Читать книгу Радужная Топь - Дарья Зарубина - Страница 33
Книга первая. Ведьма
31
Оглавление– Что делать?
Мысли путались, и только одна пульсировала в висках: «Что делать?»
– Переждали бы вы, – прогудел хозяин постоялого двора, грузный немолодой палочник, с отеческой теплотой глядя на юношу-книжника. – Гроза будет.
– Дай мне лошадь, – упрямо повторил Тадек, а в голове вновь вспыхнуло молнией: «Что же делать?»
– Нету лошадей, – словно ребенку втолковывал палочник. – Да и разве ж можно в такую дорогу пускаться, когда полнеба заволокло.
– Никаких денег не пожалею! – не унимался молодой человек. Служанка принесла большое блюдо, доверху наполненное жареными потрошками, щедро посыпанными зеленью, и запах заставил желудок Тадека сердито заворчать на упрямого хозяина.
– Поешьте, отдохните, – твердил свое дородный хозяин постоялого двора. – Будет день, и лошадки будут.
– Нет у меня дня! – почти выкрикнул Тадеуш. – Есть у тебя лошади, есть! Сколько хочешь заплачу…
Хозяин собрался было снова пуститься в увещевания, но, оглядев богатую одежду гостя, промолчал. Знать, прикидывал в уме, сколько можно взять с парня за коня.
– Десять золотом. Согласен? – поторопил его Тадеуш.
– По рукам, – отозвался хозяин. И Тадеуш потянулся к поясу за кошельком, и тотчас лицо его посерело, а в глазах появился страх, а следом за ним – гнев.
Кошелька не было. Тадек попытался припомнить, где в последний раз расплачивался, и уверился, что в деревеньке, где он оставил мальчика-слугу, кошелек был при нем. Мальчик не вынес утомительной скачки и едва не выпал без чувств из седла, и Тадеушу пришлось бросить его у деревенского старосты, щедро заплатив старику за хлопоты. Был кошелек. Знать, старый мошенник-словник срезал. Заговорил зубы, паскуда, и облапошил. Несчастье сулил, чтоб Землица ему ноги приломала…
Видно, по лицу парня понял хозяин-палочник, что не все ладно. За долгие годы научился он различать, у которого в кошельке звенит золотишко, а у кого ложь, вошь да медный грош.
– Покажи-ка денежки, сынок, – вкрадчиво спросил он, глядя в тревожные глаза Тадека.
– Сейчас, дядюшка, – стараясь казаться веселым, ответил Тадеуш и потянул с плеча суму, однако вместо того, чтобы вытащить из нее кошелек, рванул свою книгу, занес над головой, и белые змейки-молнии тотчас зароились вдоль корешка и обреза.
Но хозяин, привычный к разным посетителям, ничуть не испугался отчаянного книжника.
– Янек, Маньо! – крикнул он, и два дюжих паренька тотчас словно выросли из-под земли, и на концах их посохов заплясали искры.
Тадек опустил книгу и почувствовал, как вина и безысходность железными когтями вцепляются в его душу.
– Прости, добрый человек, – только и смог сказать он, в изнеможении опустился на колени и закрыл лицо руками.
– Ну, ну, – словно и не заметив, что гость едва не напал на него, хозяин ласково похлопал парня по плечу, – иди с миром. А если захочешь остаться на ночь, то мне вполне сгодится твой плащ…
Тадеуш устало стащил с плеч плащ и подал его хозяину. Янек и Маньо испарились точно так же, как появились, исчезла и служанка с дымящимся блюдом. Какой-то лохматый пес подошел и улегся рядом с Тадеком и начал придирчиво обнюхивать его суму.
«Без лошади и денег до Бялого засветло не добраться, да и к завтрему не поспеть. Не видать тебе твоей ласточки. Уж она верно мужняя жена», – шепнул над ухом здравый смысл. Сердце мучительно сжалось, выдавив на глаза непрошеные слезы, а в голове вновь заворочалась все та же навязчивая мысль: «Как быть? А может, все-таки сумела выгадать Эленька отсрочку. Ведь знает, что не отступится, приедет ее Тадек…»
В одно мгновение вскочил на ноги, подхватил с земли книгу и…
В глазах потемнело, переворотилось в одно мгновение, и в щеку впилась колкая щетина травы.
– Эк, дурень, – сквозь наплывающее беспамятство услышал Тадек над собой голос трактирщика. – Помрет, так тебя, а с тобой и меня вздернет князь – любо-дорого…
– Так он, того… – гнусаво забубнил незнакомый голос, – книжкой ворожить хотел… Уж замахнулся…
– А ты, дубовая башка, за книгу оглоблей? Нечего сказать, ровен обмен… Посмотри-ка у него в карманах…
Тадек попытался пошевелиться, открыть глаза, и темнота тотчас навалилась, опутала вязкими тенетами, оплела пушистыми паучьими лапами. И в этой влажной гулкой темноте осталась лишь одна, последняя, мысль:
