Читать книгу Не путать с Доминиканской Республикой. Повести и рассказы - Дарья Гущина-Валикова - Страница 10

Денёк не ахти – слишком много облаков и ветра, и народу на пляже негусто. Я, однако, валяюсь тут с утра, изучая закупленную для Сергеева прессу, – он приступит к ней вечером. Он велит покупать тут всё подряд, даже толстые журналы – они хоть и выписаны в Москве, но когда теперь попадут ему в руки! А читать их и впрямь можно от корки до корки – пошла лавина такого, что я начинаю даваться диву по-настоящему…

Газеты и тонкие журналы приходится обкладывать камешками, чтобы не улетели… Так вот, надо сказать, – Сергеева уже пару-другую раз резко зацепили; на моей памяти такого ещё не было! Но самое интересное – в другом месте его фамилия в, наоборот, весьма положительном контексте, стоит в одном ряду с такими птицами, которым раньше он считался не товарищ. Да, видать перестройка в СП набирает обороты, – потому и пошли такие игры, не разбери-поймёшь со стороны. А что сам Сергеев – тоже неясно. Видит, что в отношении к нему намечается такой неожиданный крен, или не обратил пока должного внимания? Или – обратил, и даже принимает этот новый расклад? Судя по некоторым мелочам, – верно последнее. Странно всё это… Хотя, разве менее странно, что я вдруг стала придавать этому значение? Ну какая, в конце концов, разница? Разве не останется Сергеев Сергеевым при любых раскладах? Так что все эти мои домыслы – исключительно от здешнего безделья…

Я поднимаю глаза от «Литературки», и – о, что я вижу! Навстречу бредёт, болтая в руках босоножками, ступая босыми узкими аристократическими ступнями по серым коктебельским камешкам, – Катерина-свет-Адриановна, в штанах-бананах цвета морской волны и обманчиво-простенькой белой маечке-футболочке, натянутой прямо на голое тело – что ж, это она может себе позволить… (С нею – два каких-то хмыря, совершенно в её тени стушевавшихся.) Упоминание о лучшем произведении тривиально, но без него не обойтись: Катька – действительно самое лучшее произведение знаменитого прозаика Адриана Сергеева. Даже чисто визуально – просто ведь непостижимо, как от такого мрачно-заросшего, мешковатого, прокуренного, – как от этого, выразился бы Карманников, козла, могло произойти столь ангелоподобное, юное, прекрасное?

У Катьки удивительно чистая кожа и длинные волосы совершенно медового цвета (она ни разу их не красила, ну разве что моет осветляющими шампунями из валютного магазина!); один глаз – зелёный, другой – светло-карий. И всё-таки, всё-таки, – она, конечно, чем-то неуловима похожа на папеньку.

– Ты здесь одна? – ласково спрашивает Катька, искренне улыбаясь мне, морю, солнцу, Карадагу, своим хмырям, что взирают на неё с робким и преданным обожанием.

Она называет мне их имена, а им – моё; но они, к их несомненному сожалению, торопятся, и посему отчаливают в свой Дом творчества.

Катька час назад прибыла на автобусе аж из Ялты, куда, в свою очередь, её подкинули на машине знакомые из закрытого города Севастополя, где она провела полдня то ли по заданию редакции, то ли по просьбе Сергеева… Как существо на редкость уравновешенное и довольное жизнью таковой, какова она есть, Катька одинаково прекрасно себя чувствует везде и всюду: принимая ли солнечные ванны на Балатонах и Адриатиках, съезжая ли на горных лыжах по склонам заснеженных Карпат, путешествуя с дружками автостопом по равнинам русского Севера или вот сейчас, посетив дорогого папашку в этом пропылённом, запущенном, но по-своему милом посёлочке.

Она пришла за мной: надо срочно идти на дачу готовить обед, потому как выяснилось, что вот-вот должны заявиться какие-то гости, писателя из всё того же их творческого Дома.

Видать, с прибытием Катьки начинается период некоторого оживления!