Читать книгу Путь. Счастье навсегда - Денис Белый - Страница 1

– Сыч, может ну его? – послышался недовольный приглушённый голос. – Сейчас мы здесь, а через пять минут и след простынет, если что, никто потом концов и не найдёт, да и кто сюда сунется что-то там выяснять, а?!

– Карач, скажи – ты дебил?! – вопросил Сыч. – Сейчас время другое, не девяностые, когда всем на всё наплевать было. Нахрен потом будет всё, в том числе и твои бесцельно прожитые никчёмные годы, придурок! Ищи, давай, смотри хорошо по сторонам!

Карач не стал спорить, только выругался недовольно, продолжив идти вперёд.

Я чуть выглянул из-за небольшой насыпи, огляделся, насколько это было возможно в условиях густых зарослей. Двое очень медленно шли в мою сторону прямо с фронта, ещё двое приближались справа, один двигался мимо слева. Они внимательно вглядывались в окружающую растительность. Местность была испещрена котлованами, словно тут поработал когда-то бульдозер. Я лихорадочно соображал – что делать дальше? Незамеченным покинуть укрытие не получится, слишком близко было расстояние до преследователей, а на том месте, куда я приземлился, ныряя за холм, как назло оказалась небольшая яма с кучей соснового сухого хвороста. Приходилось сидеть, не шевелясь, дабы не нарушить тишины. Можно было конечно рискнуть и резво помчаться по лесу изо всех сил и обязательно затеряться среди дремучих дебрей, но проблема была в том, что этот лес начинался в сотне метров впереди, откуда приближались охотники на меня и заканчивался в таких же ста метрах позади, куда еще возможно было отступление. Поле вокруг соснового урочища было под контролем ещё как минимум пятерых, и они наверняка были рассредоточены именно там, куда ещё была возможность уйти. На руку играли плотные сумерки, теплилась тайная надежда остаться незамеченным.

Я сидел в яме и клял себя за то, что сунулся к этим придуркам в одиночку. Да и вообще, поняв, в чём дело, следовало ретироваться как можно быстрее. Зачем полез в "бутылку"? – "Да и ладно", – мысленно успокаивал я себя, – "не из такого выбирался, даст бог, и отсюда выкарабкаюсь" – Хотя с кем имею дело, смутно представлял, что и сыграло злую шутку.

Каждый, наверное, хотя бы раз в жизни слышал о "чёрных археологах"? Вот с такими я и столкнулся на свою голову впервые в жизни. И всё бы ничего, но парадокс был в том, что я сам являлся самым настоящим "чёрным" кладоискателем, кем нас представляла пресса, да и простой обыватель и кем я считал себя сам, ибо "черней" просто не встречал. Обыватель нередко в воображении рисовал картины разрытых могил и разграбленных сокровищниц, тайные общества чуть ли не целых кланов, по аналогии с пиратами – беспринципных и продавших совесть. Это с одной стороны было смешно, а с другой раздражало. Самое страшное, на что был способен основной контингент этих самых "чирнакапатилей", как я с иронией называл нас, так это на маленькую яму, глубиной и шириной в штык лопаты. Далее происходило извлечение оттуда убитого в хлам древнего медяка или же некой неведомой фиговины непонятного назначения, смятой, скрученной и словно кем-то прожёванной неведомым механизмом, потому и неведомой, в итоге и это радовало. Радовал сам факт нахождения, а остальное было второстепенным.

Вопреки слухам о несметных богатствах, эти самые кладоискатели, порой спускали последнюю зарплату на своё увлечение. Дело это было затратным и в большинстве своём ни разу не прибыльным, так что мифы о нас, так и оставались мифами. А самое главное, так то, что в основной своей массе, нами двигало любопытство. Конечно, никто не был против хорошей закладушки, оставленной каким-нибудь купцом семнадцатого века, но все-таки главным был именно сам процесс поиска. Наши сообщества состояли из самых обычных обывателей, интересующихся историей, и жаждущих эту историю потрогать руками, увидеть первым, извлекая из земли. Попробовав однажды, происходило моментальное привыкание, словно некий наркотик проникал в мозг, словно задавая загадку, которую очень хотелось разгадать, и без очередной дозы это было не сделать. Нередки бывали случаи, когда в это увлечение вливался человек уже имеющий в своем послужном списке и рыбалку и охоту. Так вот это всё благополучно забрасывалось и человек порой сам потом удивлялся – "Как так-то!?" Но этот вопрос волновал лишь риторически, теперь же снасти расчехлялись лишь на привалах, ночёвках, дабы разнообразить меню обеда иль ужина. «Изменники» – в шутку я называл таких, впрочем, и сам являлся им. Своеобразный наркотический эффект экстрима, тайн и постоянных приключений, как хороших так и не очень, засасывал всё больше и больше, не оставляя шансов на "выздоровление", но болезнь эта была на мой взгляд, вполне полезна. В наше время стремительного регрессивного прогресса, она давала возможность хоть на немного отвлечься от бесконечной гонки за выживание и зарабатывания денег. Была возможность погрузиться кратковременно в мир медитаций, отвлечься от сиюминутного бесконечного бега в никуда. В иные моменты единения с самим собой, природой, с прошлым, к частичкам которого появлялся шанс прикоснуться, зачерственелая душа слегка раскрывалась и давала возможность вдохнуть в себя чистой энергии жизни.

Я часто задавался вопросом, а какова же была все-таки настоящая причина этого увлечения? Конечно, хотелось найти клад, но, наверное, основным было то, что таким способом я мог погрузиться в свой мир. В редкие моменты хандры было противно понимание того, что вся жизнь пройдет по принципу – дом – работа – дом – работа, и в самом конце останется одно сожаление о никчёмности прожитого. Возможно, я ошибался, но глядя на своих знакомых, которые имели стабильную работу, семью, достаток, и про которых говорили – «вот успешные люди, жизнь удалась!» – себе почему-то такого будущего я не хотел. От этих утверждений становилось почему-то приторно, как от дешёвого портвейна за рупь-двадцать, которым пытались тебя угостить, уверяя, что это самое благородное, многолетней выдержки изысканное вино, а по факту гадкое поило в красивой бутылке. Мне всё это казалось ложью, обманом, личиной какого-то поддельного эталона успешности жизни, неизвестно кем и для чего придуманного. На мой взгляд, ни один из моих знакомых, не жил и не живет своей собственной жизнью. Все старались быть на кого-то похожими, кому-то подражали, брали с кого-то пример, но ни в коем случае не пытались жить самостоятельно. Совсем всерьёз я старался не задумываться о подобных вещах, справедливо полагая, что попросту могу стать ненавистником общества.

Естественно среди нашего брата поисковика были и свои паршивые овцы. Но, к примеру, я только слышал о таких, видеть никогда не доводилось. Но и они были выходцами все из тех же сантехников, да менеджеров, в общем безобидные, но жадные до наживы. А вот с кем столкнулся сегодня, представлял плохо и классифицировать ну никак не мог, хотя почему не мог – это и были самые настоящие "чёрные" археологи до мозга костей, не чета "черному " мне.

На протяжении последних трёх лет, я искал некий мифический город в одной полутаёжной области нашей страны. Среди местных кладоискателей ходили разные легенды об этом городе. Некоторые даже утверждали, что была целая страна несколько тысяч лет назад. Всерьёз о таком, конечно, мало кто задумывался, и поиски города начинались и заканчивались лишь на словах, так как никаких хотя бы косвенных доказательств существования не было. Никто даже не знал, откуда пошёл миф, больше было похоже на выдумку. Но меня зацепила эта история и, хотя я тоже был уверен, что это всего лишь миф, но хотелось верить, хотелось загадки, сказки в иногда серой жизни, хотелось тоже иметь свою Трою в конце концов. А чтобы верилось совсем уж по взрослому, я решил пуститься на поиски того города, в надежде, что хотя бы что-то другое, но найду. И находил. В основном это были небольшие редкие поселения разношерстных веков прошлого, чему я, конечно же искренне был рад, так как на большее в принципе и не рассчитывал.

Мой радиус поиска был в районе трёхсот километров изначально, а спустя три года он сузился до участка примерно десять на десять километров. Вот уже в четвёртый раз я шёл по одному и тому же маршруту в определённое место, но в этот раз почему-то сбился с пути, хотя шёл строго по навигатору-наладоннику, как вдруг вышел из леса на небольшое поле, с урочищем в центре. У самой опушки был холм, высотой метров пять и в диаметре около десяти. И всё бы ничего, только вот холм этот насквозь разрезала траншея. Свежие насыпи песка большими кучами расположились рядом. На земле валялись кости, много костей и три черепа. Стало сразу понятно, что холм являлся древним погребальным курганом целого семейства, хотя насколько мне было известно, в таких древних могилах хоронили поодиночке. Ну да это и не особо было важно, как то, что я впервые за многие годы видел разрытый курган.

У нас существовал своеобразный негласный кодекс со списком «Табу». К могилам предков мы относились очень уважительно, и никто не позволял себе подобного кощунства. Многие курганы, попадавшиеся мне раньше, уже были разрушены, но это произошло очень давно. Насколько я знал, в семидесятые годы двадцатого столетия у крестьян произошёл некий бзик кладоискательства и подобные погребальные насыпи вскрывались в надежде на несметные богатства, запрятанные в них, но, кроме погребённых, практически никогда в курганах ничего ценного не было. Это было связано с тем, что наши предки верили в скорое новое возрождение на земле, поэтому практически ничего с усопшим не ложили, а некоторые и вовсе сжигали умершего, тем самым помогая закончить жизненный путь не только душой, но и телом.

Обойдя холм, я заметил чуть в стороне у окраины урочища группу людей, заметили и меня. Они готовились видимо к отдыху и разводили костёр, когда я нарушил их идиллию. И зачем я это сделал? А кто его знает. И я и они были сильно удивлены нашей встречей. Знаете, как себя чувствует преступник, когда к нему обращаются во время преступления – "Эй, брат, ты тут это, преступление совершаешь? Ух-ты как много насовершал, лет на десять строгого режима! Да ты не волнуйся я ни кому не скажу" – И он, конечно же, верит вам и провожает тоскливым взглядом, твёрдо зная, что ты никому ничего не скажешь. Моё положение осложняло и то, что я увидел на расстеляной плащпалатке можно сказать несметные богатства. Увидел и не мог отвести взгляда, так как отчасти понимал, что именно я сейчас вижу. Массивная золотая диадема хоть и была слегка смята, но и мимолётного взгляда хватило, чтобы понять, что предмет не рядовой, за такие и убивали. Я уже молчу о целой куче браслетов, чеканенной серебряной посуде, всяких разных безделушек, пока непонятного назначения усыпанных разноцветными камнями. По опыту я знал, что подобные вещи стоили баснословных денег, ибо были невероятно редки. За них действительно убивали и на моей памяти бывали случаи, когда такое попадалось в руки неопытных новичков, или же простых людей, в дальнейшем ломавшее всю их жизнь. Матёрые поисковики иногда говорили, что такие вещи лучше не находить, спокойнее спать будешь и в некотором роде, я был согласен с этим.

И вот теперь я сижу на куче соснового хвороста, боясь пошевелится. Нет, я бы конечно попытался решить конфликт миром, если бы меня не решили убить сразу же. И я их понимал. Здесь, в непроходимых дебрях тайги меня никто никогда не найдёт, а вот отпустить меня было равносильно приговору прокурора. Да так и было бы, так что в какой-то мере я даже был солидарен с моими преследователями, поставив себя на их место, только вот оптимизма от этого убавилось ещё больше. Будь их двое, трое, я бы ещё попытался отбиться и скорее всего отбился бы, но почти дюжина отморозков, да ещё и с огнестрелом. Шансы были не велеки. Загонят как зверя и удавят.

– Ну-ка ручонки-то в гору задери! – послышался окрик. – Эй, Сыч, он тут!

В двух десятках шагах с тыла стоял среднего роста лысый паренёк и держал меня на прицеле своего карабина. Я мысленно чертыхнулся, медленно поднял руки и поднялся сам.

– Ну что, сука, добегался? – подошёл тот, которого звали Сычом и со всего размаха заехал мне прикладом ружья в грудь. – Это тебе, мразь, за зуб! – оскалился он довольной улыбкой.

Он просто самый первый подвернулся тогда, и не теряя ни секунды, я решил перейти в наступление, первым же ударом выбив бедолаге зуб.

На миг показалось, что грудная клетка хрустнула, дыхание перехватило. Поднявшись кое-как, пытаясь сделать хоть глоток воздуха, получил удар ногой в лицо, снова рухнув на землю.

– Карач, тащите его из леса! – приказал Сыч и зашагал в сторону просвета и мелькавшего вдалеке огня.

Двое подхватили меня под руки и попытались поднять, – а он тяжёлый, сука! – выругался один. – Эй, давай-ка ножками, добрый молодец! – они отпустили руки, я снова упал на землю и уже когда чувствовал, что теряю сознание, наконец-то смог сделать первый нормальный глоток воздуха.

– Отжился! – засмеялся лысый. – Шагай давай, а то нашпигую сейчас дробью, дуршлагом станешь, хотя скоро станешь, не печалься.

Карач засмеялся следом и подтолкнул меня пинком в бок. Не заставляя себя упрашивать, я поднялся на ноги и зашагал в указываемом направлении. Мне ни разу не хотелось размышлять о том, что будет дальше, и так понятно было всё, как белый день.

– Давай в развал его! – кивнул Сыч на развороченный курган. С обеих сторон опушки к лагерю приближались еще пятеро, караулившие меня по периметру урочища. Боковым зрением уловив заминку вооружённого конвоира, я резко метнулся назад, схватил ружье за ствол и одним движением вырвал у лысого, тут же перехватив удобнее, от души зарядил прикладом ему в голову. Затем на манер дубины достал Карача по затылку пока тот соображал, и в этот момент, что-то больно стукнуло в ухо, что казалось, будто череп сейчас лопнет от оглушающего гула. Удары посыпались со всех сторон, сопровождаемые отборным матом. Подоспевшие на помощь своим товарищам, лупили меня не жалея сил. Я свернулся в позу младенца, закрыл голову руками.

– Ладно, хорош! – закричал кто-то, спустя минуту. Удары прекратились. Меня подхватили за руки и потащили.

Тело отзывалось сильной болью на каждое движение. В голове стоял противный болезненный звон, во рту чувствовался привкус крови. Да что там чувствовался – каждую секунду я только и успевал сплёвывать скапливавшуюся бурую жидкость. Меня швырнули в траншею кургана. Всё происходило без лишних слов, быстро. Они явно знали, что делали, не тратя время на лишнюю суету и видимо побыстрее хотели завершить задуманное. Звук передёргиваемого затвора заставил сердце забиться с бешеной скорость. По телу пронеслась сильнейшая мелкая дрожь, словно окатив ледяной водой. Конечности стали ватными, но из последних сил я кое-как поднялся на ноги, и в этот момент пространство озарила яркая вспышка. Всё словно замерло. Я видел, как разлетается в стороны дробь, вырываясь из ствола ружья. Она словно в замедленной съёмке приближалась неторопливо. Хотелось отойти в сторону, увернуться, но почему-то не получалось даже моргнуть. Тело словно окаменело, а я будто узник, наблюдал сквозь прищуренные от вспышки глаза за происходящим вокруг не в состоянии что-либо сделать. Пространство вдруг закружилось. Я зажмурился на мгновение, открыл глаза, растерянно осмотрелся…

Всё было какое-то нереальное поначалу, словно во сне.

Я стоял посреди улицы в незнакомой деревне. В мыслях я понимал, что деревни этой нет на самом деле, она не существует и существует одновременно. В пространстве гуляло, иногда переходя в жаркий танец, а иногда покрываясь мокрой скорбью, лето. Запахов я не ощущал, не было ни жарко, ни холодно, хотя солнце светило ярко и по еле колышущейся растительности было видно, что присутствует слабый ветерок, но я этого ничего не чувствовал. Выглядело все вокруг вполне настоящим и современным, ну может с некоторыми отличиями. Единственное что настораживало, так то, что не было видно ни одного жителя, такая пустота и подозрительная тишина царили вокруг. Улица была прямая. По обеим её сторонам стояли обычные деревенские дома. Отличала их от современных красота зодчества и огромные сады, раскинувшиеся шикарными кронами деревьев. Я стоял и разглядывал всё это и не мог понять – где я, и куда делись все жители? – И самый главный вопрос – что я здесь делаю вообще? Я поймал себя на том, что не испытываю никаких эмоций. Как-то все было слишком смазано и нереально, но в тоже время иногда проскакивала щемящая в сердце боль, тоска. Чувство было как в тумане – я никуда не шел, ничего не делал, просто смотрел сквозь воздух, пытаясь уловить хоть малейший смысл происходящего, что-то важное вспомнить, но в сознании словно застопорились шестеренки, не давая возможности сосредоточиться. И тут в один момент я вдруг почувствовал на себе внимание. Повернув голову, я увидел возле дома на лавочке сидел дед – простой такой седой деревенский дед. Он был одет в черные потрёпанные штаны, свободную клетчатую рубаху и внимательно меня разглядывал. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. О чем думал дед, не знаю, но смотрел он на меня с легкой задумчивостью и еле заметной улыбкой.

– Ну что стоишь, иди, присядь, – нарушил тишину старик.

Я медленно подошел и сел рядом на лавочку. Чувство было, как будто мы знакомы с ним и сейчас вот так просто сидим и молчим ни о чём. Иногда я поглядывал на него пытаясь понять – кто он, не до конца понимая – кто я.

Деду на вид было не меньше восьмидесяти, а то и все девяносто. От него веяло какой-то внутренней чистотой и умиротворённостью. Он молча смотрел на небо, щурясь от яркого солнца. Мы сидели так некоторое время в полной тишине. Со стороны это выглядело вполне обычно – сидят два ничем не обремененных человека и просто думают каждый о своем. Отдыхают после какой-нибудь проделанной работы по хозяйству.

– Ну что, Вадька, пойдем, я тебе покажу свою внучку, – обыденным тоном произнёс дед.

Он не спеша поднялся со скамейки и направился во двор. Не заставляя себя ждать, я последовал за ним. Двор напоминал обычный деревенский двор, за исключением одного – здесь не чувствовалось жизни. Было такое ощущение, что все предметы замерли и больше не живут, даже пыль замерла. Дом снаружи выглядел большим и крепким – сложенный из толстых массивных бревен, потемневших от времени, он навевал ностальгию по детству. Вокруг и вдалеке за домом простирался фруктовый сад. С одной стороны всё выглядело обыденным и даже красивым, но меня не покидало чувство усиливающейся тоски, мрачности. Это ощущалось во всём, как будто трава, деревья тосковали о чем-то или о ком-то.

Мы вошли в дом, прошли по длинному затемнённому коридору и вошли в одну из комнат. Окна были слегка приоткрыты, на ветру колыхались потрепанные временем занавески. Посередине комнаты стоял стол, а за столом сидела девочка, или уже девушка, понять было сложно. На вид лет пятнадцати, может чуть больше. Из одежды на ней было простое светлое платьице с едва различимыми затертыми цветами. Черные волосы, заплетенные в одну тугую длинную косу, казалось испускали некий туман, стелившийся вокруг. Милое такое лицо и большие чёрные выразительные глаза с отблесками синевы, которые смотрели на меня с нескрываемым интересом.

Этот взгляд, изучающий и одновременно завораживающий, в какой-то миг заставил сердце больно сжаться. На мгновение нахлынул очередной приступ тоски, такой неприятной тоски, когда непонятна её природа и одновременно проскакивают нотки чего-то родного и забытого. Кажется, что вот-вот вспомнишь, но громадная глыба насущного давит, не давая ни малейшего шанса воспоминаниям пробиться сквозь подсознание к сознанию.

Девушка сидела сложив руки на столе, как ученик в школе за партой и смотрела на нас.

– Ну вот, Вадька, это моя внучка. Теперь она твоя,– уставшим голосом нарушил тишину дед.

Я слегка опешил. – Как это понять? И что мне с ней делать?!

– Вот так и понимай. Хотя она еще ничего практически не умеет, но знает всё, не помнит просто.

Я был в легком ступоре, если не сказать большего. Я абсолютно не понимал, о чем сейчас шла речь, и в каком качестве он предлагает мне свою внучку – в качестве рабыни, наложницы какой-нибудь? И что это за дедушка, который вот так просто дарит мне человека? Но никакой злобы, как ни странно я не испытывал. Где-то в глубине души понимал, что так и должно быть. Глядя на это наполовину детское, наполовину взрослое лицо, в эти большие синевато-черные глаза, я чувствовал, что она действительно моя! По-другому просто не может и не должно быть!

– И что же мне с ней делать?– снова спросил я деда.

– Как что? Это решать уж тебе. Понимаешь, – сказал он, присаживаясь за стол, – Мне нужно уходить, навсегда уходить. Я ее берёг, сколько мог, устал я. Сегодня уйду, проще сказать – умру, чтоб ты понял.

– Интересно получается, дед, но ты мне хоть объясни, в чем смысл?

– Так сам ведь хотел, а теперь спрашиваешь – зачем? Тебе и решать, – с какой-то обреченностью в голосе, глядя в окно, проговорил старик.

Девушка сидела не проронив ни слова, и внимательно продолжала смотреть на меня. В её глазах была какая-то тайна, они притягивали. В одно мгновение захотелось в них утонуть. Сердце нервно дёргалось в груди, грозя выпрыгнуть наружу. Я не знаю, что это было за чувство, но знаю, что такого я не испытывал никогда и не мог понять, с чем это ассоциируется. Одновременно чувствовалась радость, тоска и боль, но это было приятно до безумия.

– Пора мне, – вновь нарушил тишину старик, – Время уже пришло, ждут меня.

– Постой, дед, а как ее зовут?

– А как назовешь, так и будет, ведь она теперь твоя, – завел он старую пластинку. – Вернее она всегда была твоей, с момента своего рождения, только рядом ее не было, – он встал из-за стола и пошел к выходу. Возле двери остановился и произнес, – Только вот напоследок дам тебе совет – Не предавай её! Ты в принципе волен делать всё, что хочешь, дело твое личное, но не предавай ее никогда! Иначе она умрет. Умрёт в тебе в первую очередь. Я хочу верить, что не зря её берег. – Дед с горечью посмотрел мне в глаза, тихонько повернулся и ушел.

Я смотрел на это чудо за столом и думал – что теперь делать?

– Ну, давай знакомиться, красавица? Меня Вадим звать.

– Я знаю, – произнесла она свои первые для меня слова.Голос был спокойный и тихий, такой мелодичный и приятный.

– Что ты знаешь?

– Знаю твое имя.

– Интересно откуда? Хотя, что я спрашиваю, дед твой все знает, и ты, наверняка тоже все знаешь.

– Я знаю, что ты мой, а я твоя, только тебе прийти за мной нужно.

Последней её фразы я не понял. Куда должен прийти? Ведь я и так здесь. Интересно получается, каким боком я вообще оказался в этой деревне? Что это за дед и внучка? Дед скинул мне на плечи сие чудо, а сам ушел куда-то умирать. Я поймал себя на мысли, что сам этот факт совершенно не беспокоит, как будто, так и должно быть. Что же теперь с ней делать и что делать вообще, хотя бы с самим собой? Я стал вглядываться в ее глаза, уж очень они были завораживающие. Несколько минут мы смотрели друг на друга. Я не мог оторваться от этого взгляда, хотелось, чтобы так было всегда. Я чувствовал, как кружится голова и постепенно поплыл. В голове появился неприятный гул, затем раздражающий звон, яркая вспышка озарила комнату, всё исчезло…

Я стоял всё в той же траншее, а к моему лицу медленно приближались маленькие свинцовые капли. Когда до встречи дроби и моей головы оставалось меньше полуметра, я вдруг ощутил собственное тело и смог сделать неуклюжий шаг в сторону, затем ещё один и ещё. Постепенно, через боль, но мне удалось довольно сносно передвигаться. Я прошёл мимо застывших людей, словно на остановленной киноплёнке и, не обращая на них никакого внимания, направился в сторону огня. Подобрав валявшийся рядом рюкзак, поспешил в сторону леса. Бежать пока не получалось, да и идти было довольно сложно. Я почему-то был уверен, что с минуты на минуту всё встанет на свои места. Что именно сейчас происходило, волновало меньше всего. Об этом я старался не думать и обещал сам себе обязательно задаться данным вопросом, но когда окажусь вне опасности. Пространство казалось каким-то вязким, плотным, воздух был горячим, как в бане. Добравшись, наконец, до заветной кромки леса, я был готов свалиться без сил. Чувство было такое, будто пройдено не пара сотен метров, а километров двадцать как минимум. Оглушительный грохот раздался внезапно прямо над головой, краски мира смазались, мимолётно закружилась голова, спустя миг всё пришло в норму и мир, наконец, ожил, разразившись множеством звуков природы. Позади слышались крики преследователей, но я не обращал уже на это никакого внимания, ломясь сквозь заросли орешника, как можно дальше отсюда, что было сил.