Читать книгу Две повести о страхе и любви - Дима Босяченко - Страница 4

Когда пришло время он вымыл трижды руки – водой, мылом, спиртовым раствором. Старательно надел полученные халат, маску, шапочку и вошёл в палату.

Алина ходила туда-сюда и выраженно дышала. Она вся обратилась в дыхание, не сразу его заметив. Но скоро подняла мокрую голову – все лицо мокрое, черты растеклись по овалу. Она измученно улыбнулась и была во всём своём страдании и размякшести отчего-то особенно хороша.

Акушерка не дала им обняться.

– Ощущается давление на прямую кишку?

– Да. Очень сильное…

– Хорошо, значит головка малыша уже опустилась в таз, скоро будем рожать. Муж, помогите ей лечь! – акушерка ушла за врачом.

– Как ты?

– Не знаю. Так, как никогда ещё не было.

– Страшно?

– Очень.

– Не волнуйся, я буду рядом.

– Уверен?

Врач был стремителен, с подвижной мимикой. И еще он был крупным молодым мужчиной. Не церемонясь, он тут же проверил раскрытие.

– Раскрытие полное. Во время схватки есть желание потужиться?

– Да.

– Хорошо. Тогда начинаем. Так давайте быстренько КТГ сделаем.

Медсестры стали подключать аппарат.

– Ну что, муж, у вас последний шанс. Решайте сейчас – остаетесь или ждёте за дверью? – лукаво спросил доктор.

– Остаюсь.

– Принято. Становимся у изголовья кушетки, никаких лишних движений и передвижений – по палате не ходим! Куда не надо не заглядываем, желательно оставаться на одном месте. Держать за руку можно, ласковые слова тоже нужны, но не часто и тихо, шёпотом на ушко, потому что мы с роженицей начнем сейчас активно общаться. Всё ясно?

Леонид нехотя кивнул. Он давно отвык от такой манеры общения с ним. Однако все исполнил. Врач посмотрел на монитор, который выводил узоры биения сердца ещё не родившегося человека и выразительно нахмурился – вероятно иначе не мог.

А после начался туман. Туман из слов, звуков, шумной пульсации в ушах, торопливости, которую так не любил Леонид, тревог, домыслов. Где, чьи были голоса, он уже не различал, и происходящее кружилось единым ворохом событий, густо и беспорядочно замешанных в пространстве и времени, так что первое утратило очертания, а второе прекратило свое привычное течение. Наблюдаемое все более стало походить на сон, на тот самый сон и от этого Леониду стало невыносимо жутко. Он схватился за сердце, но не от боли – там в боковом кармане куртки или пиджака его всегда ждал маленький потайной ингалятор, но куртка висела на вешалке в комнатке перед родильной палатой. Леонид снова ощутил, как чья-то рука не просто смертельно схватила за горло, но влезла в рот и дальше в глотку, пищевод и, разворошив органы, добралась до самых легких, которые начала сдавливать, спускать, как надувной матрас, изгоняя оттуда последние глотки кислорода.

К Леониду подошла акушерка.

– Вам лучше уйти. Ситуация немного штатная. Но все нормально, не беспокойтесь, просто вам ни к чему.

Леонид попытался сопротивляться.

– Пожалуйста, не усложняйте.

Ушёл.

Но туман месива бытия пробрался и за дверь:

что у нас на мониторе признаки нехорошие частота плода сердечных сокращений как можно не нужно волнуйтесь извлечь быстрее, где головка тужься малыша на счет не волнуемся препарат сейчас через катетер матка сильнее сокращалась показался затылок кесарить…

– Нет! Не надо кесарить, умоляю! – этот голос он узнал и встрепенулся, но потом снова крошево звуков заволокло его сознание. Однако крик породил импульс. Леонид ворвался в родильную спасать жену. Вошёл в этот ад слов, мешанину движений, как в некую желейную субстанцию, заполнившую собой все помещение, сковывающую движения и внутренние порывы. Тут же потерял все силы.

рассечение головка двумя петлями пуповины шея вера снимай быстро! гипоксия почему он где узел не кричит рассечение вера

Мельком, секундой, краем глаз, но он увидел, что из неё торчит головка его сына. Чёрные мокрые волосы, прилипшая кровь, фиолетовое личико. Только голова и шея, обвитая серо-голубоватой перекрученной пуповиной, словно гигантским ленточным червем, пытающимся удушить полуродившиеся дитя. Акушерка была тут как тут.

– Да чтоб вас! – крепкая малорослая женщина, меньше Леонида на голову, не стала ругаться, она просто оттолкнула его 80 килограммов и 182 сантиметра роста с такой силой, что он чуть не вылетел из двери!

– Ещё раз зайдёшь, вызову охрану! – крикнула, закрывая дверь и намеренно громко щёлкая замком.

Вдох, ещё вдох, ещё.

Ингалятор пуст.

Безысходный кошмар. Проснуться бы, проснуться!

Как назло – телефонные вибрации в кармане джинс. И уже по вибрациям он знает – с работы. А там ничего хорошего.

На белой стене родильной – грязные трещины. На поддоннике внизу у стекла чёрная влажная плесень.

За окном – утренняя хмарь, холодная морось. Небо цвета только что виденной пуповины.

Куда бы ещё деть взор, чтобы просто смотреть и не думать?

Затылок в холоде, хотя откуда бы тут взяться сквозняку?

Смерть, боль, тоска, паника, кислый запах, вкус палёной водки во рту… Передышка.

Обида, нестерпимая тревога и тут же скука – сколько прошло времени, минута, две, час? Время ускорилось настолько, что остановилось! И наоборот.

Ложь, все ложь, обман!

Что дальше? Крошечный гроб, злоба, неношеные детские вещи, пустые коробки, развод, страх, одиночество.

И наконец детский плач.

Следом женский лепет.

Живой.

Живая!