Читать книгу Не путать с Доминиканской Республикой. Повести и рассказы - Дарья Гущина-Валикова - Страница 6

В почтовом ящике вместе с газетами – конверты. Устала я, надо сказать, сегодня от писем… Отпирая дверь, слышу телефонную трель. Бросив почту на табуретку в прихожей, хватаю трубку. Моя тётка Маргарита. Она случайно оказалась тут, неподалёку от дома, а посему зайдёт сейчас проверить, всё ли у меня в порядке.

Я раздеваюсь, включаю обогреватель и беру первый конверт. Оренбургская область. Видать, Пётр Петрович, старый агроном и отцовский почитатель – больше некому. Так и есть – уже поздравляет с приближающимися майскими праздниками; он всегда делает это загодя, не доверяя почте. Всякие трогательные пожелания завершаются сакраментальным: «Дальнейших успехов Вам в публикации отцовского наследия!». Эх, милый Пётр Петрович! Отец мой «широко известен в узких кругах», но никто из этих самых кругов… Звонок в дверь.

– Полиция нравов! – объявляет Маргарита с порога.

После этого традиционного приветствия она влетает в квартиру подобно шаровой молнии, сходу замечает, что пора включить лампу, не читать в темноте, а вот занавески, по её мнению, надо уже стирать; затем обследует холодильник и делает мне небольшой выговор за то, что я не варю себе суп.

Маргарита – младшая мамина сестра, она старше меня на восемнадцать лет, но мы с ней на ты.

– Сергеев что, уехал?

– Послезавтра. Я у него была сегодня.

– Ну, и чего хорошего сказал на прощанье?

– Штаны мне хотел привезти. – Я тут же спохватываюсь: зачем сказала? – ибо тётка тут же просекает:

– Хотел?

– Ну, я говорю – да не надо…

– Что значит – не надо?!

– Ну ладно, Рит, мои ещё ничего, – умоляюще бормочу я, невольно капитулируя перед её грозно вопрошающим взором. – Главное, с какой стати?..

Тут на меня должен обрушиться шквал – и он обрушивается. Аргументы и факты мне давно известны наизусть: с его миллиардами; было б удивительно, если бы он не спросил; ты ненормальная – сколько стоят джинсы здесь, сколько там и сколько он тебе платит; да для всех это в порядке вещей, и так далее, и тому…

Я молчу – возражать бессмысленно. И прежде всего потому, что – беру ведь, беру всё это барахло, что перепадает… А всё мой жалкий ничтожный характер!

Наконец она отправляется в ванную покурить. Я беру в руки другой конверт – большой, белый, с печатями. Всё с ним мне ясно, и можно было бы не торопиться его вскрывать, – но я машинально делаю это.

Уважаемая товарищ Морокова!

Мы познакомились с присланными Вами стихотворениями и сочли возможным рекомендовать редакционной коллегии альманаха следующие стихотворения: «Ещё недавнее», «Отрочество», «Непутёвое лето».

Если редколлегия одобрит эти стихи, то они будут напечатаны, а Вы, соответственно, поставлены в известность.

Всего наилучшего!

Старший редактор…………………..

Составитель…………………………

И внизу – приписка от руки: P.S. К сожалению, редколлегией стихи не одобрены.

– Надо же, прогресс, – ехидно произносит возвратившаяся Маргарита, отобрав и прочитав приговор. – До самой редколлегии дошло, кто бы мог подумать! «Отрочество» могли бы и сразу откинуть, – продолжает она, перелистывая отвергнутые творения. – Такие сопли развела – для тебя совсем не характерно. Совершенно не твоё стихотворение! Так, а тут чего это они подчёркивают: «чей лепесток с лиловым кантом, цветочек гибнет на полу»? Обыкновенная ведь инверсия – или я чего-нибудь не понимаю?

Она редактирует научно-технические тексты, но, по-моему, – вполне могла бы поэтические.

– Ну так что, и дальше будешь дурака валять? – следует, наконец, её вывод.

Тётка восседает в кресле в позе народного судьи, а я пришибленно лежу на диване. Мне приходится упредить поток её новых инвектив скороговоркой:

– Ну, отстань, Маргарита, я же сказала: к нему – ни за что на свете…

Это, кажется, мой самый последний бастион, и я должна костьми лечь…

– Господи, да ведь не сам же он станет куда-то там тебя двигать – очень ему это нужно! Он просто отправит тебя к какому-нибудь нормальному человеку, к которому ты сама бы с улицы никогда не пробилась. А тот бы уже решал, стоит с тобой иметь дело, или – не доросла, вот и всё! Ты же сама прекрасно знаешь, что абсолютно все сначала заручаются чьей-то поддержкой – это ж вполне естественно! Только так и можно пытаться эту стену преодолеть. А ты детский сад изображаешь!

– К кому угодно, только не к нему!

– Ах ты, боже мой, какая щепетильность!.. Ну, хорошо – давай к кому-нибудь из друзей отцовых. Ведь не Егоров же твой тебе пробиться поможет – он тебя в лучшем случае в многотиражку тиснет. К празднику. Молчишь?.. Молчи, молчи. А, между прочим, ты заметила – это расхожее утверждение, будто все молодые поэты первую книжку издают только к сорока годам – уже вроде несколько… как бы это… перестало соответствовать действительности? Вон, посмотри, – у Олеси Николаевой, например, первая книжка вышла в двадцать пять лет!

– Это что, – вяло отбиваюсь я, – а у Ники Турбиной она – в восемь лет вышла…

Маргарита не удостаивает мой выпад ответом, резюмировав:

– Тебе же с твоими дурацкими комплексами её не выпустить и к пятидесяти! И виновата в этом будешь только ты сама!

– Сама, сама, – покорно соглашаюсь я.

Как всегда, с Маргаритой невозможно не согласиться…