Читать книгу Рэдсайдская история - Джаспер Ффорде - Страница 8

Останки Упавшего человека окружала низкая стена около сорока футов в диаметре, пространство внутри содержалось в строгом порядке колонией очаровательных пухленьких и очень трудолюбивых морских свинок – обычное решение для постоянной недорогой стрижки травы.

Мы присели на низкую ограду отдохнуть, поскольку разгорелся день и было жарко как в духовке; даже мухи обленились и заскучали. Хотя работа была серьезная, выдергивать побеги рододендрона не очень-то весело, так что если мы впишем с десяток выкорчеванных в журнал инвазивных чужеродных видов, то и ладно. Я радовался, что в этих краях было мало горькочавки и математихи; в Нефрите была целая команда Зеленых, которая почти только ими и занималась.

Мы немного посидели в тишине.

– Как получилось, что такое хоть чуточку не повлияло на твою жизнь? – спросил я, показывая на Упавшего человека и на все неотвеченные вопросы, связанные с его существованием. Никто не знал, ни откуда он взялся, ни при помощи какого механизма прилетел. Только две вещи были известны точно – он появился буквально за ночь тринадцать лет назад, и еще его имя: Мартин Бейкер[7], как было написано на его металлическом сиденье. Фамилия Бейкер[8] не обозначала никакого цвета, так что он либо и правда был пекарем – что вряд ли, – либо был из Национальной Службы Цвета, что тоже вряд ли, поскольку на его униформе нигде не было разноцветного бейджа. В Книге Манселла ничего не говорилось о людях, падавших с неба в металлических креслах, потому Совет официально квалифицировал его как апокрифика – то есть его существование следовало игнорировать. Вообще-то и ограды вокруг него не должно было быть, поскольку формально нечего было огораживать, но иногда полезно знать, о чем не следует говорить. Упавший человек существовал, но лишь ради обозначения контекста, в котором его не было.

– Знание, которое не приносит блага обществу, должно быть забыто, – сказал Томмо, механически цитируя Нашего Манселла, чтобы не затрагивать опасных тем. – Поиск ответов на неизвестные вопросы отвлекает добрых жителей от величия общественного долга. Прежние поступали плохо, Эдди, и они вымерли во время Того, Что Случилось в результате разлада и несчастий. Путь Манселла воспевает разобщенность. Каждый знает свое место и восхваляет привносимые ею стабильность и гармонию. Ты хочешь закончить как Бандит – тупой, дикий и лишенный всех социальных прелестей?

– Бесконечное повторение не делает неправильное правильным, – сказал я, – и я не убежден, что знание обязательно ведет к расколу общества.

Упавший человек и его сломанное кресло уже наполовину ушли в землю, частично покрылись лишайником, и маленький ясень пророс в одном углу кресла. Его шлем и ботинки выгорели от солнца, но в целом не были повреждены, некоторые торчавшие наружу части скелета из-за погодных условий рассыпались прахом. Кресло, обитое заклепками ящикоподобное сооружение, некогда покрашенное, как говорили, в оливково-зеленый цвет, было украшено баллонами и трубками и частично расплющилось от падения; было видно, как его покорежило от удара, наверняка сильного. Хотя казалось, что оно упало с большой высоты, никто не знал и не пытался выяснить, откуда взялись и человек, и кресло. Даже Люси Охристая, у которой не было недостатка в гипотезах для чего бы то ни было, не нашла убедительного объяснения его возможной цели или происхождения.

– Я думаю, что главным вопросом по поводу Упавшего человека является не откуда он взялся, а почему никто не хочет об этом узнать, – сказал я.

– Я бы на твоем месте попридержал этот вопрос при себе, – ответил Томмо, – а если узнаешь, то сделай одолжение – мне не рассказывай. Я действительно ничего не хочу об этом знать, а если бы ты понимал, что для тебя хорошо, то и ты не захотел бы.

Словно подчеркивая свое презрение к тому, чего он не желал понимать, Томмо взял камень и изо всех сил запустил его в Упавшего человека. Он на удивление метко попал. Раздался громкий треск, послышался свистящий звук, показался дым, и с глухим ревом задняя часть кресла выдала две струи красного огня в шесть футов длиной, и в какую-то долю секунды кресло вырвалось из земли и поехало вперед на незримой тяге, разгоняя перепуганных морских свинок. Кресло врезалось в нижнюю часть стены, оттуда взлетело вертикально вверх на огромной скорости, волоча за собой хвост из почвы, камней, костей и сгнивших одежд Упавшего человека. Через пару секунд и, наверное, на высоте в три раза больше наблюдательной вышки, огонь внезапно иссяк, и из задней части кресла вывалился сверток ткани. Он развернулся в воздухе в купол, похожий на шляпку гриба, который поплыл по ветру с болтающимися под ним останками Упавшего человека. Кресло, похоже, разрядившееся, упало, вращаясь, с неба и глухо врезалось в землю прямо рядом с нами.

Мы молча смотрели на это зрелище. Купол полетел прочь и опустился на крону гинкго неподалеку. Останки Упавшего человека закачались на стропах, а купол, теперь сдувшийся, раскинулся по дереву. Белый едкий дым, который кресло испускало во время своего огненного путешествия, развеялся. Он пах как перегретый металл в кузнице.

Несколько секунд мы молчали.

– Что случилось? – спросил я.

– Ничего, – ответил Томмо. – Мы ничего не видели. Пошли отсюда, пока кто не пришел.

– Нас не смогут наказать за то, что мы посмотрим получше на то, чего не было, – сказал я и пошел туда, где теперь висел Упавший человек. Череп вывалился из шлема. У него не осталось нижней челюсти, он сильно пострадал от непогоды, но я видел такие и прежде.

– Смотри, – произнес я, поднося его к своей голове, чтобы показать разницу, – это Прежний. Я думал, они вымерли во время Того, Что Случилось.

– Возможно, какие-то группы уцелели, – сказал Томмо, взяв череп и проведя рукой по его необычно круглому своду и маленьким глазницам. Затылочный бугор отсутствовал. – Журнал «Спектр» писал об одном Прежнем, который жил среди Бандитов в Синем Северном Секторе. Люси считала, что это гибрид Бандита с Прежним. Она говорила, что он был чудовищно отвратителен и в то же время восхитителен с научной точки зрения.

Хромогенция давно спорила, могут ли Бандиты скрещиваться с Прежними – раз Бандиты могут скрещиваться с нами, то похоже, что и мы можем скрещиваться с Прежними, то есть мы куда ближе к Прежним, чем думали. Внезапно мне в голову пришла нелогичная мысль. И это был не абстрактный проблеск, а полностью сформировавшаяся идея в несколько стадий.

– Мне надо собрать его останки, – сказал я и начал искать в траве кости Упавшего человека. Томмо неохотно последовал за мной. Через полчаса мы нашли где-то треть скелета вместе с его шлемом, два выгоревших на солнце ботинка и перчатку с останками руки. Томмо не был бы Томмо, если бы не обыскал перчатку, где нашел маленькое обручальное кольцо. Что более интересно, я обнаружил стальную пластинку, прикрепленную к шнуру ботинка так, чтобы она всегда была повернута прочь от случайного наблюдателя, и на ней прочел имя: Хансон, Жаклин, и номер 897452-BB9, затем слово УТОПИАКОРП заглавными буквами, и все. Я повернулся к Томмо.

– Упавший человек вовсе не был мужчиной, – я продемонстрировал ему пластинку, – и его звали вовсе не Мартин Бейкер. Это была женщина, и звали ее Жаклин Хансон.

– Никому это не интересно, – сказал Томмо, изучив написанное. – И что это за цвет такой – Хансон?

К снаряжению Упавшей женщины была прикреплена маленькая сумка. Там было несколько пластиковых пакетов, затвердевших от времени, но вроде бы в них прежде содержалась еда, упаковка с надписью «Первая помощь», бутылка для воды – все еще запечатанная – и маленький цилиндрический предмет с маркировкой «АР»[9] и серийным номером, штрихкодом и очень маленькой лампочкой не больше горошинки. Пока мы рассматривали его, он пискнул, и лампочка начала вспыхивать каждые пару секунд.

– Что это такое? – спросил Томмо.

– Не знаю. Послушай, ты когда-нибудь привязывал четыре отрезка веревки к краям носового платка, прикреплял под ним камень, а потом сбрасывал с высоты, чтобы он плавно падал вниз?

– Да, – медленно сказал Томмо, понимая, к чему я клоню, – думаешь, мы только что видели более крупную его версию? Способную поддерживать человека?

Мы оба посмотрели вверх, но там ничего не было видно, кроме нескольких похожих на плюшки облаков, растягивавшихся и закручивавшихся на верховом ветру.

– Она должна была безопасно приземлиться под этим тканевым куполом и отдельно от кресла. Но случилась какая-то ошибка. Она так и не покинула кресла, и купол не раскрылся. Она на высокой скорости врезалась в землю. Ее смерть была… несчастным случаем.

Это была внезапная мысль.

– Как она могла оказаться в воздухе?

– Когда-то были летающие машины, – произнес я, думая про металлического лебедя, о котором рассказал оперативник Национальной Службы Цвета. – Может, они еще существуют.

Томмо нахмурился:

– Неужто? И где же?

– Может, Жаклин Хансон пришла… откуда-то из другого места. Которое Где-то-там[10].

– Откуда? – спросил он. – Типа из Синего Сектора?

– Нет, – ответил я, внезапно осознав, что краснею от понимания, что прямо сейчас мог выдать свою собственную абстрактную концепцию. – Из другого места – то есть вовсе не из Хроматации.

Томмо снисходительно хмыкнул:

– В Книге Манселла специально оговорено, что кроме нас больше никого нет – мы избранные, выжившие, мы вывели общество из бед к лучшему.

– А что, если… Книга Манселла ошибается?

– Книга Манселла не может ошибаться, – сказал он. – В этом и суть.

– Запрет производства ложек – ошибка, – парировал я, – а запрет числа между семьюдесятью двумя и семьюдесятью четырьмя не имеет рационального объяснения – все арифметические подсчеты выше этого числа должны включать это отсутствие в результат, чтобы оставаться в пределах численной точности[11].

– Я все это знаю, – сказал Томмо, – и да, нам не дозволено считать овец, использовать акронимы или носить перчатки. Но подумай: что, если все совершенно рациональное – просто вне уровня понимания господина пижона и всезнайки Эдди Бурого? Твоя проблема, приятель, в том, что ты наслушался Джейн, а она забила тебе башку всевозможными фантастическими идеями. Это бесполезный и опасный разговор, Эдди, и даже человек широких взглядов вроде меня имеет свои границы.

Он впился в меня взглядом, в котором читался скорее страх, чем негодование.

– Забудь, Томмо. Помоги мне похоронить кости.

– Зачем?

– Не знаю. Просто мне это кажется… правильным.

Томмо пожал плечами и решил оказать мне любезность, потому мы вместе выкопали нашими мотыгами для корчевания рододендронов небольшую яму в земле, там, где прежде было кресло – оставшееся от него углубление дало нам фору, – и сложили туда все, кроме обручального кольца и пластинки с ее именем.

– Дурацкая идея, – сказал Томмо, когда мы разровняли землю.

– Думай что хочешь, – ответил я и нацарапал на плоском камне «Жаклин Хансон», затем, подумав, добавил: «Упала на землю 00483» и положил камень сверху. Я немного постоял, разглядывая камень, гадая, кем она была, при помощи какого механизма сюда попала, и тосковал ли кто-нибудь Где-то-там по ней. Может, до сих пор тоскует. Я посмотрел на ее идентификационную пластинку и показал ее Томмо.

– УТОПИАКОРП что-то говорит тебе?

– Нет. Ты закончил? Мне тут не больно нравится.

Я еще пару секунд смотрел на плоский камень с именем Хансон.

– Хорошо. Теперь все.

Мы продолжили нашу прогулку, по-прежнему выдергивая чуждую поросль, но наши мысли занимало то, что мы увидели, и Томмо, как обычно зоркий, заметил высоко над головой лебедя, сказав лишь, что дневной лебедь должен был появиться только через час. Пока мы сдавали мотыги и я вносил записи об уничтоженных чужевидах, мы пропустили вечерний чай, так что я пошел повидаться с Джейн, но меня перехватил маленький узелок желтой мерзости с косичками по имени Пенелопа Гуммигут.

– Привет, Пенелопа, – сказал я, – на кого-нибудь сегодня настучала?

– Только на тех, кто этого заслуживает, Бурый, – прорычала она, не скрывая враждебности – она была племянницей Кортленда и правнучкой Салли Гуммигут. – Иди в Колориум к отцу.

– Зачем?

– Главный Префект де Мальва хочет поговорить с вами обоими.

– Зачем?

– А он должен объяснять? Делай, как велено.