Читать книгу Две повести о страхе и любви - Дима Босяченко - Страница 10

Космически чёрный, нестерпимо горький кофе обжег кончик его языка, но Леонид не заметил боли. Она была, но он просто не успел обратить на неё внимание и пропустил мимо, словно, отвлёкшись, просмотрел пару малозначительных кадров какого-то фильма. За последние пару недель Леонид героически выпил столько этой смолы, что язык давно превратился в сплошной волдырь, а депривация сна стала для организма не только нормой, но даже чем-то желанным.

– Так, Рома, давай ещё раз проговорим, что мы имеем?

Рома потянулся в кресле, выходя из неги лёгкой поверхностной дрёмы.

– Лёня… ну, сколько можно повторять-то? Честное слово, я чувствую себя уже каким-то студентом перед сессией.

– Очень смешно. Нужно, нужно всё прогонять по нескольку раз. Может, мы что-то пропустили, что-то очевидное, но между строк. Тем более у нас уже замылен взгляд, понимаешь?

– Замылен? Да у меня скоро глаза вывалятся из орбит! Мы перечитали с тобой трижды все тома дела, пересмотрели столько материалов, что они мне снятся уже. Ах, нет, ещё не успели присниться – я же разучился спать!

– Почерк един и отточен, но связующим звеном являются не жертвы, верно? – продолжал Леонид, будто вовсе не слыша напарника, – Только их возраст и метод, и орудие убийства. Дети, подростки, один удар в сердце мизерикордом и всё. Связей между детьми нет…

– Я понял, тебе бесполезно что-то говорить. Хорошо, давай повторим, дай бог мне терпения! – Рома поднялся из кресла-кровати, налил себе тоже чёрной жижи в немытую кружку и подошел к одной из пяти пробковых досок, висевший у них в кабинете – ту, на которой были фотографии всех жертв, – Да, связей нет. Дети и их семьи знакомств не имели, жили в разных районах города и области. Достаток у всех разный, но примерно одинаково средний. Что ещё?

– Ничего.

– Ты не находишь, что он действует не как маньяк, а как киллер. У всех маньяков так или иначе присутствует насилие, имеются ритуалы какая-то система, и она плюс-минус у всех одинакова, есть вариации, но в целом, а здесь… Здесь тоже система, но совершенно другая, не маньяческая.

– Да, есть такое. Об этом всё говорит – он убивает в разных местах, разных детей, казалось бы, полный хаос, но…

– Но он по уму всегда делает это на улице, чтобы не оставлять никакой своей биологии. И главное – убивает максимально быстро и так сказать гуманно. Видно, что для него это важно, – Леонид начал расхаживать по кабинету, – Важно, не причинить боли. Как будто бы цель – само убийство, как устранение конкретного человека, а не насилие, не власть, не получение от этого удовольствия.

– Да, это явно.

– Вот я и говорю, что он действуют, как наемный убийца, сечёшь?

– Но кому может понадобиться заказывать детей? Тем более, Лёня, три жертвы назад… три года назад, прости, мы эту версию уже отработали. Мы проверили семьи вдоль и поперёк до третьего колена и родственников их, и друзей, и друзей друзей! Ни у кого не было и намёка на какие-то связи с властью, органами и прочей хренью, никто не был связан с криминалом, чтобы можно было, убив детей, попытаться воздействовать на членов семьи или им отомстить. Ничего такого не было ни у кого.

– Да, я помню. И всё же. Поражает его методичность.

– Лёня, мы с тобой талдычим об этом уже десять лет – у меня уже за это время успела обвиснуть жопа, и член почти перестал работать, что не особенно продвинуло нас в деле. Лёня, что ты пытаешься найти в этой зубрёжке? Слова, даже если их повторить сто раз, как заклинание, не помогают!

– Помогают, ещё как слова помогают. Слова – это почти что мысли. Разгадаем его мысли и сможем взлезть в его шкуру, а значит появится возможность просчитать его следующий шаг. Вот, что я ищу, Рома – логику. Его логику. Его систему. Она необычна, но когда мы до неё дойдем, я уверяю тебя, круг сузится. Значительно сузится. Потому что тут что-то частное, может, личное даже, он не маньяк… ну по крайне мере далеко не стандартный маньяк. Тут что-то другое…

– А что если её нет? Этой логики. Знаешь, у психопатов такое бывает.

– Не бывает. Любой психопат тебе такое распишет, почему он убивал! Вплоть до мельчайших деталей. И да, это будет звучать бредово. Но только для нас, для нашего образа мышления, но не для него. Для него – это нормальная логика, просто не признанная большинством. И знаешь, в этом есть своя правда – просто иногда нужно попытаться выйти за пределы, шагнуть в сторону с проторенной дорожки, чтобы понять тех, кто свалил куда-то вбок с тропинки мироздания навсегда!

– Ты меня пугаешь, но, кажется, я тебя начал понимать. И, пожалуй, ты прав. Ладно, давай ещё раз всё изучим.

Леонид снова обратился к фотографиям. Снял одну. Там девочка лет десяти – такая же открытая поза, распахнутые глаза – и в этом случае она буквально не успела моргнуть, как лезвие кинжала пробило ей сердце, и оно остановилось.

– Марина, десять лет. Убита по пути с танцев домой, просто за углом одного из домов. Она заворачивает, он её там ждёт, один удар и всё.

– Да.

Леонид снял ещё фото.

– А вот Максим, одиннадцать лет. Убит в толпе на Дворцовой, на празднике в честь дня города.

– Ну, в толпе с его способностями ему ещё проще орудовать.

– Мальчик был один. Без родителей и в этот момент почему-то без друзей. Вероятно, ненадолго они растерялись.

– Да, дети всегда были одни. Значит, волновало не семейство, а именно вот ребёнок!

– Точно. Которого, повторюсь, ему не нужно насиловать, мучить, красть, а просто убить, как по заказу…

– Да, и мы снова возвращаемся к твоей бредовой версии заказных убийств детей! Мочало-мочало начинай всё сначала.

– Нет у меня такой версии. Вернее, я против неё, но логика, понимаешь, сама логика его поведения подводит к таким выводам. Ладно, давай по-другому зайдем. У меня есть несколько базовых вопросов, и ты сейчас мне на них ответишь, исходя из всех имеющихся у нас фактов, но отвечать будешь не как следователь…

– А как кто?

– Как Кинжальщик!

– Отвали!

– Рома, брось, что в этом такого?

– Мне эти все твои новомодные методы не по душе!

– Этим методам сто лет в обед.

– Давай ты тогда?

– Я не могу.

– Почему это?

– Потому что вопросы мои. Когда ты придумываешь вопрос, ты подсознательно для себя и формулируешь какой-то свой ответ на него, чтобы быть готовым, схватил? А нам нужно свежее мнение.

– Начинай. Но уверяю тебя, все эти вопросы я знаю заранее и тоже ими давно задаюсь. Так что свежести в моих ответах будет, как в сорокалетней проститутки.

– Не манди! Итак, почему дети, подростки максимум?

– Ну, самое простое – мне их проще всего убить. Они слабые. Я, судя по всему, крупный мужик. С хорошо заточенным кинжалом и с твердой рукой дело займёт несколько секунд. А попробуй проткнуть грудь взрослому человеку, даже будучи спецом!

– Согласен. Что еще?

– Это мы тоже уже проходили, но я повторю, – Рома вздернул брови в деланном недовольстве, – У меня фиксация на какой-то подростковой травме, на самом этом возрасте, может меня в нём насиловал отец или мать или все они вместе, пригласив ещё дядю в довесок! В конец концов, меня просто бесят подростки. Самое банальное – дети примерно такого же возраста его гнобили когда-то в школе. Что похоже на правду, сам знаешь, подростки бывают безумно жестоки. Но…

– Но разброс возрастной всё же небольшой и значительный для этой категории одновременно – 7—12 лет, это ж огромная разница.

– Это верно, – подхватил Рома, – Хорошенький малыш первоклашка разительно отличается от маленького злобного чудовища в начале пубертата в средней школе!

– Рома, боже мой! Я надеюсь, в тебе сейчас говорит Кинжальщик? Или ты и вправду ненавидишь подростков?

– Недолюбливаю, это точно. Но не настолько, чтобы…

– Остановись! Продолжим. Значит, сам возраст тут скорее всего всё-таки не при чём. Притормозим на твоём первом варианте – их проще убивать. Далее, почему кинжал?

– Тут мы с тобой всё перемусолили, Лёня, и ещё куча специалистов, ответ один – быстро, надежно, безболезненно. Если знать, как.

– Но почему тебе так важно, чтобы им не было больно, чтобы они умерли, не мучаясь?

– Да потому что мне этого не надо! У меня нет цели издеваться над ними и доминировать, у меня другая цель…

– Какая?

– Я… я не знаю. Чтобы их больше не было. Вот этих конкретных детей.

– Так. И это частично ответ на мой следующий вопрос – почему такая периодичность плюс-минус год?

– Потому что примерно раз в год у меня возникает такая потребность – устранять этих детей.

– Вот видишь, и ты пришёл к этой терминологии – устранять! Понимаешь теперь?

– Да. Немного…

Глаза Леонида горели, он вошел в явный азарт.

– А сейчас внимание! Один из самых загадочных и сложных вопросов: для чего ты за несколько месяцев или недель до убийства проникаешь домой к будущим жертвам, проводишь, вероятно, там какое-то время, но ничего, абсолютно ничего не крадешь и по возможности стараешься не оставлять следов? Однако вещи всё же были тронуты и да, особенно много всего ты изучил в детской комнате. Так что ты там делаешь? – Леонид почти кричал на Рому, как при допросе.