Читать книгу Сын гадюки - Денис Анисимов - Страница 9

Бескрайние саванны – место, куда никто из куроки не ходит без веской причины. Похороны соплеменника – достаточно серьезный повод, чтобы ступить на территорию царства львов, аллигаторов и ядовитых тварей. Между куроки и львами существует негласная договоренность: люди отдают своих мертвых соплеменников на съедение королям саванн, чтобы те не приходили за живыми.

Так было задумано природой, что львы оказались на вершине пищевой цепи. Этот вид ест всех остальных, а его – никто. Поддерживая свой статус королей среди хищников, они регулярно нападают на всех животных, обитающих в этой местности. Когда куроки поселились на теплом краю Баобабовой рощи, львы стали наведываться к ним раз в несколько месяцев: они убивали пару человек и уносили их тела.

Основатель племени Кичи в преклонном возрасте завещал после смерти скормить свое тело львам, а затем проследить, как скоро они наведаются в деревню. Соплеменники выполнили наказ вождя.

Львы не появлялись дольше обычного раза в два. Люди начали относить все трупы соплеменников в саванны, оставляя их на одной и той же поляне. С тех пор как это стало традицией, короли саванн забыли дорогу в поселение куроки. Про умерших стали говорить: «Пришел его черед кормить львов».

На этот раз пришел черед Чаушина. Племя провожало его в последний путь. Позади людей вышагивало стадо бизонов с Чингисханом во главе. Четверо охотников несли на плечах бамбуковые носилки с мертвым телом.

Согласно традиции, на ритуальной поляне кладут носилки. Люди стоят вокруг и скорбят об усопшем, пока не появятся львы. Но в этот раз львиный прайд уже ждал людей. Увидев, что звери на месте, куроки пошли в сторону деревни сразу, как только носилки опустились на землю. Лишь Тэхи никуда не собиралась. Она села рядом с телом сына и попросила оставить ее здесь, чтобы покинуть Мир живых вслед за Чаушином. Никто не попытался ей помешать или отговорить. Она имела такое право, все это понимали. Люди отходили от поляны все дальше, львы подбирались все ближе. Тэхи зажмурилась и обхватила голову руками в ожидании того, как острые клыки начнут рвать ее на части.

Двумя часами ранее, когда Уомбли, Тэхи и Мека молча сидели в хижине Сына гадюки, ожидая исхода битвы с Аскуком, в Междумирье Чаушин беспомощно барахтался в брюхе гигантского змея. Он вонзил кинжал в голову врага, но сам провалился прямиком в пищевод. Рана кровоточила. Змей захлебывался собственной кровью, в которой тонул и его сын. Нужно вырезать путь наружу, вспоров брюхо Аскука, но нечем. Кинжал остался в нёбе гигантского змея. Извиваясь в предсмертной агонии, Царь змей ломал кости проглоченной жертвы, перемалывая их на мелкие осколки. Боль была невыносимой. Чаушин и Аскук умирали медленно и мучительно.

Можно ли считать Чаушина победителем в этой битве? Добрая половина мира духов сказала бы, что это даже не битва. Так, мелкая стычка. Но раз один дух умер от руки другого, в игру вступают правила Междумирья: победитель получает силу и мудрость побежденного. За кем числится победа, всегда решает Междумирье, и оно выбрало Чаушина за то, что тот первый нанес смертельное ранение. Хотя какой прок с этой победы, когда жизнь уже закончилась?

Аскук прекратил корчиться. Взгляд его потух. Рядом с телом гигантского змея из ниоткуда появился жнец, слуга смерти. Жнецов легко узнать по черному балахону с большим капюшоном, полностью скрывающими их тела и лица. Когда кто-то умирает, жнецы тут как тут. Они открывают портал в Мир мертвых.

– Пора! – сказал жнец, вытянув вперед руку.

Костлявые пальцы, обтянутые бледной, как мел, кожей, сжимали горловину больших песочных часов. Последняя песчинка упала в нижнюю чашу. Под гигантским змеем раскрылась огромная воронка темно-синей энергии.

Портал затягивал в Мир мертвых Аскука и застрявшего в его желудке Чаушина. Сын гадюки не понимал, что происходит. Боль прекратилась. Его тело больше ничего не сковывало, потому что тела он уже не имел. Чаушин чувствовал себя бесконечно маленькой точкой. Эта точка ничего не могла, лишь переживать проносящиеся задом наперед воспоминания. Он ясно видел всю свою жизнь от падения в пасть Аскука до первого вздоха в Мире живых.

Без чьих-либо подсказок стало очевидно: так происходит прощание с только что утраченной жизнью. Еще раз окинуть взглядом произошедшее за почти много лет, и все, финал…

И перед тем самым финалом Междумирье выполнило свои обязательства – передало победителю мудрость побежденного. Чистое сознание Чаушина за один бесконечно малый миг пережило яркую вспышку опыта длиной несколько тысяч лет.

Царь змей был не просто древним духом – его история началась на заре зарождения жизни в Иной Вселенной. Аскук был крохотным червем, плавающим в океанических глубинах Мира живых, грыз наполовину отмершие водоросли и останки своих же собратьев. Подобных ему червей было много, но по неизвестной причине будущий Царь змей оказался особенным. Все вокруг стремились продолжить род. Главной задачей червей было сбиваться в пары и плодить потомство, успеть создать как можно больше себе подобных, пока не умер от старости или не был съеден кем-то покрупнее. Но Аскук не чувствовал в себе таких инстинктов и, в отличие от остальных, не старел. Поколения сменялись одно за другим. Черви все так же копошились на дне, жуя гниющие растительные остатки. Примитивная жизнь занималась постоянным самовоспроизводством.

За это время тело Аскука эволюционировало. Он вырос в размерах, его рот наполнился зубами, на голове появились глаза, тело покрылось грубой чешуей. Будущий отец Чаушина эволюционировал сам по себе, в течение одной-единственной жизни. Он стал большой водной змеей, способной нападать на рыб, обвивать их тела и кусать до изнеможения.

Подводные обители боялись Аскука. Они расплывались кто куда, только лишь заприметив хищного змея неподалеку. Быть хищником ему действительно нравилось. Жизнь Аскука превратилась в постоянный поиск собственных пределов. Ему было интересно, на что способно его тело, до каких размеров он может вырасти, насколько опасным станет для остальных видов. Аскук начал выползать на сушу. Сначала это были короткие вылазки под палящее солнце, которое быстро высушивало еще не привыкшую к солнцу чешую. После многовековых тренировок гигантский змей стал сухопутным существом. Его организм начал вырабатывать яд, делая укусы Аскука смертельными для любого наземного животного.

Будущий отец Чаушина поселился в Баобабовой роще задолго до появления людей в Мире живых. Он стал таким огромным, что запросто глотал взрослых куропаток и маленьких кабанчиков. Животные покрупнее умирали от его ядовитых укусов и съедались Аскуком по частям. Среди зверей у него не было соперников. Даже львы казались ему просто закуской с пушистой гривой, из-за которой есть их особого желания не было, разве что иногда, для устрашения прайда и публичной демонстрации себя в качестве венца эволюции.

Развивалось не только тело, но и разум гигантского змея. Все меньше его радовали рейды по Баобабовой роще и Бескрайним саваннам в поисках поживы. Все чаще всплывал в голове вопрос: «Для чего это все? Что я здесь делаю? Каково мое настоящее предназначение?»

Эти размышления лишали его аппетита и азарта в охоте. Аскук облюбовал себе самый большой баобаб в роще и почти все время проводил на его ветвях. Этот самый баобаб спустя многие годы Тэхи назвала Змеиным деревом. Видимо, было в нем что-то такое, что притягивает змеиные сущности.

Опутав своим телом крону Змеиного дерева, Аскук размышлял о вечном: почему природа сделала это с ним? Какова была задумка Создателя? Такое исключительное создание просто обязано иметь исключительное предназначение. Вот только в чем оно? Кому можно задать подобный вопрос?

Для Аскука было очевидно, что в Мире живых нет существа более разумного, чем он. Все эти рычащие, хрюкающие и щебечущие безмозглые создания, что копошатся вокруг в поисках пищи и партнеров для спаривания, разве могут они что-то знать о смысле существования? Ими движут лишь инстинкты выживания и размножения – больше ничего. Поиски смысла зашли в тупик. Аскук погрузился в экзистенциальное отчаяние, которое даже разделить не с кем. Гигантский змей решил больше никогда не спускаться со Змеиного дерева и просидел на нем много-много лет, пока однажды не началась страшная гроза. Разряд молнии ударил прямо в баобаб, тем самым забрав сразу две жизни: Змеиного дерева и Аскука.

Дух гигантского змея очнулся в Междумирье, среди всепоглощающей тьмы Пещеры раздумий.

– От тебя пахнет горелой курицей! – сказал картавый голос.

– Чего? – спросил змей.

– Да, именно курицей, которую кто-то спалил. Наверное, готовить не умел. Знаешь, я бы сейчас не отказался от хорошо прожаренного окорочка, ну или крылышка. Ребрышки, в общем-то, тоже ничего. Но вот окорочка – это лучшая часть курицы. У тебя есть с собой окорочок?

– Нет у меня никакого окорочка!

– Эх, жаль! Я-то уже понадеялся…

– Ты кто вообще такой?

– Мое имя Китл. Я тут живу с недавних пор. А тебя как зовут?

– Никак меня не зовут. Ты первый, кто об этом спросил.

– Без имени в Междумирье нельзя.

– Почему вдруг?

– Не знаю. Просто не принято как-то. Тебе нужно выбрать имя. У меня идея: сейчас я начну перечислять все имена, которые когда-то слышал, просто для вдохновения, и ты себе выберешь подходящее. Значит, слушай: Крут, Онита, Кезер, Битл, Ситл…

– Аскук.

– Уже?

– Да, меня зовут Аскук. Я – Царь змей.

– А змеи в курсе, что ты их царь?

– Да мне все равно. Если кто-то не согласен, пусть скажет мне это в лицо, – Аскук сверкнул глазами, и красное горячее свечение озарило жука-носорога, что стоял прямо перед носом змея.

– Ай, ты что делаешь? Горячо же! Я сейчас сам стану, как жареная курица.

«Ничего себе, как я умею, оказывается», – подумал Аскук и спросил нового знакомого: – В Междумирье всегда так темно?

– Нет, только в Пещере раздумий. Как только ты поймешь, что ищешь в Междумирье, появится выход. Не думай, что это легко. Некоторые проводят здесь века в поисках… а, ты уже ушел, – тихо прошептал Китл, глядя вслед выползающему через небольшой просвет Аскуку.

Аскук точно знал, чего он хочет – найти ответ на главный вопрос. С этого момента начались скитания царя змей по Междумирью. Он обыскал все уголки мира духов, опросил всех, кого только встречал, уговаривал и запугивал, торговался и давил на жалость, но никто не мог сказать Аскуку, кто он и для чего родился. Предназначение – это что-то, что находится внутри тебя. Если ты его еще не почувствовал, значит, время не пришло – так говорили все, кто умел говорить. Неистовый поиск своего предназначения в Междумирье закончился тем же, чем и в Мире живых – полным фиаско. Царь змей смирился с тем, что время уже не придет. Игра проиграна.

Великой силе так и не нашлось применения за целую вечность, отчего она полностью утратила ценность. Аскук решил, что пришло время раствориться в Мире мертвых. И все же ему хотелось оставить после себя в Иной Вселенной хоть что-то или кого-то. Тогда Аскука посетила мысль, до которой ни один другой дух никогда не додумался бы – наследник. Царь змей нашел не только идею, но и способ сделать это. Он выбрал в Мире живых девушку, лишенную детства, которая была не в ладах с собой.

Царь змей увидел Тэхи в тот момент, когда она назвала Гудэха «вождь – полторы извилины». Впервые за многие тысячелетия своей жизни Змеиному царю стало смешно. Его хохот был слышен в каждом уголке Иной Вселенной. До этого момента даже сам Аскук не знал, что он способен смеяться.

Не все в этой истории было гладко. У Аскука не получилось стать полноценным отцом, который растит и воспитывает Чаушина. Единственное, что он мог себе позволить – посещать сновидения девушки, подарившей ему смех, а затем и сына. Во время беременности у Тэхи появились не только змеиные зубы, но и особые железы, превращающие злость и обиду в яд. Долгие годы железы копили отраву, чтобы однажды выплеснуть ее наружу и освободить мать Чаушина от прошлого. Пока Тэхи спала, Аскук изводил ее своими визитами, бередя старые душевные раны, отчего железы работали все сильнее. Ко дню многолетия Чаушина процесс был завершен. Осталось только одно – найти того, кто примет на себя этот яд.

Укус Чаушина стал символичным финалом в процессе исцеления Тэхи. Всю жизнь Сын гадюки был емкостью для ментальных токсинов матери, а в этот раз принял их физически. Аскук просчитал все от и до. Тэхи избавляется от яда, его сын попадает в Междумирье, где и состоится передача силы. Аскук должен был спровоцировать бой, в котором произойдет отцеубийство. Спор с верховным жнецом на щелбан – это ложь, откровенная провокация. Царь змей хотел задеть сына за живое, разозлить его, заставить атаковать. Дать Чаушину шанс на победу, а себе – на освобождение. В очередной раз все пошло немного не по плану. Погибли оба. Хотя Аскук предусмотрел и это.

События обрели смысл, а вопросы нашли ответы в один бесконечно малый миг, пока Аскука и плененного в его нутре Чаушина затягивал портал Мира мертвых. И вот уже кончик хвоста некогда самого грозного духа Междумирья пропал в воронке темно-синей энергии.

– Ну здравствуй, территория небытия, – подумал Чаушин последний раз в своей жизни.

Мир мертвых оказался ничем, пустотой. Там не было времени, пространства, воспоминаний, ничего. Все ответы и озарения, полученные Чаушином при жизни, теряли смысл. Даже смысл терял смысл. Попав туда, Сын гадюки становился пленником небытия или его гостем – разницы, в общем-то, уже не было, потому что больше не было того, кто мог бы почувствовать эту разницу.

Жнец по-прежнему стоял на поляне, где только что закончилась схватка Аскука и его сына, не в силах поверить в произошедшее. Неужели великий Царь змей пал? Для Иной Вселенной это можно назвать концом эпохи. Один из самых древних духов покинул Междумирье навсегда. О таком значимом событии должно сообщить командующему.

Жнец посмотрел на лес вокруг, который после гибели Чаушина окончательно заволокло тьмой, и даже луна с неба куда-то делась, а затем исчез. Так слуги смерти передвигались по Междумирью – исчезали в одной точке и тут же появлялись в другой, иначе везде не успеть. А жнецы не могут позволить себе такой роскоши, как опоздание.

Жнеца, отправившего Аскука и его сына в Мир мертвых, звали Чак. Чак считал себя одной из множества рук великого уравнителя Иной Вселенной – смерти. Силы, что нельзя увидеть или почувствовать, но которая следит за каждым и давно уже решила, когда и кто с ней встретится. Чак считал существование верховного жнеца лишь формальностью. Его так называемый руководитель не сопровождал души в Мир мертвых, а все время просиживал у себя в замке и вел никому не нужные записи погибших духов. В глубине души Чак был уверен, что даже если верховного жнеца не станет, никто разницы не почувствует. Смерть все равно не отменят.

Появившись в центральном зале замка верховного жнеца, Чак увидел, как тот неспешно расхаживает туда-сюда и осматривает стены. Командующий слуг смерти был так же худощав, как и Чак. Кожа да кости – применительно к жнецам, это не метафора, а точное анатомическое описание их организмов. Вся внешняя разница между верховных жнецом и обычным заключалась лишь в том, что балахон верховного был обрамлен широкой темно-синей каймой.

– Скажи, Чак, тебе не кажется, что место, в котором я живу, выглядит как-то мрачно? – спросил верховный, заметив посетителя.

Чак осмотрелся по сторонам. Стены сложены из черепов с кровавыми пятнами, стулья и столы собраны из костей. Под потолком висит люстра со свечами из черного воска. Они горят зеленым пламенем. Света совсем мало, отчего дальние углы комнаты погружены во тьму. В комнате царит могильный холод. Ничего нового. Ничего необычного.

– Сэр, я думаю, для командующего слуг смерти это самая подходящая обстановка, – уверенно выпалил Чак.

Верховный жнец по имени Сэр остановился у одного из темных углов.

– Мне кажется, если вот здесь повесить картину, – костлявым пальцем Сэр указал на одну из стен, – будет немного веселее, а то кругом сплошное уныние. Что думаешь?

– Сэр, вы здесь главный, вам решать.

Чак слушал эти идеи веками. Если сложить все разы, когда верховный жнец собирался сделать обстановку своего замка повеселее, в привычной нам системе счисления получится то, что называют астрономическим числом. Но за все это время идеи так и остались идеями. Сэр бесконечно раздумывал, не поменять ли что-нибудь, но никогда ничего не менял. Так что мнение Чака здесь не играло никакой роли, да и мнения по этому поводу у него в общем-то не было.

Пока Сэр размышлял о том, какую бы картину повесить у себя на стене, прямо под его ногами по направлению к темному углу пробежала облезлая крыса. Как только грызун скрылся во тьме, оттуда раздались хриплый писк и хруст костей.

– У вас появились мышеловки, Сэр? – с удивлением спросил Чак, не ожидая увидеть в замке даже таких крохотных изменений.

– Нет! Это решение гораздо элегантнее, – гордо сказал верховный жнец и выволок из темного угла на свет тяжеленный горшок с землей, в котором росло огромное хищное растение – исполинская версия венериной мухоловки. Из его захлопнувшейся пасти торчал крысиный хвост.

– Ну и гадость! – с отвращением сказал жнец.

– Это не гадость, а подарок. Ну-ка, помоги мне!

Слуги смерти взяли горшок с двух сторон и отнесли его прямо под люстру.

– Теперь он сыт, так что пусть пока постоит на самом видном месте, – переводя дух, сказал верховный жнец.

Зубастый цветок переваривал свою добычу, стоя в центре комнаты между двумя колодцами, накрытыми огромными деревянными крышками. На одной из крышек был нарисован череп, на другой – сердце. Так выглядели врата в Мир живых и Мир мертвых.

– Кто подарил вам эту гадость, Сэр?

– Аскук! Вчера заходил. Ты на него все время наговариваешь, а он очень вежливый дух, без подарков не приходит.

– Больше не придет, Сэр… Аскук теперь в Мире мертвых, – жнец кивнул в сторону колодца с черепом на крышке.

– Значит, это все-таки произошло, – неподдельно удивился Сэр. – Чаушину удалось победить.

– И да и нет… Чаушин победил, но все равно отправился в Мир мертвых, вместе с отцом.

– А вот это непорядок! – верховный жнец резко подскочил к колодцу с черепом. – Время Чаушина еще не пришло…

– Как это не пришло? – возмутился Чак. – Он погиб в схватке с отцом и в полном соответствии с нашими законами отправился на вечный покой.

– А вот так не пришло! – на этих словах командующий жнецов отодвинул в сторону крышку с черепом.

Под крышкой виднелась огромная темно-синяя воронка, подобная той, что затянула души Аскука и Чаушина, только намного больше, и вихрь энергии в ней был быстрее в несколько раз. Сэр сунул туда руку и начал что-то искать на ощупь.

– Сэр, если вы собираетесь сделать то, о чем я подумал, это ошибка! Большая ошибка! – продолжал протестовать Чак. – Во все времена смерть была безусловным явлением. Никто и никогда не возвращался из Мира мертвых. А что теперь? Сначала Уомбли, теперь Чаушин. Не мы устанавливали этот порядок, не нам его нарушать.

– Ты знаешь не все порядки, Чак… – Сэр хотел продолжить, но прервался, потому что наконец нащупал то, что искал, и вытащил руку из колодца.

Верховный жнец крепко держал за ногу дух Чаушина, беспамятный и бессильный, болтающийся, словно тряпичная кукла. На фоне огромных размеров Сэра Сын гадюки выглядел не больше кота или курицы.

Внутренний протест Чака нарастал все сильнее. Он служил смерти с момента возникновения Иной Вселенной и был твердо уверен, что ни у кого нет права возвращать мертвых к жизни, даже если этот кто-то – верховный жнец, который никак не может решиться обзавестись новой мебелью в своих покоях, но с такой легкостью нарушает незыблемые правила.

– Сэр, я вам этого не позволю! – Чак набросился на своего командующего и схватил его за горло.

Верховный жнец сопротивлялся и хрипел от удушья. Дух Чаушина упал на пол и просто валялся без признаков сознания. Руки Чака все сильнее сжимали горло Сэра. Жнец обезумел, защищая то, во что верил, и не оставлял командующему даже малейшего шанса объясниться. Сэр терял сознание и уже не мог сопротивляться.

– Ты не будешь оживлять мертвых просто потому, что тебе так хочется! – закипел от ярости Чак. – Есть законы, которые выше наших жела-а-а-а… – не успев договорить, жнец закричал от боли и ослабил хватку.

Вырвавшись из лап обезумевшего подчиненного, Сэр увидел причину, по которой кричал жнец: хищное растение вцепилось в голень Чака многочисленными зубами. Не теряя времени, командующий жнецов схватил взбунтовавшегося подчиненного за грудки и швырнул прямо в открытый колодец, из которого только что достал дух Чаушина.

– Хороший мальчик! – сказал Сэр, поглаживая своего спасителя.

Зубы цветка окрасились красным цветом от крови Чака. Это было не просто хищное растение, питающееся плотью. Немногие в Междумирье вообще знали о его существовании. А те, кто знал, называли его «дарующий жизнь». Обладатель цветка, дарующего жизнь, имеет право на великую сделку с верховным жнецом – обмен растения на душу умершего. Во всем Междумирье есть только один «дарующий жизнь». Аскук не просто принес подарок для Сэра – он провел великую сделку, выменяв душу Чаушина заранее, когда сын был еще жив. Если бы Чак подождал всего минуту, узнал бы это от командующего.

– Вот ведь нахал! – возмущался Сэр, закрывая колодец крышкой. – Весь балахон мне измял.

Верховный жнец стал отряхиваться и поправлять свои одеяния, но вдруг услышал человеческий стон. Дух Сына гадюки начинал приходить в себя и шевелиться.

– Чуть не забыл! – спохватился командующий, быстро отодвинул со второго колодца крышку с нарисованным сердцем и сбросил в него Чаушина.

Сын гадюки очнулся, когда летел вниз, где-то в темноте. Чаушин почувствовал удар обо что-то твердое и открыл глаза: он лежал на ритуальных носилках. Юноша оказался в полном неведении, кто он такой и что здесь делает.

Чаушин встал и огляделся. Перед ним была толпа людей, а рядом стадо бизонов. Во главе парнокопытных стоял дух огромного бизона со светящейся золотом шерстью. Когда Чаушин остановил на нем взгляд, дух подмигнул. Из толпы людей шаг вперед сделал седой старик и сказал так тихо, как только мог:

– Не делай резких движений! Не провоцируй львов!

На плечах у старика Чаушин увидел двух духов – больших тропических жаб. Крут и Онита в Мире живых были не такими огромными, как в Междумирье, но кроме Чаушина их все равно никто не видел. Ни один человек не обладал таким даром, лишь Уомбли мог похвастаться тем, что слышал голоса своих духов-покровителей. Благодаря этой способности он узнавал, что жабы ждут его в Междумирье. Во время переговоров об окончании Трехдневной войны Онита шептала на ухо старому шаману, что нужно говорить, чтобы куроки и кано не перебили друг друга. Но видеть духов в Мире живых так же, как обычно видишь баобаб или озеро, даже старому шаману ни разу не доводилось.

Сидящая на правом плече Онита, раздувая щеки, сказала Уомбли:

– Он ничего не помнит, даже собственного имени.

– Прямо как ты, – добавил Крут, сидящий на левом плече.

Тэхи, услышав голос Уомбли, открыла глаза и радостно обняла воскресшего сына. Вдруг Чаушин услышал за спиной рык. Он обернулся и увидел львиный прайд. Посреди прайда стоял большой седой дух-лев. Дух сделал шаг вперед и сказал:

– Чаушин, Сын гадюки и Брат бизона, Аскук предупредил нас о твоем появлении. Мы пришли поприветствовать тебя. Поздравляем с возвращением в Мир живых!

Все львы подошли к Чаушину и преклонили головы к его ногам. Чаушин стоял посреди поляны и не понимал абсолютно ничего из происходящего. Единственное, что ему стало ясно за последние пять минут, – его зовут Чаушин, он Сын гадюки и Брат бизона.