Читать книгу В ожидании дождя - Деннис Лихэйн - Страница 9
7
ОглавлениеЯ снова позвонил Девину, разбудив его.
– Ну, как там продвигается дело с мисс Диас?
– Да никак. Женщины – странные создания.
– Ни детектив Томас, ни детектив Степлтон мне так и не перезвонили.
– А это потому, что Степлтон был одним из протеже Дойла.
– Вон оно что.
– Даже если бы ты увидел, как Джимми Хоффа пьет кофе в забегаловке, Степлтон все равно бы на тебя внимания не обратил.
– А Томас?
– Она не такая предсказуемая. И сегодня она работает в одиночку.
– Везет мне.
– Ну что тут сказать? Ты ж ирландец, тебе положено. Подожди, сейчас узнаю, где она.
Две или три минуты я ждал, затем в трубке снова раздался голос Девина:
– Думаю, говорить, что ты у меня в долгу, не стоит?
– Я и так это знаю, – ответил я.
– И лучше не забывай, – вздохнул Девин. – Детектив Томас расследует смерть какого-то идиота в Бэк-Бей. Труп в переулке между Ньюбери и Коммонуэлс-авеню, так что она там будет.
– Какие там кварталы на пересечении?
– Дартмут и Эксетер. Ты с ней не шали, она дураков не терпит. Сожрет тебя, выплюнет – и глазом не моргнет.
Детектив Джоэлла Томас вышла из переулка в конце Дартмут-стрит и боком пролезла под желтой лентой, на ходу сдирая латексные перчатки. Проскользнув под ограждением, она распрямилась, сняла одну перчатку, потрясла ладонью, стряхивая тальковую пудру со своей черной кожи. Затем обратилась к сидевшему на бампере коронерского фургона криминалисту:
– Ларри, забирай клиента.
Ларри, не отрываясь от страницы спортивных новостей, поинтересовался:
– Он все еще мертвый?
– И становится все мертвее. – Джоэлла стянула вторую перчатку и тут заметила меня, стоящего рядом. Но упорно продолжала смотреть на Ларри.
– Он тебе ничего не рассказал? – Ларри перелистнул страницу.
Джоэлла Томас перегнала мятный леденец от одной щеки к другой и кивнула:
– Сказал, что загробная жизнь…
– Да?
– …это бесконечная вечеринка.
– Вот и хорошо. Жене расскажу. – Ларри сложил газету, кинул в чрево фургона. – Черт бы этих «Сокс» побрал, а, детектив?
Джоэлла Томас пожала плечами:
– Я за хоккеистов болею.
– Ну, тогда черт бы побрал «Брюинз». – Ларри повернулся к нам спиной и начал рыться в фургоне.
Джоэлла Томас почти развернулась уходить, но вспомнила про меня. Медленно подняла ко мне голову и посмотрела на меня сквозь дымчато-золотые линзы своих солнцезащитных очков без оправы:
– Чего вам?
– Детектив Томас? – Я протянул руку.
Она коротко пожала мои пальцы и взглянула мне в лицо.
– Патрик Кензи. Возможно, Девин Амронклин упоминал обо мне?
Она вскинула голову, и я услышал, как мятный леденец у нее во рту стукнулся о зубы.
– В участок зайти не могли, мистер Кензи?
– Я посчитал, что так будет быстрее.
Она засунула руки в карманы пиджака и качнулась назад:
– Не хочется идти в полицию после того, как сдали копа, да, мистер Кензи?
– Береженого бог бережет.
– Ага. – Она отступила назад, пропуская Ларри и двух других криминалистов.
– Детектив, – сказал я. – Мне очень жаль, что мое расследование привело к аресту одного из…
– Бла-бла-бла. – Джоэлла Томас махнула длинной ладонью у меня перед лицом. – Мне на него плевать, мистер Кензи. Он был из старых копов, со старыми связями. – Она развернулась к тротуару. – Я что, по-вашему, похожа на кого-нибудь из них?
– Совсем наоборот.
Джоэлла Томас была стройной и высокой, метр восемьдесят с мелочью. Одета она была в оливкового цвета двубортный костюм поверх черной футболки. Блестящий полицейский жетон висел у нее на шее на черном нейлоновом шнуре и тоном полностью совпадал с тремя золотыми колечками, красовавшимися в ее левом ухе. Правое ухо оставалось гладким и голым, в точности как ее выбритая голова.
Мы стояли на тротуаре, и набирающая обороты жара испаряла утреннюю росу, превращая ее в еле заметный туман. Было раннее воскресное утро, тот час, когда яппи только-только заряжают свои кофеварки марки «Крапс», а собачники готовятся к выгулу питомцев.
Джоэлла содрала фольгу с упаковки мятных леденцов, засунула один в рот.
– Не хотите?
Она протянула пачку мне.
– Спасибо, – поблагодарил я и взял один.
Она убрала упаковку в карман пиджака. Взглянула на переулок, затем наверх, на крышу.
Я проследил за ее взглядом:
– Прыгун?
Она покачала головой:
– Падучий. Был на вечеринке, решил вмазаться, поднялся на крышу. Сел на краю, ширнулся, посмотрел на звезды. – Она изобразила, как он слишком далеко откинулся. – Должно быть, комету увидал.
– Ой, – сказал я.
Джоэлла Томас отломила кусок булочки, окунула его в гигантских размеров кружку с чаем и отправила в рот.
– Значит, хотите узнать о смерти Карен Николc.
– Ага.
Она прожевала, затем отпила чаю.
– Опасаетесь, что ее толкнули?
– А ее толкнули?
– Не-а. – Она откинулась на спинку стула, наблюдая за стариком, кормившим на улице голубей. Лицо у него было сморщенным и маленьким, а нос – таким крючковатым, что старик очень напоминал птиц, которых подкармливал. Мы сидели в «Кафе де Хозе у Хорхе», в квартале от места происшествия. Здесь подавали девять различных видов булочек, пятнадцать видов кексов, блюда из тофу и что угодно с отрубями.
Джоэлла Томас сказала:
– Самоубийство это. – Она пожала плечами. – Яснее ясного. Убийцей оказалась гравитация. Никаких признаков борьбы, никаких следов рядом с местом прыжка. Черт, да яснее дела и быть не может.
– И этот суицид вполне объясним, да?
– В каком смысле?
– Бойфренд попал в аварию, она в депрессии, все такое?
– Вполне логичное предположение.
– И этого достаточно?
– А, понимаю, к чему вы клоните. – Она кивнула, а затем покачала головой: – Слушайте, вот самоубийства… Их вообще редко можно объяснить. И вот еще что: большинство самоубийц записок не оставляет. Процентов десять могут что-то такое черкнуть, а остальные? Просто убивают себя, а мы гадай почему.
– Но должно же быть что-то общее.
– Между жертвами? – Она снова отпила чаю, снова покачала головой: – Ну, очевидно, что все они находятся в депрессии. А кто нет? Вот вы что, каждое утро просыпаетесь и говорите себе: «Как хорошо быть живым»?
Я ухмыльнулся и покачал головой.
– Я так и думала. Как и я, собственно. А как насчет вашего прошлого?
– Э-э?
– Ваше прошлое. – Она ткнула в мою сторону ложкой, затем помешала чай. – Вот вас полностью устраивает вообще все, что с вами происходило? Или все-таки есть какие-то вещи, которые вы ни с кем не обсуждаете, но которые заставляют вас содрогаться даже двадцать лет спустя?
Я задумался над ее вопросом. Однажды, в раннем детстве – мне было лет шесть-семь, не больше, – отец выпорол меня ремнем. Я зашел в спальню, которую делил со своей сестрой, увидел, как она стоит на коленях и играет со своими куклами, и ударил ее по затылку изо всех сил. Выражение ее лица – шок, страх, но вместе с тем и усталое смирение – этот образ врезался мне в мозг и засел там гвоздем. Даже сейчас, больше чем четверть века спустя, ее девятилетнее лицо всплыло в моей памяти, и меня накрыло волной стыда столь жгучего и всеобъемлющего, что казалось – еще немного, и она сомнет меня и размажет по полу.
И это только одно воспоминание. Одно из очень длинного списка, составленного за жизнь, полную ошибок, просчетов и эмоциональных срывов.
– У вас по лицу видно, – сказала Джоэлла Томас. – Есть какие-то куски прошлого, с которыми вам никогда не смириться.
– А у вас?
Она кивнула:
– О да. – Откинулась назад, посмотрела на вентилятор под потолком и с шумом выдохнула: – О да. Дело в том, что у всех нас есть такие воспоминания. Мы все тащим свое прошлое за собой, и в настоящем постоянно лажаем, и у каждого выпадают дни, когда просто не видишь особого смысла жить дальше. Самоубийцы – это те, кто доводит дело до конца. Смотрят на себя и говорят: «Дальше то же самое, только больше? Да ну на фиг. Пора сойти с этого автобуса». И в большинстве случаев никто не знает, какая соломинка переломила им хребет. Я иногда сталкивалась с такими случаями, которые вообще умом не понять. В прошлом году, например… Молодая мать, в Брайтоне. Любила своего мужа, своих детей и свою собаку. Работа отличная. С родителями отношения просто прекрасные. Никаких финансовых трудностей. Так вот, ее лучшая подруга выходит замуж, а она – подружка невесты. После свадьбы она едет домой и вешается в ванной, даже не сняв это уродливое платье из шифона. И возникает вопрос: что на свадьбе ее к этому толкнуло? Она была тайно влюблена в жениха? Или в невесту? Или вспомнила, как сама выходила замуж, вспомнила все свои надежды и поняла, насколько они оказались далеки от действительности? Или ей просто надоело жить? – Джоэлла медленно пожала плечами. – Я не знаю. И никто не знает. Но точно могу сказать – никто, вообще никто из ее знакомых – не ожидал, что она так поступит.
Мой кофе остыл, но я все равно сделал глоток.
– Мистер Кензи, – произнесла Джоэлла Томас, – Карен Николc покончила с собой. С этим спорить бесполезно. А спрашивать почему – пустая трата времени. Кому от этого легче станет?
– Вы ее не знали, – сказал я. – Для нее это было явно не нормальное поведение.
– Нормального поведения вообще не бывает, – сказала Джоэлла Томас.
– Вы выяснили, где она жила последние два месяца?
Она покачала головой:
– Выясним, когда домовладелец захочет сдать ее квартиру еще кому-нибудь.
– А до тех пор?
– А до тех пор она мертва, и на задержку с квартплатой ей плевать.
Я закатил глаза.
Она закатила свои. Затем наклонилась ко мне и уставилась на меня своими призрачными глазами:
– Можно вас спросить?
– Конечно, – сказал я.
– И не поймите мой вопрос неправильно, поскольку вы похожи на адекватного человека.
– Спрашивайте.
– Вы с Карен Николc встречались сколько? Один раз?
– Ага, один.
– И вы верите мне, что она покончила с собой без посторонней помощи?
– Верю.
– Ну тогда, мистер Кензи, с какой стати вы так интересуетесь, что с ней случилось до этого?
Я откинулся на спинку стула.
– У вас никогда не бывает такого чувства, что вы облажались? И вам хочется все исправить?
– Бывает.
– Карен Николc, – сказал я, – оставила сообщение на моем автоответчике. Это было четыре месяца тому назад. Она попросила перезвонить. А я не перезвонил.
– И?
– И не перезвонил я ей вовсе не по какой-то благородной причине.
Она надела свои очки, позволила им скользнуть по носу. Взглянула на меня поверх линз:
– Стоп, то есть вы считаете себя настолько крутым, что, если бы просто перезвонили ей, то сейчас она была бы жива?
– Нет. Я считаю себя в долгу перед ней, потому что не пришел ей на помощь, и по дурацкой причине.
Она уставилась на меня, чуть приоткрыв рот.
– Вы думаете, что я спятил.
– Я думаю, что вы спятили. Она ведь взрослая женщина была, не…
– Ее бойфренда сбила машина. Несчастный случай?
Она кивнула:
– Да, я проверяла. Сорок шесть свидетелей, и все говорят одно и то же – он споткнулся. В квартале оттуда, на пересечении Атлантик и Конгресс, находилась патрульная машина. Они подъехали, как только услышали шум столкновения, где-то через двенадцать секунд после происшествия. Сбивший Веттерау водитель – турист по имени Стивен Кернз. Он в таком шоке был, до сих пор посылает Веттерау в палату цветы каждый день.
– Ладно, – сказал я. – А почему жизнь Карен Николc так резко пошла под откос? Работа, квартира – все развеялось как дым?
– Характерный признак депрессии, – ответила Джоэлла Томас. – Ты настолько охвачен своими проблемами, что забываешь обо всем остальном.
Пара среднего возраста женщин с одинаковыми очками от Версаче остановились возле нашего столика с подносами в руках и принялись оглядываться в поисках свободного места. Одна из них увидела мою почти пустую чашку и крошки от булочки на блюдце перед Джоэллой и громко вздохнула.
– Хорошо вздыхаете, – сказала Джоэлла. – Солидная практика?
Женщина сделала вид, что не слышит, и перевела взгляд на подругу. Та тоже вздохнула.
– Ого, оно заразно, оказывается, – сказал я.
– Некоторые люди иногда просто не умеют себя вести, не находишь? – произнесла первая женщина, обращаясь ко второй.
Джоэлла широко мне улыбнулась.
– «Не умеют себя вести», – повторила она. – Им хочется назвать меня черномазой, но вместо этого они рассуждают про «неумение себя вести». Это льстит их самооценке.
Она повернулась к женщинам, которые смотрели куда угодно, но только не на нас:
– Так ведь, а?
Женщины опять вздохнули.
– Н-да, – протянула Джоэлла, как будто получила подтверждение своим словам. – Идем? – Она встала.
Я взглянул на ее кружку, крошки булочки и свою чашку с остатками кофе.
– Оставь, – сказала она. – Сестрички за нас все уберут. – Она поймала взгляд первой вздыхавшей женщины: – Так ведь, милая?
Та уставилась на стойку.
– Ага, – сказала Джоэлла Томас с широкой улыбкой. – Все так. Женская взаимовыручка, мистер Кензи, это прекрасная вещь.
Когда мы вышли на улицу, женщины все еще стояли у нашего столика с подносами в руках и по-прежнему вздыхали, – судя по всему, ждали официантку, которая приберет со стола. Какое-то время мы просто шагали рядом. Утренний ветер пах жасмином. Улицы начали заполняться народом. Прохожие на ходу жонглировали воскресными газетами, белыми пакетами с булочками, стаканчиками кофе или сока.
– Почему она вообще к вам обратилась? – спросила Джоэлла.
– Ее домогался один тип.
– И вы с ним разобрались?
– Ага.
– И думаете, что до него дошло?
– Тогда – думал. – Я остановился, остановилась и она. – Детектив, в последние несколько месяцев Карен Николc не насиловали и не избивали?
Джоэлла Томас внимательно посмотрела на меня, ища патологию – возможно, признаки сумасшествия, лихорадочный блеск в глазах, саморазрушительную одержимость.
– Если я скажу да, – спросила она, – то вы снова отправитесь разбираться с этим деятелем, как в прошлый раз?
– Нет.
– Правда? Как же вы тогда поступите?
– Передам информацию в правоохранительные органы.
Она широко улыбнулась. Зубы у нее были самые белые из всех, какие я когда-либо видел.
– Ага.
– Нет, честно, так и поступлю.
Она кивнула.
– Нет. Насколько я знаю, ни жертвой изнасилования, ни жертвой нападения она не была.
– О'кей.
– Однако, мистер Кензи…
– Да?
– Только учтите: если то, что я вам скажу, дойдет до прессы, я вас уничтожу.
– Понял.
– С лица земли сотру.
– Усек.
Она засунула руки в карманы и оперлась спиной о фонарный столб.
– Это я к тому, чтобы вы не думали, будто я такое трепло, что сливаю информацию дому частному сыщику. Помните копа, которого вы в прошлом году разоблачили?
Я молчал, ожидая продолжения.
– Он вообще недолюбливал женщин-полицейских, а уж если ты еще и черная – и подавно. Если женщина давала ему отпор, он тут же распускал слух, что она лесбиянка. Когда вы его вывели на чистую воду, в полицейском управлении начались перестановки. Меня перевели из его отдела в убойный.
– Где вы нашли себя.
– Я заслужила это место. Но считайте, что я возвращаю вам долг. О'кей?
– О'кей.
– Вашу покойную приятельницу дважды арестовывали в Спрингфилде. На панели.
– Клиентов брала?
Она кивнула:
– Да, мистер Кензи. Карен Николc занималась проституцией.