Читать книгу Креативное агентство «Шумер» - Дарья Лебедева - Страница 4

Во второй половине III тысячелетия до нашей эры в Шумере трудились несколько тысяч профессиональных писцов. Писцы могли быть мужчинами или женщинами, младшими или старшими, царскими или храмовыми, узкоспециализированными или широкого профиля, высокой или низкой квалификации. Иные достигали общественных высот и занимали значимые государственные должности, остальные занимались обычными повседневными бумажками и документами. Писцы всякие нужны, писцы разные важны.

В современной России, по слухам, насчитывается примерно тридцать пять миллионов офисных работников, но на самом деле нас словно звезд на небе, песчинок в пустыне, нас невозможно сосчитать. Мы тоже бываем младшими и старшими, крутыми спецами и бездарными просиживателями штанов, но молва объединяет нас в группу, именуемую «офисный планктон». Глина сменилась бумагой и монитором, стилусы – клавиатурой, но мы все так же переписываем табличку за табличкой. Прежде всего крупные города – богатые, влиятельные, «жирненькие» – привлекают в свои просторные светлые офисы клерков со всей страны. В Шумере одним из самых могущественных и процветающих городов-государств в свое время был Лагаш: там строились дворцы, храмы и дороги, тротуары выкладывались плиткой, там скапливались богатства, туда стекались обращенные в рабство пленные, там жили влиятельные чиновники и жрецы, а документы фиксировали победы, успехи, реформы, законы и божественные благословения.

В таком вот Лагаше, городе-государстве и столице нашей родины, живу и я – ничем не примечательный писец и рядовой конторский служащий.

Моя судьба была предопределена. Я ходила в школу, чтобы поступить в институт, а после пополнить ряды писчей братии богини Нисабы. Она служит писцом у великих богов, а мы – у богов помельче, называемых бизнесменами. Все происходило одинаково: в школе, в институте, в офисе день начинался с завтрака, потом дорога, потом глиняные таблички: учебные – в школе, посложнее – в институте, отчеты, планы, статьи – на работе. Окончив рабочий день, я иду домой. Что ждет меня дома? Пиво, сериал и уныние. Что будет завтра? Все то же. Утром пораньше надо встать, чтобы не опоздать. Учитель поставит в угол, преподаватель не засчитает посещение, начальник отругает и оштрафует.

Так и проходит наша жизнь с тех пор, как изобрели письменность, чтобы считать деньги. Да, дело в том, что не во имя поэзии, а ради результативного хозяйствования и эффективной экономики, планирования расходов и учета доходов изобрел человек закорючки, из которых теперь складываются презентации, email-рассылки, мотивирующие речи, продающие тексты, описания товаров и услуг, пресс-релизы, коммерческие предложения и посты для социальных сетей.

Мы – офисный планктон, офисный компост и офисная плесень, рабы на зарплате с фиксированной жизнью. Все в нашей жизни регламентировано, взвешено и точно отмерено: время для работы и отдыха, зарплата, премия, KPI и рыночная стоимость. Мы товар – и сами себя продаем. Нас покупают и сгоняют в офисы, в которых мы трудимся с десяти до семи плюс-минус час.

Здесь двери, столы, чахлые лианы и фикусы, кулер в углу, принтер, из которого вылезает теплая бумага (я грею об нее холодные даже летом руки, потому что кондиционер, доводящий температуру помещения до пещерной, тоже обязательный атрибут этого мира). Я пришла сюда сразу из школы. Училась в институте на вечернем и работала. Пыталась вырваться, но ничего не получалось: откуда‐то надо брать деньги на одежду, еду, оплату коммунальных услуг, поездки. Остальные, кто смог увернуться, не попасть в эту ловушку, живут и так. Как? Не знаю. Это совсем другой мир – мир свободных людей, которые пьют вино в кафе в четыре дня, проснувшись часа за три до этого. Которые одеты, накормлены, обеспечены ноутбуками и смартфонами, ездят по городам и странам, но не работают в офисе. Спят по утрам. Могут приходить на концерты, начинающиеся в шесть. Заранее, чтобы занять место. Гулять в парках в будни.

Я смотрю на них и не понимаю, как им удается жить вне этого вечного коридора. Знакомый ушел с работы полтора года назад. Я бы и месяца не протянула. А у него новый айфон, он съездил в Сочи и в Турцию. Как? На что? Возможно, дело не в деньгах. Дело в судьбе. Я не могу уйти отсюда – даже если захочу. Говорят, жизнь можно очистить от накопивших в ней несправедливости, боли и зла, вернув себя, как говорили шумеры, «в материнское лоно», то есть в исходное состояние. Многим дана эта возможность, но нам, наемным труженикам, боги присудили освобождение только на пенсии. А пока ты хоть чуточку бодр и способен работать, ты никогда не вырвешься из офисных коридоров и безотрадных опенспейсов, где утром зарождается тихий шорох клавиатуры, потом разрастается, присоединяются голоса, шум чайника, запах пережженного кофе, чьи‐то ссоры, чей‐то смех. Длится, длится и постепенно стихает. К восьми вечера снова остается только шорох. Потом последний офисный шумер уходит домой. Гаснет свет, наступает тишина.

Наших видно сразу, словно клеймо на них. Вот группа коллег, вижу их в автобусе – после работы вместе едут до метро. Болтают, смеются – а в другие дни устало распределяются по салону, садятся, встают у потемневшего окна, затыкают уши плеером и молчат. В метро – я мысленно вижу их – доезжают каждый до своей, коротко прощаются, выходят из вагона. Кто‐то проезжает вместе еще пару остановок по кольцу. А кто‐то все едет и едет – везунчик, которому удалось найти работу на своей ветке, пусть и на другом ее конце. Воспитанники мудрого бога Энки, служители великой богини Нисабы, а по пятницам – веселой и пьяной Нинкаси, на самом деле мы служим тем, кто выдает нам зарплату и милостиво дает отпуска, прощает маленькие ошибки и не увольняет за большие факапы. Они наши Энлиль и Ан, ради них мы жертвуем девятью часами в день с понедельника по пятницу.

Так вот, в пятницу, изрядно опоздав, я пробираюсь к своему столу, пока остальные, как зомби, не отрываясь смотрят в свои мониторы. Наташа Авченко с бешеной скоростью долбит по клавишам, проговаривая слова шепотом: «…волосами. Ультрапитательный уход, обогащенный незаменимыми полиненасыщенными жирными омега-кислотами три, шесть и девять, обладает интенсивным питательным и восстанавливающим…»

Тут она замечает меня:

– О, пришла! Тебя Леша искал.

Черт. Черт, черт, черт. Набираю Леше, другой рукой быстренько открывая первые попавшиеся файлы на компе, чтобы выглядело, будто я тут давно.

– Аня, да, привет, – манерно, чуть растягивая слова, и так, словно у него вечный гайморит, приветствует меня босс. – Я хотел спросить, успел ли Юра сделать презентацию перед отъездом. Он тебе ее не оставлял? Не выкладывал куда‐нибудь на общий диск?

– Нет, – честно отвечаю я, умалчивая, что он поручил эту работу мне.

Леша горестно вздыхает, как умеет только он.

– Жаль. Ладно. Ничего, – потом, помолчав, добавляет: – Знаешь, тот фотограф, который должен был выйти в понедельник… Он отказался. Мы снова в поиске. Надеюсь, в течение следующей недели найдем кого‐нибудь. В общем, работай, – и вешает трубку.

Ха-ха-ха-ха! Радуется и ликует моя душа. Иду курить на полчасика. Потом можно будет еще сварить кофейку и смаковать его, глядя в ежедневник.

Лайфхак № 1

Сделать обложку, имитирующую переплет ежедневника, обернуть ею книжку. Сидеть на работе и спокойно читать, делая вид, что тупишь в записи. Иногда для правдоподобия можно брать карандаш и черкать что‐нибудь на полях. Например, написать «Как же всё задолбало, блин!» или нарисовать цветочек.