняных вазах.

К счастью, мне досталось место рядом с Анджаной. Несколько высоких воспитательниц ходили вдоль столовой и присматривали за нами. Одна из них с довольно толстой книгой сидела в центре и читала на санскрите выдержки из «Махабхараты». Слышался лишь стук ложек о бамбуковые плошки.

Воспитанниц было много, я обратила внимание на то, что все они были представительницами разных социальных слоёв: от дочерей богатых и уважаемых семейств Индии, как я, до детей обычных крестьян из близлежащих деревень. Я слышала, другие ашрамы никогда не принимали бедных, но ашрам рани Шанти тем и отличался от остальных, что здесь не делалось никакого различия между бедными и богатыми, все девочки находились в одинаковых условиях. Возможно, поэтому у рани Шанти было столько недоброжелателей среди вновь народившейся индийской аристократии. Но рани всегда была ровной и спокойной, ведь её имя означало «спокойствие», «созерцание».

Часть воспитанниц была одета в красные сари, часть – в синие, часть – в жёлтые, а новички носили сари других цветов, как я и Анджана. Даже в столовой эти четыре группы сидели отдельно друг от друга.

Я спросила об этом Анджану, шепнув ей на ухо результат своих наблюдений.

– Почему все в разных сари?

– Потому что есть три ступени: начальная, средняя и высшая. Те, кто прошли начальную ступень, одевают красные сари, средняя ступень – синие сари, а высшая – жёлтые.

– Высшая ступень… – как заворожённая повторила я за Анджаной.

– Говорят, тот, кто прошёл высшую ступень, очень многое знает и владеет своими чувствами, а также может общаться с богами.

– А почему же ты не носишь красное сари? – спросила я.

– Потому что из-за своей болезни я не прошла начальную ступень.

Ах, как бы мне хотелось всё знать и научиться общаться с богами! Я думала, не переставая о словах Анджаны, когда легла спать и почти погрузилась в сон.

Во сне мне снова приснился мой белый храм с огромным куполом на вершине горы. Старая женщина в белом одеянии с интересом посмотрела на меня и спросила:

– Что привело тебя сюда, Шачи-деви?

– Не знаю, – ответила я.

– Ты знаешь, ты всё знаешь, просто не можешь сказать.

Солнце ослепительными лучами коснулось мрамора стен, и от этого разноцветные блики заиграли на них. Такая чистота и свет, которую я никогда ещё не видела.

– Шачидеви, – вдруг услышала я, – в храме Ханумана ты не успела загадать желание. Подумай о нём сейчас. Что бы ты хотела?

– Что бы я хотела? Чтобы моя сестра Шивани была счастлива, чтобы Лакшми научилась танцевать, чтобы бабушка Ведавари долго-долго жила.

Старая женщина улыбнулась:

– А себе? Что бы ты хотела себе?

Я проснулась от каких-то очень громких звуков. Это звонили колокольчики в храме Вайю – бога ветров, говорившие о том, что ночь прошла, и пора вставать.

«Что бы ты хотела себе?» – прозвучало внутри моей головы.

Мой сон был вновь неожиданно прерван, и я очень сожалела об этом.