Читать книгу Король Островов - Дебби Маццука - Страница 2

О да, Лахлан был уверен, что эта проклятая женщина имела свое мнение о том, что ему следует делать. Разве когда-нибудь бывало по-другому? Эванджелина была занозой в его королевской заднице, однако, подумал он, глядя в ее сияющие фиалковые глаза и отмечая ее горячность, она симпатичная. И если быть честным, то колкости, которые знойная красавица целенаправленно бросала в его адрес, были приятным разнообразием среди поклонов и расшаркиваний, которые уже начали ему надоедать.

Решив, что, пожалуй, еще немного поиграет на ее нервах, он откинулся в кресле и сложил руки на груди.

– Да, дядя, я давно привык, что она открыто высказывает свое мнение, когда речь идет обо мне. Но удивляюсь, почему ты считаешь, что мне будет интересно его услышать.

Не секрет, что его дядя придавал большое значение тому, что должна была сказать Эванджелина. Он слышал, что с ней не следует шутить, ведь даже Иский, обладающий мощной магией, по-видимому, преклонялся перед ее силой – но это не означает, что и Лахлан тоже. В конце концов, он король – король Фэй.

При этой мысли он усмехнулся. Уже более двух лет он носил этот титул, но и по сей день Лахлану не верилось, что он принял на себя эту роль. Он вырос, презирая фэй – человек, которого он считал своим отцом, позаботился об этом – и скрывая, что происходит из фэй. Но секрет Лахлана был раскрыт кучкой аристократов-сатанистов. Они держали его в заложниках, мучили его, выкачали из него кровь в надежде использовать его магию, чтобы освободить из преисподней темные силы.

Магия, с презрением подумал Лахлан. Единственная магия, которой он обладал, исходила от его меча, и его рука непроизвольно сомкнулась на украшенной драгоценными камнями рукоятке.

– Эванджелина, – откашлялся дядя, – быть может, ты расскажешь моему племяннику, что ты узнала?

– Лорд Бэна и его брат Эруин готовятся свергнуть тебя, – сообщила она своим мелодичным голосом.

Лахлана чертовски раздосадовало, что ее голос, казалось, гипнотизировал его даже тогда, когда слетавшие с ее губ слова предназначались для того, чтобы уколоть или унизить его. Он взглянул на Иския, но тот лишь пожал узкими плечами.

– Нет, ты ошибаешься, они… – Лахлан замолчал, решив не говорить ей, что доверенные советники его покойного отца были его постоянными компаньонами. Они вместе обходили питейные заведения, играли в карты и наслаждались богатыми прелестями покладистых женщин, в большом количестве имевшихся в его дворце. Эванджелина и так уже считала его распутным грубияном, который занимается только тем, что ищет для себя удовольствия, и он не собирался добавлять еще одну стрелу в ее колчан.

В своей обычной высокомерной манере она подняла красиво очерченную черную бровь.

– Ты ошибаешься, – повторил Лахлан. – А кроме того, откуда тебе знать? Ты же не посещала Волшебные острова. – Он обратился к Богу, моля о небольшой милости: достаточно того, что он был вынужден терпеть Эванджелину во время заседаний Совета и в Льюисе на семейных встречах. Как бы часто он ни просил Сирену, жену брата, сделать ему одолжение, она никогда не забывала приглашать Эванджелину на праздники. Для Лахлана было несчастьем, что эти две женщины оказались лучшими подругами.

– До меня дошли слухи, – в качестве объяснения ответила Эванджелина, при этом избегая его взгляда, и тогда он понял, что она лжет. Однако прежде чем Лахлан успел задать свой вопрос, она спросила: – Сирена не сказала тебе о неприятностях, которые ей доставили эти люди?

Жена его брата, которую Лахлан одно время считал своей единокровной сестрой, а позже выяснил, что она его кузина, когда-то управляла Волшебными островами.

– Нет, но даже если бы и сказала, я не понимаю, какое отношение Бэна и Эруин имеют к моей женитьбе на сестре Магнуса.

Эванджелина вздохнула.

– Они ставят под сомнение твою способность управлять и полагают, что тебе нужно, чтобы кто-то со способностями к волшебству стоял с тобой рядом. И сестра Магнуса прекрасно подходит. А еще одна выгода от этого союза заключается в том, что король Фэй – Крайний Север больше не будет чувствовать себя обязанным поддерживать претензии Димтри получить доступ к Святыням справедливых.

Димтри и Магнус завидовали могущественным святыням, которыми обладал Фэй – Волшебные острова, – меч Лахлана, драгоценный камень, щит и копье, – и утверждали, что имеют на них такие же права, как Острова.

– У меня есть мой меч. Это вся магия, в которой я нуждаюсь. И я не позволю Магнусу диктовать мне. Если я решу жениться, то сам выберу себе жену.

Лахлан услышал, как Эванджелина заскрежетала зубами.

– Этого недостаточно. Ты в ответственности за безопасность своих подданных. Без магии ты оставляешь и себя, и их беззащитными.

– Эванджелина, я пару раз сражался с ним, – Гейбриел указал кубком на Лахлана, – и могу заверить тебя, что твои опасения беспочвенны.

Лахлан улыбкой поблагодарил его.

– Я согласен. Ты, как всегда, преувеличиваешь опасность, Эванджелина, – сказал Бродерик.

– Вынужден не согласиться, Бродерик. Думаю, ее беспокойство обоснованно. Лахлан, я попросил Эванджелину составить список подходящих невест и представить его тебе на рассмотрение.

– Она впустую потратит время. Я…

Подняв руку, Роуэн остановил его возражение.

– Ты лишь наполовину фэй, племянник. Самый лучший способ воспрепятствовать тем, кто хочет свергнуть тебя, – это взять в жены чистокровную фэй. А что касается Магнуса, то я отправлю ему послание, уведомляющее, что ты изменил свою точку зрения и его сестра Джоранн среди женщин, из которых ты выбираешь. Это даст нам время найти другой способ сохранить его верность, если ты не выберешь его сестру.

– Ты не можешь заставить меня, Роуэн, – процедил Лахлан сквозь плотно стиснутые зубы. Он не хотел жениться, и будь он проклят, если позволит кому-либо указывать ему. Меньше всего ему нужна женщина, требующая его внимания, его любви.

– Как верховный правитель, безусловно, могу.

Улыбка играла на губах Эванджелины, ее тонкие черты светились удовольствием, и у Лахлана возникло искушение задушить вмешивающуюся не в свое дело девицу. Взгляд Эванджелины скользнул к его мечу, и ее улыбка стала еще шире. Лахлан тоже посмотрел вниз на клинок, испускавший красное свечение, и нахмурился. Что же все-таки такого интересного в его мече? Когда он отправлялся в Королевство Смертных, Сирена смотрела точно так же, и, пока не успевала отвести взгляд, он ловил у нее в глазах печальное выражение.

– Роуэн, это обязательно, чтобы предполагаемая невеста была королевской крови? – с задумчивым выражением на обветренном лице спросил Иский и, разгладив серебряную бороду длиной до колен, перевел взгляд с Лахлана на Эванджелину.

У Лахлана кровь застыла в жилах. Женитьба – это уже скверно, но о женитьбе на Эванджелине не могло быть и речи, эта женщина не даст ему ни минуты покоя. Если он когда-нибудь женится, это будет брак по расчету, а от брака с Эванджелиной нельзя ждать никакой выгоды.

Лахлан не успел отговорить своего наставника от этой идеи, потому что в зал ворвался волшебник Морфесса. В развевающейся мантии он широкими шагами шел к столу, обвинительно указывая пальцем на дочь.

– Стража, арестуйте ее. Немедленно! – выкрикнул он, когда двое мужчин, следовавших позади него, в нерешительности остановились и растерянно огляделись, отыскивая Роуэна.

Лахлан в изумлении наблюдал, как неукротимая Эванджелина съежилась перед яростью своего отца, краски исчезли с ее застывшего лица. Он слышал рассказы о том, что отец ненавидит ее, но до этого момента сомневался в их правдивости.

– Морфесса, что это значит? – потребовал ответа Роуэн, жестом веля страже занять свои места у стены.

– Не защищай ее, мой господин! Спроси, что она делала сегодня в лесу. Спроси у нее!

– Эванджелина? – повернулся к ней на троне Роуэн.

– Я практиковалась в своей магии, мой господин, только и всего.

Лахлан заметил, как побелели косточки ее изящных пальцев, которыми она крепко держалась за спинку трона Роуэна, как у нее слегка дрожит пухлая нижняя губа от старания сохранить притворное спокойствие.

– Лгунья! Ты такая же лживая, злобная тварь, как твоя мать! – Морфесса пришел в бешенство, его тело сотрясалось от ярости.

Страдальческое выражение затуманило глаза Эванджелины, она выглядела хрупкой, беззащитной, так не похожей на ту женщину, которую знал Лахлан, и у него внутри все сжалось. Он слишком хорошо знал, каково это иметь отца, который тебя ненавидит. Александр Маклауд, человек, с которым Лахлан вырос, считая его своим отцом, ненавидел его, презирал за то, что в нем течет кровь фэй, презирал настолько, что пытался убить. Если бы не брат Эйдан, в ту дождливую ночь Лахлан умер бы на скалах, но вместо этого сам Александр нашел свою смерть. Лахлан прогнал воспоминания.

Морфесса зарычал, его руки сжались в кулаки, и Лахлан, желая защитить Эванджелину, вскочил с кресла, так что волшебник, в то же мгновение бросившийся на нее, наткнулся на Лахлана и лишился возможности приготовиться к удару. Однако из-за стремительного движения Морфессы Лахлан потерял равновесие. Пока Лахлан старался снова твердо стать на ноги, Морфесса метнулся мимо него к Эванджелине, крепко схватил ее за мантию и оттащил от трона Роуэна так быстро, что дядя Лахлана не успел его остановить.

Став между двумя мощными волшебниками – Лахлан на мгновение почувствовал благодарность за то, что в зале наложен запрет на магию, – он отдернул руку Морфессы от шеи Эванджелины и оттолкнул его.

– Прекрати, Морфесса! – прогремел Роуэн, обходя трон, но тот ничего не слышал.

Морфесса боднул Лахлана опущенной головой, и от удара, пришедшегося в живот, Лахлан отлетел. Он услышал испуганный вздох Эванджелины и звук ее падения на пол, но прежде чем он успел повернуться, чтобы помочь ей, волшебник снова двинулся на него, и Лахлан нанес ему удар кулаком в живот. Краем глаза Лахлан видел, что Гейбриел и Бродерик спокойно попивают свой эль. Они понимали, что ему не требуется их помощь и он ее не хочет. Удовольствие обуздать безумца принадлежало только ему.

Морфесса с криком ярости снова бросился на Лахлана. Скривив губы в презрительной улыбке, Лахлан занес руку и с размаху ударил волшебника кулаком в челюсть. У Морфессы закатились глаза, и он упал бы на пол, если бы не Гейбриел, который вскочил с кресла и подхватил его.

Потирая покрасневшие костяшки пальцев, Лахлан обернулся к Эванджелине, которой Роуэн помогал подняться с пола.

– Ты в порядке?

– Да, – кивнула она и, расправив свою шелковую мантию, взглянула на него. – Спасибо тебе.

Оттуда, куда на мраморный пол Гейбриел положил Морфессу, раздался стон, и Лахлан, взглянув, увидел, что волшебник старается сесть.

– Я тебя видел. – Потирая челюсть, Морфесса пронзил дочь злобным взглядом. – Я знаю, что ты делала. Я слышал, какое заклинание ты произносила.

Услышав подавленный вздох Эванджелины, Лахлан снова обернулся к ней и, положив руки ей на плечи, сказал:

– Садись.

Не обращая внимания на возражение, которое Эванджелина пробормотала, он бережно усадил ее в кресло, а Иский, жестом попросив одного из присутствовавших слуг принести ей чашку медового напитка, похлопал ее по руке.

– Сядь в кресло, Морфесса, – приказал Роуэн, подбородком сделав знак стражам, которые подхватили волшебника и усадили его в кресло у дальнего конца стола. – Итак, ты расскажешь мне, что нашло на тебя и почему ты набросился на свою… Эванджелину.

– Она проникла сквозь преграду между королевствами! – сердито прорычал Морфесса.

Возмущенные взгляды стражников и слуг приветствовали обвинение волшебника. Лахлан почувствовал, как у него под руками застыли плечи Эванджелины.

Увидев боковым зрением, что Иский, перебирая бороду между большим и указательным пальцами, внимательно смотрит на него и Эванджелину, Лахлан пробурчал проклятие и опустил руки по бокам.

– Полно, сейчас не существует волшебника с такой магической энергией. И ты полагаешь, я поверю, что Эванджелина способна это сделать? – заговорил Роуэн.

С того места, где стоял Лахлан, ему было видно, что у нее на высоких скулах выступили розовые пятна, и ослепительно белые зубы беспокойно покусывали пухлую нижнюю губу.

Проклятие. Она это сделала.

Он перехватил взгляд своего наставника, и Иский почти незаметно поднял плечо. Значит, он тоже заметил реакцию Эванджелины. Лахлан решил предоставить своему наставнику решать, разоблачать ее или нет. Его не оставляла мысль, что когда-нибудь он сможет использовать это знание себе на пользу, но он надеялся, что его молчание все же не обернется для него еще одним уколом в зад.

– Эванджелина, обвинение, выдвинутое против тебя твоим от… Морфессой, очень серьезно. Что ты можешь сказать в свое оправдание?

– Мой господин, – прокашлявшись, отвечала Эванджелина, – единственная магия, которой я пользовалась, – это та, что защищает Королевство Фэй. Я никогда бы не вызвала магию, которая может подвергнуть всех риску.

Она молодец, решил Лахлан, поразмыслив над ее ответом, ни признания, ни отрицания, и заинтересовался, как далеко собирается зайти с вопросами его дядя.

– Если у тебя нет доказательства, Морфесса, то с этим делом покончено. Ты обязан принести Эванджелине извинение.

Удивившись, что дядя больше ни о чем не спрашивает, Лахлан повернулся, чтобы взглянуть на него. Было ли в отношениях между Роуэном и Эванджелиной что-то еще, кроме того, что он знал? Лахлан нахмурился, ощутив напряжение. Но его реакция, безусловно, никак не была связана с мыслью, что дядя, возможно, спит с ней. Он помрачнел, когда, словно в ответ, его напряжение еще усилилось – и обрадовался, когда Морфесса отвлек его.

Волшебник вскочил из-за стола, опрокинув на пол кресло.

– Роуэн, почему ты не видишь, кто она есть на самом деле? – взмолился он, а затем, безнадежно покачав головой, запустил руку в черные, до плеч волосы. – Нет, не трудись отвечать. Я знаю почему. Она околдовала тебя так же, как ее мать околдовала меня.

– Я защищаю ее, потому что ты, Морфесса, никогда этого не делал. Ты позволил своей ненависти к ее матери ослепить тебя и…

– Нет, ты ошибаешься! И настанет день, когда ты поймешь, что я был прав, только будет уже слишком поздно. Она погубит нас, как когда-то погубила ее мать. – Бросив на дочь последний уничтожающий взгляд, Морфесса вышел из зала.

Гейбриел и Бродерик смотрели в свои кубки, и по их лицам ничего нельзя было определить, чего нельзя сказать о стражниках и слугах. По скрытным мрачным взглядам, которые они бросали в сторону Эванджелины, было совершенно понятно, что они верят обвинению Морфессы. Так как она была дочерью Андоры, большинство фэй ненавидели ее и продолжали винить Эванджелину за действия ее матери.

Лахлан не понимал, как она день изо дня терпела всеобщее презрение, и чувствовал, что его отношение к ней смягчается, но он быстро прогнал неуместную сентиментальность, напомнив себе, что с первого момента их знакомства она стала бельмом у него на глазу.

– Если все позволят мне, мой господин, я вернусь к себе, чтобы подготовить список подходящих невест для твоего племянника.

От ее заявления все сострадание улетучивалось так же быстро, как она уходила из зала заседаний.

Эванджелина, сидевшая за письменным столом в своих крошечных апартаментах, расположенных в башне дворца, скомкала кусок пергамента и, бросив его на пол, раздраженно фыркнула, увидев, какая высокая куча образовалась у ее стола. Но достаточно было щелчка пальцев, чтобы свидетельства ее неудачи исчезли – если бы только она могла так же освободить свои мысли от Лахлана; образ этого невероятно красивого горца в последние два дня полностью завладел ее мозгом.

Эванджелина коснулась плеча в том месте, где лежала его рука, и от воспоминания о его успокаивающем прикосновении ощутила, как у нее сжался низ живота.

– Ты становишься смешной, позволяя простому проявлению доброты так действовать на тебя, – вполголоса проворчала она. Возможно, ее реакция объясняется тем, что очень немногие были добры к ней. Что удивительного в том, что она, привыкшая к постоянному осуждению фэй, так восприняла его действия? Но теперь, после пламенного обвинения Морфессы, о ней будут злословить еще сильнее.

Как бы много ни значила для нее поддержка Роуэна, его слова вряд ли способны оказать влияние на фэй. Эванджелина проклинала Морфессу за то, что он загнал ее в угол, вынудив солгать Роуэну, человеку, который всегда был ей больше отцом, чем сам Морфесса. Но теперь ничего не поделать. Она должна была проверить пределы своих возможностей и убедиться, что если камни станут непригодными, то найдутся другие способы спасения. И кроме того, она вовсе не использовала свою магию во вред фэй.

У нее внутри все сжалось, когда она вспомнила, как черные завитки змеями пробирались сквозь чистый свет ее магии, а голос подстрекал ее выступить против фэй. Эванджелина выбросила из головы это воспоминание – помрачение, вот что это было, и не важно, кем Морфесса заставлял ее считать саму себя, – и вернулась к насущным делам.

Постукивая себя гусиным пером по сжатым губам, Эванджелина снова взялась подбирать для племянника Роуэна подходящую невесту.

Сердясь на себя, Эванджелина бросила на стол перо и потерла виски, чтобы избавиться от пульсирующей тупой боли. Быть может, не следует слишком торопиться, ведь она сама видела красное свечение его меча. Несомненно, если мужчина, который держит свои эмоции под таким строгим контролем, мог чувствовать гнев, то постепенно его можно заставить чувствовать что-то и к своим подданным. А что касается отсутствия у него магии, она всегда готова предложить свои услуги.

Что нашло на нее? В Лахлане Маклауде представлено все, что она ненавидит в мужчинах. Он волокита – мужчина, который только и знает, что потакает своим испорченным наклонностям, мужчина, который проводит лучшую часть своей жизни, ненавидя фэй. И хуже всего, он похож на своего отца, короля Аруона. Нет, она не позволит своим мыслям идти в этом направлении.

Взглянув вниз на чернильные пятна, на месте которых перед этим были написаны имена, Эванджелина скомкала пергамент и поняла, что ей необходим глоток свежего воздуха. Последние два дня она провела у себя в комнате, стараясь выполнить свою задачу. Можно было бы поболтать с Искием, подумала Эванджелина, ведь, в конце концов, никто не знает короля Волшебных островов так хорошо, как его наставник. От мысли провести время с Искием у нее поднялось настроение, и, убеждая себя, что это никак не связано с возможностью снова увидеть Лахлана, Эванджелина вышла из своей комнаты.

Через несколько мгновений она уже стояла в глубине леса Волшебных островов. Ее взгляд был обращен к дворцу Лахлана, выстроенному на самой вершине горы, которая погружала долину в тень, и искрящемуся на полуденном солнце. Быть может, ей сначала следует пойти туда, ведь скорее всего Иский именно там, подумала Эванджелина, а если она случайно встретится с Лахланом, то может должным образом поблагодарить его за то, что он пришел ей на помощь. Она машинально пригладила волосы и только потом осознала, что сделала. О небеса, она прихорашивается! Раздраженно выдохнув, Эванджелина решительным шагом направилась к коттеджу Иския. Проходя через лес, она подумала, что он странно тихий, а листья слишком громко шуршат под ее туфлями. У нее по спине побежали мурашки тревоги, и она ускорила шаг.

Свернув на мощенную камнем дорожку, Эванджелина резко остановилась, и сердце подскочило у нее к горлу – дверь в коттедж Иския была сорвана с петель и, расколотая, валялась на лесной земле.

– Иский! – окликнула она волшебника, а потом, споткнувшись о дощатую дверь, но удержавшись на ногах, бросилась внутрь. Перед ее испуганным взглядом предстала картина настоящего разгрома: личные вещи Иския были раскиданы по всей небольшой комнате, мебель вдребезги разбита и выброшена из коттеджа.

С нарастающим чувством тревоги Эванджелина оттолкнула в сторону поломанный стул и в углу комнаты за перевернутым диваном заметила розовую атласную туфлю – Аврора. Беспокоясь об Искии, Эванджелина забыла о маленькой волшебнице, которую он обучал. Постаравшись успокоить прерывистое дыхание и взять себя в руки, Эванджелина, предполагая, что может увидеть, опустилась на колени и заглянула за диван. Гнев смешался в ней со страхом, когда она увидела неподвижно лежащую маленькую девочку, связанную и в кандалах. Силой своей магии Эванджелина заставила голубой диван перелететь через комнату, а потом осторожно, чтобы не дотронуться до толстых звеньев цепи – железо лишает магию силы, – потянулась щекой к бескровным губам Авроры. Теплое дыхание ребенка коснулось ее лица, и Эванджелина с облегчением расслабила плечи. Она мгновенно распознала слабый запах, защекотавший ей ноздри, – Аврору напоили сонным зельем. Первой заботой Эванджелины было освободить ребенка от цепей, которые забирали у девочки ее энергию, и она сконцентрировалась на заклинании, чтобы убрать их.

Эванджелина держала руки ладонями вниз в нескольких дюймах над маленьким телом Авроры, ее магия бурлила, но не оказывала желаемого действия. Тот, кто заковал в цепи маленькую волшебницу, установил вокруг нее несколько запретов. Интересно, подумала она, не Иский ли наложил запреты, стремясь, чтобы девочка не последовала за ним или не попыталась обезвредить тех, кто похитил его. Если это так, то, значит, он создал еще и защитный барьер между Авророй и железом, и поэтому Эванджелина не могла мгновенно преодолеть запрет. Помня об этом, она, снова призвав свою силу, послала в цепи поток белого света – толстые железные кольца лопнули и по мановению ее руки исчезли.

Вызвав магией кубок, Эванджелина наполнила его снадобьем, нейтрализующим действие снотворного, и, опустившись на колени возле Авроры, прижала край кубка к ее губам.

– Просыпайся! – внушала она, убирая белокурые локоны с ангельского личика ребенка. – Вот так, – сказала она, когда маленькая девочка подняла веки.

Облизнув бледные губы, Аврора прищурилась, словно старалась сфокусировать зрение, и Эванджелина осторожно наклонила кубок. Девочка жадно выпила до дна снадобье и, оттолкнув кубок, подняла к Эванджелине взгляд небесно-голубых глаз.

– Ты спасла Иския? – Ее голос был похож на хриплое карканье.

Эванджелина прикусила губу. Зная, как девочка привязана к своему воспитателю, она сожалела, что не может уберечь ее от правды, но ей нужны были любые сведения, и она покачала головой.

– Ты можешь сказать мне, кто его похитил?

Аврора кивнула и, с трудом сглотнув, сказала:

– Они с Крайнего Севера, король Магнус и его люди.

Эванджелина едва совладала с гневом. Она всегда знала, что этот глупец Маклауд поставит под угрозу фэй. Он отказал Магнусу, не подумав о последствиях, и теперь вот что вышло. Ей хотелось задушить этого большого осла или по крайней мере вложить ему хотя бы немного ума.

– Не волнуйся, Аврора, я верну его. – Просунув руку под спину девочки, Эванджелина помогла ей сесть и, заметив, что дрожь сотрясает хрупкое тельце, сказала: – Отдохни немного, а потом мы пойдем во дворец.

Они пойдут во дворец, отлично; значит, глупый король из первых уст узнает, чего стоит им его безрассудное решение. Эванджелина провела руками по лицу. Как он мог быть таким недотепой, что позволил похитить своего волшебника прямо у себя из-под носа? Где были часовые? Почему периметр леса не под запретом, не охраняется? Увлекшись своими внутренними тирадами, Эванджелина не заметила, что Аврора теперь стоит на коленях перед ней, вытянув детские ручонки по обе стороны от ее лица. Понимая, что ни один секрет нельзя утаить от подающей надежды пророчицы, Эванджелина почувствовала панику и попыталась отстраниться, но невозможно было уйти от гипнотизирующего воздействия разноцветных искр, вращающихся в глазах маленькой волшебницы.

Усталым голосом старой женщины Аврора провозгласила:

– Глубоко в тебе бушует битва: добро против зла, свет против тьмы. Одолей свои страхи, иначе зло возьмет верх, и как фэй, так и смертные заплатят свою цену.

Холод сковал руки и ноги Эванджелины, она словно приросла к деревянному полу. Ребенок увидел внутри ее зло, высказал вслух самый большой страх Эванджелины. Все это время ее отец был прав. Закрыв глаза, Эванджелина боролась с тяжелым отчаянием, грозившим парализовать ее. Но сейчас у нее не было времени разбираться, она не поможет Искии, если поддастся своему страху.

А Иский нуждается в ней.

Фэй нуждаются в ней.

Если Магнусу удастся сломить Иския и узнать его секреты заклинания магического оружия такой мощи, как меч Нуады, Фэй – Волшебные острова будет уничтожен.

Аврора убрала руки от лица Эванджелины, глаза ребенка снова приобрели свой естественный цвет, и девочка, прищурившись, посмотрела вверх на Эванджелину. Затолкав пророчество в темный уголок своей души, Эванджелина, пошатываясь, встала на ноги и, помогая подняться Авроре, напомнила себе, что ребенок никогда не помнит слов, которые произносит, находясь в трансе.

Значит, пока что тайне Эванджелины ничего не грозит.