Читать книгу Бежать - Диана Волхонская - Страница 6

Даже деревья на новом месте болеют

В комнате бубнил телевизор. За столом Игореша делал уроки: старательно выводил в тетради слова, проговаривая их шепотом: «Со-ба-ки – кос-мо-нав-ты Бел-ка и Стрел-ка».

Катерина Ивановна по секрету от других учеников обещала не ставить низких оценок, пока Игореша не привыкнет к новой школе. Но он все равно старался. Хотел порадовать и Катерину Ивановну, и маму. Еще и старикам в доме престарелых пятерку показать. Похвастаться.

На столе за учебниками стояла тарелка с горячими гренками: кусочками хлеба, обжаренными во взбитых яйцах, и чашка парящего чая. Наташа приготовила полдник – Игореша попросил. В прежней жизни он плохо ел, а теперь изменился: был готов слопать все, что дают. Даже манную кашу с комками.

Посидишь пару дней без обеда и кусок черствого хлеба деликатесом покажется.

Игореша в предвкушении вдыхал аромат гренок. Ждал, пока остынут.

В кухне Наташа, подперев голову кулаком, слушала Алексея. Тот сидел на краю ванны, вертел в руках пустую чашку.

Чай он допил час назад.

История его любви к Веруне оказалась совсем не такой, как себе нарисовала Наташа. Странной и запутанной.

Познакомились Вера и Алексей весной позапрошлого года. Софья Михайловна тогда приболела, и племянница стала навещать ее. То утром прибегала, то вечером. Продукты приносила, лекарства. Иногда ночевать оставалась, если Софье Михайловне совсем плохо было, и она боялась умереть в одиночестве. Конечно, Веруню заметил Алексей. Красавица с длинными русыми волосами, «не веселая, не печальная, словно с темного неба сошедшая», как пел из радиоприемника какой-то модный певец, очаровывала. Разве можно такую не заметить? Алексей тоже навещал Софью Михайловну. Помогал, чем мог, о погоде говорил, о непомерно растущих ценах. Расспросил о красивой незнакомке и узнал, что звали ее Верой и приходилась она Софье Михайловне племянницей. Жила недалеко, за парком.

Почти месяц Алексей наблюдал за Верой через окно, или выходил во двор, когда та появлялась, однако познакомиться не решался. Иногда при встрече здоровался. В ответ Вера молчала. А однажды сказала тихим и красивым голосом: «Здравствуйте» и Алексей понял, что пропал. Без памяти влюбился.

Еще зимой Софья Михайловна заказала у него домашние туфли на меху. Первый этаж – ноги мерзли. Может, и не в холодном поле было дело, а в старости и забитых сосудах, но как бы там ни было, Алексей пообещал туфли сшить… И благополучно об обещании забыл. Даже материал не купил – отвлекся на другие заказы. А тут вспомнил. Сшил за пару дней прочные и теплые туфли. Сработал на совесть, самому приятно стало. Отмылся от крепкого запаха кожи и клея, принарядился и с подарком пошел к Софье Михайловне. Точнее, выждал, пока к ней племянница придет, и юркнул следом.

Тогда знакомство и случилось.

Сели пить чай у открытого окна. За окошком ветерок шумел: яблоню в цвету по листику перебирал, по лепесточку. На ветках птицы щебетали. Рядом за столом сидела Вера… Ни дать, ни взять рай на земле!

Поначалу Алексей, конечно, смущался. Пунцовый, с ошалевшими глазами он сахар в чай не мог положить, так сильно руки тряслись. Немел при взгляде на Веру или бубнил что-то невразумительное. Всегда с ним так! С самой юности! Сейчас уже осмелел немного: и заговорит с красивой женщиной, если надо, и помощь предложит. А тогда… До смешного доходило, заказ нормально принять не мог, если заказчица в его вкусе была.

Выручила Софья Михайловна, не дала Алексею опозориться перед Верой – разговорила: спросила про мастерскую и того прорвало. О своем деле он мог говорить часами и без остановки. А тут еще любовь всей жизни Вера слушала. Надо же было себя с лучшей стороны показать, не каким-нибудь сапожником без сапог, а успешным предпринимателем. Мастером!

И заговорил Алексей громко и уверенно, нахваливая себя. Мол, не только чинит старую обувь, но и шьет новую на заказ. А еще сумки, ремни, кошельки. Похвастался крупным заказом на женские сапоги-ботфорты и сумку.

– Сапоги, понятно, модные. А сумка, блин… – Алексей усмехнулся, глядя на Наташу. – Странная была. Сумка-карман называлась. Заказчица в журнале увидала. Объясняла мне, черкала на листике. Художница, блин. Так и не понял, что она хочет. Потом притащила листик из журнала и под нос мне сунула. Там делов оказалось, – он махнул рукой, – на день работы. Если поднапрячься, конечно. Кожаный карман с ремнем через плечо. Что там шить?

Этой сумкой-карманом Алексей тогда Веру и «зацепил». Ей тоже захотелось такую. Обязательно кожаную и мягкую.

– Замшевую, – с восторгом произнесла Вера и Алексей уже знал, что костьми ляжет, но сошьет. У него и материал подходящий имелся – большой кусок хромовой замши. С тщательно шлифованной бахтармой и густым низким ворсом. Бахтармяный велюр.

– Если хочешь, сама можешь сшить, – предложил Алексей Вере. – Я научу. Помогу… У тебя получится.

Нет, он не позволил бы ей кроить или шить, не допустил бы порчи дорогого материала. Просто хотел завлечь в мастерскую, где чувствовал себя уверенно и свободно, на свою, как говорится, территорию. Туда, где они могли остаться наедине.

Вера явилась на следующий день. Вошла в мастерскую с улицы, поморщила носик от запаха и одним пальцем коснулась швейной машинки.

Алексей чуть не рехнулся от счастья: Вера! В его мастерской! Сама пришла! Засуетился вокруг нее, закружил. Сначала рассказывал про сапожное ремесло и показывал инструменты и материал. Не у каждого сапожника такие имелись! Было чем похвастаться! Вкратце объяснил тонкости работы с кожей. Достал велюр и под восторженный выдох Веры разложил на рабочем столе. Провел по бархатистой поверхности рукой, словно женщину по оголенному бедру, и замер. Наконец… велюру нашлось применение.

Вера тоже не удержалась: начала водить ладонями по коже, щурясь и мурлыча от удовольствия. Зеленоглазая кошка… Красивая и позабывшая осторожность. В какой-то момент ее «лапка» оказалась под дрожащей ладонью Алексея и теперь он водил пальцами не по бахтармяному велюру, а по бархатистой Вериной коже.

Потом Алексей провел Веру к себе в барак прямо из мастерской через спрятанные за обувной полкой двери. Напоил мятным чаем с конфетами. Настоящими, шоколадными. Не той соевой фигней, которая в гастрономе продавалась: на вид красивая, а на вкус – пластилин. Не подумай! Теми конфетами серьезный клиент угостил. Алексей ему кошелек сшил с кармашками для визиток и диковинных пластиковых карточек.

Вера засобиралась домой, и Алексей начал уговаривать ее остаться хоть на часок, хоть на лишнюю минуточку. Ведь уйдет и больше не вернется. Руки ей гладил, ноги массировал. И уговорил. Вера осталась на ночь. Вот так сразу, не ломаясь и не корча из себя недотрогу.

– Отдалась мне вся, – выдохнул Алексей.

На этих словах у Наташи брови на лоб поползли.

Офигеть! Красавица с фотографии Веруня, в которой строгая Софья Михайловна души не чаяла, переспала с сапожником Алексеем на первом же свидании! Будь на месте Алексея актер из голливудского фильма про красотку, то можно было понять: не устояла перед мужским шармом и утонченностью – снесло крышу. А тут… Может, конфеты были с коньяком? Или… Алексей врет? Точно, врет! Выставляет себя чубаккой грозным: посмотри я какой – Веруню соблазнил!

«И ты, Колобок, от меня не уйдешь!»

«Ох-ох, – вздрогнула про себя Наташа. – Если заманит в мастерскую и предложит массаж ног, то буду отбиваться».

Эмоции на ее лице остались незамеченными. Алексей продолжал рассказ.

Встречи с Веруней той дивной весной переросли в роман. Осенью Алексей сделал предложение и услышал в ответ заветное «Да!» Софья Михайловна благословила молодых.

Вот только с сумкой вышел казус. Вера заупрямилась – захотела шить сама – ведь Алексей обещал. А он жалел материал. Дорогой, собака! Раскроил, пока Веруня была в отлучке. И сшил бы сумку, но не успел – пришла Вера и закатила скандал. Пришлось уступить.

Ясное дело, ничего путного из затеи не вышло. Кривая строчка, запоротая работа.

Алексей чуть не плакал. Чтобы скрыть дефекты, Вера предложила покрасить сумку в черный цвет, купила на рынке краску для замши. Алексей ее забраковал. Не хватало еще велюр дешевым красителем добивать!

«Таким сумку покрасишь, – объяснил Алексей Вере, – и носить не сможешь. Плохая краска, нестойкая. Мазаться будет: на руках оставаться, на одежде черными пятнами. Оно, блин, надо?»

Вера тогда промолчала. Забрала сумку домой и принесла через неделю. Черную, покрашенную.

– Тем самым говняным красителем! – возмутился Алексей и сомнения насчет разумности Веруни накрыли Наташу с головой. Что-то с Верой было не так. Возможно, Алексей из мести выставлял ее дурой, хотя сам со странностями.

Наташа убрала руку от лица и слушала рассказ дальше.

Поругались Алексей с Верой тогда сильно. Вера расплакалась, запустила в него сумкой. Закричала, что свадьбы не будет. Алексей уже не знал, чем успокоить. Велюр, конечно, жалко, но Веру терять не хотелось. И вдруг – стук в двери. Фома с заработков вернулся и за ключом от своей хаты зашел. Всегда у Алексея оставлял, когда уезжал надолго. Мало ли, трубу прорвет или еще что.

– Вера Фому увидала, – вздохнул Алексей, – и застыла. Фома, понятно, ходок знатный. Девки на нем гроздьями виснут. Софь Михална правильно говорит: видят его и цепенеют. Он тогда аж посмеялся с Веруни: «Сглазишь!» А она, блин, глазами хлопала и молчала. Так молча и ушла за ним.

Алексей попытался остановить, но она из рук вырвалась и глянула с презрением.

– Как на вошь.

Стало понятно: «Свадьбы не будет!»

С тех пор Алексей несколько раз видел Фому с Веруней вместе. Ну как вместе… Фома шел к себе, а следом за ним навязчивой кошкой семенила Веруня. Ласково заговаривала, чуть не стелилась. Фома прогонял ее. Двери в дом перед носом закрывал, так она плакала и в окно лезла. Однажды Фома не выдержал и к Софье Михайловне ее притащил. Поругался. Рассказал о Веруниных проделках. Проходу, мол, не дает; научите племянницу манерам. Бедная Софья Михайловна со стыда чуть не сгорела. С сердцем у нее плохо сделалось. Отругала Веруню. Запретила к себе ходить и родителям сообщила. Все без толку.

Веруня повадилась к Фоме по ночам шастать. Придет, в двери постучит тихонько и ждет: впустит – не впустит. Так до холодов и промаялась. Потом зима пришла, морозы ударили. В коридоре ночью и околеть можно было. Фома раз Веруню пожалел, пустил переночевать. Потом другой, третий… Поначалу она смирная была. Спала на кухне в кресле – оно сейчас в коридоре разорванное стоит. А как обнаглела и в постель к Фоме прыгнула, то разругались.

И побежала Веруня домой через парк.

– Почему Фома прогонял ее? – не поняла Наташа. – Она же красивая была.

Алексей пожал плечами:

– Не знаю, блин. Не приглянулась.

– А остальные подробности откуда знаешь?

– Так менты же всех допрашивали. Все секреты вытрясли.

– И ты веришь Фоме?

Алексей снова пожал плечами:

– Чего ж, блин, не верить. Сам видел, гнал он Веруню от себя, не хотел ее.

«С жиру, наверное, бесился, – подумала Наташа. – Еще бы! Дон Жуан местного разлива, обласканный женским вниманием! Вот и перебирал красоток: эта сойдет, а эта не очень. Козел! Не мог быть с Веруней помягче. Втрескалась девчонка, свихнулась от любви – так что ее гнать, как собаку?»

Острая влюбленность Веруни в Фому у Наташи вопросов не вызывала. После нудного Алексея с его сапожными страстями любой мало-мальски нормальный мужик показался бы принцем.

«Велюр пожалел! Придурок…»

Потому вцепилась Веруня в Фому мертвой хваткой.

– Довела до ручки и придушил, – как бы про себя вздохнула Наташа.

– Не, – отмахнулся Алексей. – Не убивал Фома Веруню. Просто… – он скорчил кислую мину. – Так вышло. Судьба у нее, блин, такая.

Наташе стало не по себе. Алексей рассуждал о смерти Веруни, словно посторонний, без эмоций. Вот тебе и любовь всей жизни… Если завтра Наташу убьет маньяк, то Алексей, наверное, вздохнет с тем же выражением: «Судьба у нее, блин, такая».

Зашибись!

Подальше от такого ухажера надо держаться и разузнать про Веруню у Софьи Михайловны. Из ее уст эта история наверняка прозвучит иначе.

– Почему Фома кресло не выбросил? – вслух задумалась Наташа.

– Это он Софь Михалне назло. Оговорила она его перед ментами. – От услышанного Наташа сделала удивленные глаза, и Алексей, кивая, продолжил: – Ага. Его ж, блин, на месяц закрывали. Каждый день ребра пересчитывали – хотели признание выбить. Ну а что? Всё так складно выходило: мутил с девчонкой, поругались и задушил ее на нервах. Потом испугался и в парк тело унес. Тогда ж менты про маньяка не знали. Но Фома – молоток. Не сдался. Ничего не признавал, блин, не подписывал, голодовку объявил. Потому его и выпустили, – Алексей закатил глаза, припоминая, – за отсутствием улик, во. Вернулся из ментовки злой как черт. Разодрал кресло в хлам и поставил у двери, чтобы оно нашей Софь Михалне глаза мозолило.

Наташа растерялась. В голосе Алексея звучало неприкрытое сочувствие Фоме. Значит, Веруню Алексею не жалко, а Фому очень даже! Это что вообще такое?! Мужская солидарность?!

«Странный человек Алексей, – подумала Наташа. – С головой у него беда. Ну его на фиг».

Она выпроводила его из дома под благовидным предлогом: сказала, что устала, да и Игореше с уроками надо помочь, и постучала к Софье Михайловне. Та долго не открывала. Наташа продрогла в ожидании, переминалась с ноги на ногу и по плечам себя хлопала. Согревалась. Наконец скрипнули двери. Грозная Софья Михайловна застыла с вопросом в глазах.

– Расскажите об Алексее, – глухо попросила ее Наташа. – И о Вере. Пожалуйста. Мне очень нужно знать.