Читать книгу Лишний князь. нет ни друзей, ни врагов – только цель! - Денис Владимирович Морозов - Страница 3

В поле было прохладно, с травинок и листьев скатывались капли росы. Туман начинал рассеиваться, и в лучах только взошедшего солнца они сверкали, как драгоценные камни. Солнечный Дажьбог вывел свою полыхающую колесницу на небо, и его ослепительный шлем, освещающий всю подселенную, виднелся над краем леса, прижавшего поле к ручью. Лето едва успело начаться – только недавно сошло половодье, реки вернулись в свои берега и снова сделали пути проходимыми. Этим и воспользовались сыновья удельного князя Немира Милорадовича, по прозвищу Лиходей, чтобы в очередной раз попытаться захватить столицу и навязать ей свою власть.

Сам Немир Милорадович, уже глубокий старик, не мог сидеть на коне и оставался в своем уделе – Лихославле. Но двое его сыновей и их бояре, жаждавшие получить еще больше власти и еще больше вотчин, неудержимо рвались к Великому Миру-городу.

Избыгнев помог Буривою завязать подкольчужник, натянул на него кольчугу с зерцалом, подал шлем с узором в виде змеи. Придержал стремя коня по прозвищу Разгуляй – гнедого, с черной гривой и белым пятном в виде осинового листа на лбу. Затем развернул полковое знамя и принялся дуть в трубу, подзывая к себе всадников их полка. Трубил он просто ужасно – из медного жерла вылетал страшный рев, но сейчас именно это и было нужно. Вскоре вокруг них стало не протолкнуться – конные воины, одетые кто во что и вооруженные всеми мыслимыми видами оружия – копьями, сулицами, луками, кистенями, саблями, топорами и еще черт знает чем – столпились вокруг них, ожидая выступления. Их кони, от превосходных норовистых скакунов, купленных на востоке за большие куны, до никудышних рабочих лошадок смердов, дышали паром и ржали. Новенькие блестящие кольчуги, кожаные доспехи с нашитыми железными пластинами, толстые стеганки, а то и просто обнаженные тела, перехваченные ремнями – все это мельтешило и мелькало в глазах.

Пешие полки уже начали выстраиваться на поле – в середине, как и было оговорено, двигался большой полк во главе с тысяцким Твердиславом, перед ним ехали отлично вооруженные княжеские слуги, далее двигались городские и сельские ополченцы Держимира, и наконец шли войска Ярополка Вышеславского из дружественного удела.

– Пора и нам выезжать, княже, – сказал боярин Видослав Рославич, который служил воеводой в полку, доставшемся Буривою.

Это был высокий и статный мужчина лет тридцати, в отличных доспехах, окруженный целой толпой личных телохранителей.

– Да, едем! Избоша, труби! – велел Буривой.

Избыгнев заиграл выступление. Огромный табун всадников медленно сдвинулся с места и лавиной поплыл за своим воеводой. Поднялся страшный топот, в котором тонули голоса людей, бряцание оружия, и даже конское ржание. Люди были лихорадочно возбуждены – они ждали смертного боя, и это делало их лихими, веселыми, бесшабашными.

Конный полк выстроился за спинами пехотинцев. Они стояли на небольшом возвышении, откуда поле было видно, как на ладони. Последние клочья утреннего тумана еще носились между кустов, но солнце уже сияло, и в его лучах отчетливо виднелись ряды их противников. Их кольчуги, щиты, наконечники копий сверкали. Они также выстраивались вокруг развернутых знамен и наползали на поле, подминая под себя высокий ковер сочной, зеленой травы.

От их рядов отделились трое всадников в окружении многочисленной свиты. Они сидели на отличных и резвых конях, один из которых был вороным, другой – гнедым, а третий – туманно-белым, с густой сероватой гривой. На плечах у них развевались похожие накидки из черного бархата с золотой бахромой, доспехи сияли позолотой и серебром. Едва увидев их, передние полки великогородцев засвистели и заулюлюкали.

– А вот и Немировичи! Поле осматривают, – весело выкрикнул Видослав.

– Ты их знаешь? – спросил Буривой.

– Конечно! Не раз гостил у них в Лихославле, – ответил его воевода.

Кто-то из дружинников Всеволода попытался выстрелить в них из лука, но стрела упала в траву, не долетев. Один из всадников, сидевший на вороном коне, выделялся огромным ростом. Он был закован в доспехи с ног до головы, и даже конь его был прикрыт толстой кожаной накидкой – лишь на морде оставалась прорезь для глаз, отчего конь становился похож на призрака из неживого мира.

– Изяслав Могутной, старший из Немировичей, – подал голос Видослав. – Тот, что повыше, на гнедом – его брат Гремислав, а на белом – Мстивой, сын последнего, внук Немира.

– Выдастся случай – познакомимся с ними поближе, – с веселой злостью откликнулся Буривой.

– С кем угодно – только не с Изяславом! – возразил воевода. – Посмотри на него, какой бугай! Да его доспехи тараном не прошибешь!

Тем временем вражеские князья закончили объезд поля. Возникла заминка, как всегда перед боем двух больших войск, когда оба уже выстроились, но еще ни та, ни другая сторона не решается пойти в наступление первой.

Тогда Избыгнев, не спрашивая позволенья у своего господина, рванулся вперед, мимо рядов большого полка с их красно-синими и рдяными знаменами, выехал на самую середину поля и заорал во весь голос:

– Эй, навозники! Что пришли к нам? Давно булавой по голове не получали? Сейчас так врежем, что в ушах зазвенит! И в самом деле – головы-то пустые, только звенеть и могут!

Ратники, слышавшие его крик, рассмеялись. С той стороны послышались ответные возгласы – лихославцы что-то ему отвечали, но их слов не было слышно.

А Избыгнев продолжал:

– Что же князь ваш Немир не пришел? Видать, так нас боится, что от дрожи на коня сесть не может.

Это было уже оскорбление, и терпеть его лихославцы не собирались. От их рядов отделилось несколько всадников. Они подскакали поближе и выпустили несколько стрел, но ни одна из них не попала в цель. Тогда со стороны великогородцев тоже начали выезжать и стрелять в ответ. Наконец, несколько всадников сшиблись друг с другом прямо посреди поля, начали бить друг друга мечами и копьями. Несколько человек вылетело из седел, и все это под бурные крики обеих сторон, приветствовавших победы своих и неудачи чужих.

Избыгнев успел вернуться к своим, и вовремя – лихославцы первыми сорвались в нападение. Отчаянно зазвенели бубны, взвыли сопелки и трубы, заколыхались знамена, которые знаменосцы потащили вперед, увлекая воинов за собой. Великогородцы сжались плотнее, загородились щитами и выставили вперед острые рогатины на длинных древках, приготовившись отбиваться. Оба строя сошлись, сдвинулись, столкнулись. Раздались суматошные выкрики, послышался грохот оружия, ударившего по щитам. Началась сеча.

Рассмотреть что-либо было невозможно – люди перемешались. Уже непонятно было, где свои, а где чужие. Избыгнев то и дело приподнимался на стременах, заглядывая вперед.

– Не пора ли нам выезжать, господине? – то и дело выкрикивал он.

Буривой даже не отвечал ему. Он ждал только гонца от великого князя. Между тем вышеславцы начали проседать. Белое с красным знамя князя Ярополка Осмомысловича повалилось где-то в гуще сражения и пропало из вида. Появились первые беглецы – побросав рогатины и щиты, они неслись в тыл, не понимая, что повернутая к противнику спина делает их особенно уязвимыми.

– Дело плохо, – заметил Видослав Рославич. – Левое крыло потерялось.

– Зато на правом и в середине мы их помнем, – возразил ему Буривой.

– Ну это еще как сказать, – с сомнением сказал Видослав. – Кажется, они пускают в дело наемников.

В самом деле, на правом крыле в бой пошли иноземные наемники в тяжелых доспехах, вооруженные самострелами. Под их смертоносными залпами целые ряды Держимирова полка ложились на землю, как скошенные. От них не могли защитить ни щиты, ни кожаные доспехи – других у сельских ополченцев просто не было. Еще несколько залпов, бурный натиск конницы – и правое крыло пустилось в бегство еще пуще левого. Не сходил с места лишь главный полк, в котором бился Всеволод со своей дружиной.

– Пора, господине, пора! – изнывал Избыгнев, подскакивая на коне.

Но Буривой даже не поворачивал голову в его сторону. Чужеземная конница начала охватывать большой полк с боков.

– Если сейчас не ударить, то будет поздно, – преспокойным тоном заметил Видослав.

– Избоша, давай-ка лети быстро к Всеволоду, спроси, не пора ли нам? – с беспокойством выкрикнул Буривой.

Избыгнев поднял коня на дыбы, но покидать своего хозяина ему не пришлось. Со стороны большого полка прискакал запыхавшийся Гостибор и отчаянно выкрикнул:

– Буривой Прибыславич! Князь велит тебе выезжать!

– Ну что, слышали? Все вперед! – громовым голосом заорал Буривой, обращаясь к своему табуну, сгорающему от нетерпения.

Избыгнев поднял высоко его знамя – красное с черным, с золотым змеем – и понесся вслед за своим господином. А Буривой уже скакал во весь дух, увлекая людей за собой. Однако он правил коня совсем не к большому полку, как все думали поначалу. Даже воевода Видослав не понял, куда гнет его начальник. Буривой повел свое войско в обход – через то место, где еще недавно стоял полк Держимира, теперь окончательно рассеявшийся по полю.

От стройности вражеских рядов уже давно ничего не осталось. Лихославцы бросились вперед, почувствовав, что берут верх. Сейчас все они пытались окружить большой полк и добить его, после чего можно было начать преследование бегущих, их избиение, грабеж обоза и захват пленных холопов. И эту суматошную кутерьму Буривой уверенно обходил сбоку, чтобы зайти ей в тыл и ударить нападающим в спины.

Как только его конный полк оказался за спинами лихославцев, они впали в панику. Никакого сопротивления оказать они в этот миг не могли. Всадники Буривоя налетели на них и принялись громить булавами и кистенями, рубить мечами и саблями, колоть копьями и добивать сулицами.

Великокняжескому полку приходилось совсем туго. Ратники дрались в окружении, сбившись в кучу и потеряв боевые порядки. Они пытались загородиться щитами и выставить вперед частокол рогатин, но враги обступили их со всех сторон и напирали, заставляя отступать шаг за шагом. Вскоре окруженные превратились в беспорядочную толпу, и началось избиение. Воины десятками падали на мятую траву, а лихославцы все наседали и наседали, не глядя под ноги и наступая павшим то на руку, то на голову. Сквозь плотные ряды южан прорвался вперед всадник огромного роста в окружении целого отряда боевых слуг. Это был старший сын лихославского князя Изяслав Могутной со своей личной дружиной. Он был таким тяжелым, что даже богатырский конь с трудом нес его в битву. Дружинники его были под стать своему вождю – закованные с ног до головы в железные доспехи, они пробивали путь длинными копьями, и казалось, что не было на всем поле силы, способной остановить их.

Мечущихся по полю великогородских ремесленников и купчишек попросту затоптали. Дружина великого князя оказалась покрепче и выстроилась перед Всеволодом стеной, однако лихославцы пробили в ней брешь всего несколькими ударами. Изяслав Могутной ворвался в образовавшийся проход и налетел на Всеволода. Его вороной конь двинул белую княжескую кобылу грудью, и та завалилась набок, придавливая седока. Всеволод закричал от боли и принялся судорожно выкарабкиваться из-под лошади, но у него ничего не получалось, и он только беспомощно бил по траве ладонями и изо всех сил пытался оттолкнуть от себя седло.

Его ближний слуга Гостибор тут же пришел на помощь своему господину, но в руках Гостибора был не меч, а тяжелое древко темно-красного знамени с золотым соколом – в этом бою князь доверил ему быть знаменосцем. Изяславу пришлось отвлечься на слугу, и пока он пытался пробить его шлем булавой, Всеволод все-таки выбрался из-под кобылы и, петляя зайцем и припадая на ушибленную ногу, бросился наутек. Шагах в двадцати, в самой гуще сражения, его уже поджидали городские сторожа во главе с его шурином Мечиславом. До них оставалось рукой подать, но доспехи на князе были слишком тяжелыми, а сам он хромал так сильно, что больно было смотреть.

Изяслав тем временем уже успел расправиться с Гостибором. Знамя выпало из рук княжеского оруженосца и примяло траву. Железные рыцари Лихославля принялись топтать багряное полотнище с соколом конскими копытами.

А на другом конце поля сеча шла совершенно иначе. Как только конный полк Буривоя оказался за спинами лихославцев, они впали в панику. Никакого сопротивления оказать они в этот миг не могли. Столичные всадники налетели на них и принялись громить булавами и кистенями, рубить мечами и саблями, колоть копьями и добивать сулицами. Некоторые уже начинали бросать драку и накидываться на обоз, чтобы первыми разграбить чужое добро.

Избыгнев привстал в стременах, посмотрел далеко вперед через головы разбегающихся врагов, и тревожно прокричал:

– Беда, господине! Стяга великого князя не видно. Похоже, что весь его полк растоптали!

– Не может быть! – взревел от ярости Буривой. – А ну, все за мной! Спасем Всеволода, или грош цена нашей победе!

И он первым пришпорил коня, направляя его вперед. На поле уже давно творилась сумятица. Трудно было понять, где свои, где чужие. Всадники гоняли по кочкам пехоту, лишь изредка сталкиваясь друг с другом. Витязи из противоположных войск узнавали друг друга по цветным знакам, которыми были разрисованы их щиты, плащи и доспехи. К тому же, лихославцы переняли смешной заморский обычай втыкать в свои шлемы разноцветные перья диковинных птиц, но их давно уже общипали, как кур, и ветер гонял эти мятые перья по земле. Все стремились захватить пленника побогаче, чтобы потом взять за него знатный выкуп. Но Буривой даже не думал об этих плодах победы. Он промчался сквозь остатки обозных полков, рассек растерянные тыловые отряды и налетел на передовую линию лихославцев, которая еще не считала себя разбитой.

Большой полк великогородцев превратился в обезумевшую толпу. Знамена великого князя и воеводы Держимира были втоптаны в грязь. Воины не видели своих начальников, не получали приказов и не могли понять, что происходит. Они жались в кучу, как стадо диких быков, окруженное волками, и огрызались на нападавших, размахивая топорами и тыча в их сторону острыми наконечниками рогатин. Одна только княжеская дружина еще сохраняла боеспособность. Ее воевода, сын Держимира Мечислав, изо всех сил пытался защитить своего престарелого и тучного отца, который едва держался в седле от изнеможения. Но оборонить великого князя, который приходился ему зятем, не мог даже он. Всеволод был окружен целой толпой отборных лихославских витязей, с ног до головы закованных в заморские железные доспехи. Их кони в тугих кожаных попонах, прикрывающих бока, и в оббитых металлическими бляшками намордниках, из-под которых виднелись одни дико сверкающие глаза, производили впечатление бесовских тварей, вырвавшихся из преисподней. Витязи со всех сторон обступили площадку, на которой Изяслав Могутной добивал лежащего на земле Всеволода. Никто из них не смел вмешаться, чтобы принять участие в этом поединке – все без лишних слов понимали, что слава победителя над великим князем должна достаться вождю, и никому больше.

Всеволод успел уже получить несколько ударов булавой, настолько тяжелой, что даже двое силачей едва смогли бы поднять ее. Изяслав же орудовал ей так, словно она была легкой веточкой. Сверкающие железные пластинки на доспехах великого князя были помяты и искорежены, но толстый подкольчужник смягчал удары и не давал сломаться костям. Однако бой была уже проигран: Всеволод беспомощно барахтался в густой траве и едва успевал уворачиваться от оглушающих взмахов чужой булавы.

Наконец, Изяслав отбросил свою булаву в сторону и взял в руки меч. Ему оставалось только добить лежащего князя. Он направил острие меча ему прямо в горло и попытался проткнуть его, целя в узкий зазор между железным оплечьем и нижним краем закрытого шлема. Всеволод инстинктивно закрылся рукой. Меч попал ему по руке и раскроил кольчужную сетку, прикрывавшую кисть. Князь резко вскрикнул и одернул руку. Из его ладони хлестала кровь.

Буривой вихрем ворвался в ряды лихославских рыцарей и принялся размахивать направо и налево своим кистенем, попадая то по чужим шлемам, то по щитам. Тяжелая шипастая гирька на длинной цепи взвивалась высоко вверх и тут же с грохотом падала на чьи-то головы, плечи, бока. Вокруг него возник целый водоворот из всадников, вырванных из привычного боевого строя. Единственным, кто помогал ему в этот миг, оказался Избыгнев, которому и пришлось принимать на себя лавину ответных ударов. Оруженосец кое-как защищался, прикрывая голову круглым щитом с изображением золотого змея, и отчаянно отмахивался от врагов кривым сарматским мечом. Разогнав в стороны десяток рыцарей, Буривой увидел перед собой сидящего на земле Держимира. Пожилой воевода был совсем плох. Он уже успел получить несколько раз по доспехам и, кажется, был оглушен. Его конь лежал тут же с раздробленной головой и бился в конвульсиях. За право захватить богатую добычу соревновалось сразу несколько лихославцев во главе со знатным воеводой Лютобором, которого Буривой знал еще по прежней, мирной жизни. Но Мечислав с горсткой дружинников стоял стеной у него на пути, пытаясь отбить отца.

Буривой подхватил Держимира с земли, с силой поднял в руках его тяжелое тело и проскакал с ним несколько шагов. Этого хватило, чтобы добраться до своих. Не удержав грузного боярина в доспехах, Буривой выпустил его из рук. Думный голова рухнул на землю, как мешок с репой, но Мечислав успел подставить руки и не дал отцу удариться оземь.

– Где великий князь? – заорал на него Буривой из-под шлема.

Мечислав так запыхался, что не мог говорить. Он только вытянул руку вперед – туда, где в плотном кольце лихославцев Изяслав Могутной добивал Всеволода.

– Чего же вы ждете? Князь гибнет! – выкрикнул Буривой и ломанулся туда.

Последние оставшиеся в живых дружинники устремились за ним. Завязалась отчаянная сеча, послышались дикие крики и звон мечей. Но Буривою не было до этого дела: он видел только великого князя, распростертого на земле, узнать которого можно было по серебристым доспехам с изображением сокола. Увидев, сколько вокруг собралось врагов, он на мгновенье похолодел, но тут же взял себя в руки и дал шпор своему коню.

Изяслав Могутной стоял, спешившись, над беспомощным телом великого князя. Он был огромным и могучим, доспехи его, выкованные по особой мерке, казались безразмерными, а булава могла принадлежать разве что великану из сказки. Не раздумывая, Буривой направил на него Разгуляя и на полном ходу сбил его с ног. Тяжелая гора железа опрокинулась и покатилась по земле, жалобно звякая и громыхая. Буривой развернул коня, наклонился и изо всех сил заехал кистенем по колышущейся горе, но железная гирька с шипами лишь лязгнула по доспехам, не причинив противнику видимого вреда. Изяслав забарахтался и начал вставать на четвереньки, что было непросто сделать в той куче железа, которую он на себя нацепил.

Краем глаза Буривой заметил, что Лютобор с отборными людьми спешит своему князю на помощь. На его счастье, конные ополченцы Видослава Рославича наконец подоспели к бою и принялись теснить их. Однако на него все же успел налететь закованный в латы рыцарь с копьем наперевес. Разгуляй сам дернулся в сторону и пропустил врага мимо, а Буривой, развернувшись, съездил ему сзади кистенем по затылку, отчего тот вывалился из седла и рухнул на землю без признаков жизни.

– Избошка, копье! – хриплым голосом заорал он.

Оруженосец мгновенно сообразил, что от него требуется. Он поднял выпавшее из рук убитого врага копье и подал его господину. Буривой прижал его локтем к боку. Изяслав Могутной уже стоял на ногах в полный рост. Он обеими руками поднимал булаву, намереваясь одним ударом раздробить голову Разгуляю. Буривой разогнался, сжал копье покрепче и изо всех сил всадил его прямо в грудь этой железной горе. Изяслав опрокинулся навзничь и рухнул. Буривой тут же соскочил на землю, выхватил из ножен меч, и не давая противнику подняться, принялся сечь его. Но железные доспехи надежно держали любые удары. Изяслав глухо охал и перекатывался по траве, однако добраться до его тела никак не удавалось. Забывшись от ярости, Буривой принялся пинать его ногами, однако и это не помогало.

– Что ты делаешь, господине? – закричал ему под руку Избыгнев. – Это же Немирович! Не трогай его! И сам цел останешься, и лиха не наживешь!

Однако Буривоя было не остановить. Он продолжал добивать своего противника, дико выкрикивая:

– Это тебе за великого князя! Это за Мир-город! Это за вытоптанный урожай!

– Буривой Прибыславич! Не убей его ненароком! – закричал ему Видослав.

Но Буривой не обратил никакого внимания на его слова. Он выхватил из-за голенища длинный и тонкий нож, похожий на иглу, и попытался перерезать им ремни, удерживающие на голове Изяслава шлем.

– Бурило! Не делай лиха! Полони его, полони! – закричал Мечислав, успевший оттащить под защиту дружины отца.

Буривой остекленевшими глазами взглянул на него, сорвал со своего противника шлем, и изо всех сил всадил нож ему в горло. Яркая кровь брызнула на доспехи и ручьем пролилась на траву. Изяслав захрипел и забился в судорогах. Буривой с силой оттолкнул от себя его голову и поднялся на ноги.

– Что же ты сделал, княже? – с укором спросил Видослав, подоспевший на помощь. – Теперь Немировичи станут твоими кровниками. Они тебе век этого не забудут. А если бы ты взял его в полон, то потом можно было такой выкуп за него получить, что всю оставшуюся жизнь жил бы безбедно.

– Да ладно уже, – устало откликнулся Буривой. – Что сделано, то сделано. Снимите с него доспехи, попробую их примерить.

Он перешагнул через бездыханное тело, угодив сапогом в лужицу темной, почти черной крови, и подбежал к Всеволоду, все еще лежавшему на траве. Тот тихо стонал и прижимал руку к груди. На железных пластинах его доспехов виднелись глубокие вмятины, заляпанные кровью, льющейся из рассеченной ладони.

– Владек, ты жив? – дрогнувшим голосом спросил Буривой, снимая с головы шлем и трогая его рукой.

– Это ж надо, как все болит, – жалобным голосом ответил Всеволод.

– Можешь встать?

– Куда уж мне? Но люди должны увидеть, что их князь цел.

Буривой ухватил его сквозь толстые кожаные перчатки, и одним рывком поднял с земли. Всеволод попытался удержаться, но ноги его подкосились, и он начал сползать вниз. Буривой схватил его подмышки и взвалил себе на плечо. Со всех сторон к ним уже бежали вооруженные слуги.

– Ключевой воды сюда, быстро! – заорал на них Буривой. – Рану нужно немедля промыть, иначе зараза пойдет по жилам. Кто первым успеет – тому рубль серебра!

Люди кинулись исполнять его повеленье, однако о награде они думали меньше всего. Всеволода в войске любили, и помочь ему хотел каждый. Буривой понес его к обозу, где ждал полковой врач. Ладонь Всеволода беспомощно свисала у него за спиной, оставляя на доспехах кровавые пятна.

– Ох, и тяжел ты, кабан! – с придыханием произнес Буривой.

– Я не кабан, я сокол!

Буривой взглянул на своего друга, на его сморщенное от боли лицо, на взмокшие от пота пряди темных волос, и расхохотался.

– Боржек, низкий поклон тебе, – произнес тихо Всеволод. – Уже в который раз ты меня выручаешь. Сколько себя помню, ты всегда был рядом. Что бы я без тебя делал?

– Да ладно тебе, – ответил ему Буривой. – Мы с тобой, как два берега у реки – одного без другого не бывает. Сейчас рану тебе подлечим, я возок подгоню. Погрузим тебя и поедем домой. Княгиня, небось, заждалась.

Великий Миргород встретил их праздничным шумом. В честь победившего войска играли на дудках и гуслях, гудели на гудках, дули в трубы. На самой главной, Перуновой улице, по которой князь с дружиной въезжали в Кремник, развернули знамена: великокняжеское, рдяное, с золотым соколом, несущим в когтях дубовую ветвь; за ним – боярского головы Держимира, с двумя полосами, красной и синей, и серебряной звездой о двенадцати лучах; следом – тысяцкого Твердислава, красное с желтым, с солнечным колесом и стрелами крест-накрест, и всех остальных знаменитых воевод, участвовавших в походе. Вдоль улиц выстроился городской люд, все кричали и приветствовали князя, и тут же рыдали женки, не дождавшиеся своих кормильцев.

Они проехали через широкую площадь под названием Середá, посреди которой высилась Железная Стрела – поставленный в незапамятные времена кумир с изображением всех богов, отлитый из железного камня, свалившегося с неба в окружении вихря и пламени. Въехали в белокаменный Кремник через Золотые Ворота под Перуновой башней. Тут только знатные воеводы и их челядь начали разъезжаться по своим дворам, пообещав перед этим князю собраться на следующий день к нему на пир.

Через речку, на Нижней стороне, уже шумел Большой Торг – там начинали продавать пленных лихославцев, которых насчитали пять тысяч. Их оказалось так много, что распродавать их пришлось по одной пуле – самой маленькой медной монетке, то есть совсем за бесценок. Покупая их для подсобных работ в хозяйстве, селяне от души веселились и предлагали шутовские цены – кто хвост от селедки, а кто шелуху от веяных зерен.

Не дожидаясь Избыгнева, который плелся в обозе вместе с телегой, на которой были набросаны их шатер и оружие с доспехами, Буривой отправился к себе на двор. Его хоромы были одними из самых богатых во всем Кремнике, к тому же стояли по соседству с дворцом великого князя. Слуги распахнули настежь ворота и высыпали навстречу, но он не обратил на них никакого внимания. Он сразу заметил только ее одну – свою красавицу-южанку, славянку из дальних загорских краев, Снежану. Они были женаты уже давно, и на людях больших чувств не показывали, особенно при дворовой челяди. Она обняла его, как всегда, когда он возвращался из похода, и тут же повела его в дом. По крыльцу уже сбегали навстречу дети – двое старших сыновей и дочка, еще не вошедшая в возраст невесты.

– Сейчас скажу Русане, чтобы мыльню тебе истопила, – сказала Снежана.

– Да, будет кстати, – отозвался он. – Нужно смыть с себя кровь и прах от костра.

– Кровь? Ты ранен? – обеспокоилась она.

– Нет, это чужая, – рассмеялся он.

Она успокоилась и заметила:

– О тебе тут такое рассказывают… Будто ты один всех от гибели спас.

– Ну, раз рассказывают – значит, правда, – сказал он с улыбкой.

Она осмотрелась – не видит ли кто из дворни – и снова его обняла.

– Да, кстати, пока тебя не было, прибыл гонец из княжества вагров, – вдруг спохватилась Снежана.

– Вот это новость! – удивился Буривой. – Кто такой? И главное – от кого?

– Какой-то Вадимир, – ответила жена. – А от кого – я не стала расспрашивать. Сам узнаешь.

– Хорошо. Позже с ним поговорю. А сейчас в мыльню. Пойдешь со мной? – игриво спросил он жену.