Читать книгу Повелительница волн - Дженнифер Доннелли - Страница 8

– Нет, нет, нет! Разве я просила гребни для волос с рубинами, ты, трубчатый червь?! Нужны гребни с изумрудами! Принеси их немедленно! – бушевала парикмахерша. Ее помощница поспешно выплыла из комнаты.

– Простите, но вы глубоко ошибаетесь. Этикет требует, чтобы герцогиня ди Царно вплыла в Колизей перед графиней ди Лазурия, – говорила леди Джованна, кастелянша придворных покоев, обращаясь к леди Оттавии, хранительнице гардероба.

– Эти морские розы только что доставили для принцессы, их отправил принц Бастиан. Куда мне их поставить? – спросила служанка.

В помещении одновременно гудело около десятка голосов. Все говорили на русалочьем, общепринятом языке морского народа.

Серафина пыталась не обращать внимания на шум и повторяла про себя заклинание.

– Столько октавных скачков, – шептала она себе под нос. – Пять высоких «до», трели и арпеджио… Зачем Мерроу понадобилось так все усложнять?

Заклинание для докими сочинили специально, чтобы проверить, насколько хорошо будущая правительница владеет магией. Это высшее заклинание представляло собой особое песнопение. Чтобы суметь сотворить его, русалка должна обладать очень сильным голосом и недюжинными способностями.

Требуются долгие часы практики, чтобы овладеть заклинанием на профессиональном уровне, и Серафина усердно работала, желая достичь совершенства. Владеющие высшими заклинаниями русалки способны управлять светом, ветром, водой и звуком. Самые лучшие маги могут совершенствовать уже существующие заклинания и даже создавать новые.

Большинство сверстниц Серафины умели творить только простые заклинания, помогающие русалкам выжить. Маскировочные заклинания необходимы, чтобы обмануть хищников; эхолокационные заклинания помогают плавать в темноте. Есть заклинания, увеличивающие скорость или создающие темное чернильное облако. Детей русалок в первую очередь обучают практической магии, потому что такие заклинания может творить даже тот, у кого способности к магии минимальные.

Итак, Серафина сделала глубокий вдох и запела. Она пела тихо, так что ее никто не слышал, и разглядывала свое отражение в слюдяной панели. Репетировать в полную силу она не могла (иначе просто разрушит комнату), но использовала те возможности, какие у нее были.

– Алитея? Вы никогда ее не видели? Я видела ее дважды, моя дорогая, и позвольте вам заметить, она просто чудовищна!

Это сказала самая старшая придворная, баронесса Агнета, обращаясь к юной леди Козиме. Они сидели в углу. Седовласая баронесса щеголяла в платье кричащего пурпурного оттенка; Козима же облачилась в голубую тунику, а густые светлые волосы заплела в толстую косу. Серафина запнулась и сбилась, ее нервировала болтовня этой парочки.

«У тебя нет причин для страха, поэтому не бойся ее», – из раза в раз советовала дочери Изабелла. Вот только об Алитее рассказывали такое… Легче сказать, чем сделать.

– Ее создали сами боги. Кузнец Беллогрим выковал ее, а Нерия вдохнула в нее жизнь, – продолжала Агнета. Она говорила громко, так как была глуховата.

– А во время докими нужно целоваться? – полюбопытствовала Козима, наморщив носик.

– Совсем чуть-чуть, в конце. Просто закрываешь глаза, я всегда так делаю, – ответила баронесса и сделала маленький глоток саргассового чая. Горячая жидкость, густая и сладкая, как и большинство русалочьих напитков, надежно держалась в изысканной чайной чашке. Чашку спасли во время какого-то кораблекрушения терраходов, как и весь дворцовый фарфор. – Докими состоит из трех частей, дитя. Два испытания и клятва.

– Почему?

– Почему? Quia Merrow decrevit! Квиа Мерроу декревит! В переводе с латыни это значит…

– «Ибо так постановила Мерроу», – сказала Козима.

– Очень хорошо. Греческое слово «докими» означает «испытание», и так оно и есть. Во время первого испытания – чистоты крови – появляется Алитея, дабы проверить, действительно ли принцесса дочь истинной крови.

– Зачем? – спросила Козима.

– Квиа Мерроу декревит, – ответствовала баронесса. Потом помолчала, поставила чашку на блюдце. – Второе испытание предполагает творение заклинания. Нужно пропеть чертовски сложное заклинание. Сильная правительница должна обладать сильным голосом, ибо, как ты знаешь, магия русалки заключена в ее голосе.

– Почему? – спросила Козима. – Никогда этого не понимала. Почему нельзя просто взмахнуть волшебной палочкой? Так было бы гора-а-аздо проще.

– Потому что богиня Нерия, даровавшая нам магию, знала, что под водой проще управляться с заклинаниями, а не с волшебными палочками. В море повсюду опасно, дитя. Смерть мчится на быстрых плавниках.

– Но почему нам обязательно петь заклинания, баронесса? Почему нельзя просто их произнести?

Баронесса вздохнула.

– И чему вас только в школе учат? Мы поем, потому что пение усиливает магию. Да что там, песня и есть магия! Кантаре[4]. Еще одно латинское слово. Оно означает…

– Глагол «петь».

– Да. Музыка и магия созвучны. Подумай о звуках моря, дитя… песни китов, крики чаек, шепот волн. Они так прекрасны и обладают таким сильным воздействием, что все существа в мире чувствуют в них магию, даже лишенные музыкального слуха терраходы.

Баронесса взяла с тарелки морского ежа, зубами разгрызла раковину, с причмокиванием всосала и продолжила:

– Если – только если – принцесса пройдет оба испытания, она сможет перейти к последней части докими – обетам. Она приносит клятву верности своему жениху, обещает народу выйти замуж за того, кого ей выберут в мужья, и подарить королевству дочь, наследницу по крови, в точности как когда-то ее мать. И ее бабушка. И так далее, до самой Мерроу.

– Но почему, баронесса? – не унималась Козима.

– Благие боги! Опять это «почему»? Квиа Мерроу декревит! Вот почему! – нетерпеливо ответила баронесса.

– А вдруг Серафина не захочет выходить замуж, править Миромарой и дарить королевству наследницу? Вдруг она захочет, ну, не знаю, открыть кафе и продавать пузырьковый чай?

– Не говори ерунды. Разумеется, она хочет править Миромарой. Что за глупости приходят тебе в голову!

Агнета потянулась за следующим морским ежом, Козима нахмурилась, а Серафина горько улыбнулась. Сколько она себя помнила, она постоянно задавала эти вопросы и неизменно получала один ответ: «Квиа Мерроу декревит». Большинство непостижимых заветов Мерроу не имели для Серафины никакого смысла, как и многие другие правила мира взрослых. И все равно правила приходилось соблюдать, не важно, нравились они ей или нет.

«Разумеется, она хочет править Миромарой!» – так сказала баронесса. Вот только, по правде говоря, порой Серафине этого совершенно не хотелось. На несколько мгновений у нее даже возникла мятежная мысль: а что будет, если сегодня вечером она откажется пропеть заклинание и уплывет продавать чай с пузырьками?

Потом Тавия принесла принцессе завтрак, принялась болтать, и все глупые мысли вылетели у Серафины из головы.

– Прошу, моя дорогая, – говорила няня, ставя на столик серебряный поднос. – Водяные яблоки, икра угрей, губки в маринаде… твои любимые. – Она шлепком отогнала зеленое щупальце, недвусмысленно нацелившееся на еду. – Сильвестр, а ну кыш!

– Спасибо, Тавия, – поблагодарила Серафина, не обращая внимания на поднос. Есть не хотелось. Принцесса глубоко вздохнула, сосредоточилась, чтобы еще раз повторить заклинание, однако Тавия еще не закончила.

– Вот еще что… – Нянька прижала синюю клешню к груди. – Сегодня утром личная служанка императрицы Ахади приплыла на кухню, чтобы приготовить чай для своей госпожи. Так получилось, что я знаю, как она любит корсиканских морских червей, и специально проследила, чтобы ей досталось побольше. Съев вторую миску, она рассказала мне, что император в добром здравии, а императрица такая же командирша, как и прежде.

– Вот как? – небрежно откликнулась Серафина. Она знала, что не следует демонстрировать явное внимание к маталийским новостям, и тем паче новостям о наследном принце. Если она покажет, что сильно в нем заинтересована, этот интерес непременно заметят и примутся обсуждать. – А как поживает принцесса Нила? Когда она пожалует в мои покои? Умираю от желания ее увидеть.

– Не знаю, дитя, только служанка императрицы Ахади – та самая, с кухни – рассказала мне еще кое-что… о наследном принце, – заговорщическим шепотом продолжала Тавия.

– Это так мило с ее стороны, правда? – проговорила Серафина. Она знала, что заядлая сплетница Тавия с нетерпением ждет расспросов, поэтому хранила молчание. Она решила схитрить.

Какое-то время Тавия молча страдала, и наконец ее прорвало:

– О, Серафина, неужели тебе не хочется узнать, что еще рассказала служанка? Она сказала, что чешуя у наследного принца глубокого синего оттенка, и он носит серьги, а волосы собирает в хвост, как у гиппокампа!

– Махди носит серьги? – воскликнула Серафина, на мгновение забыв о необходимости демонстрировать равнодушие. – Что за бред. Ты еще скажи, что он красит волосы в розовый цвет и сделал себе пирсинг хвостового плавника. Когда я видела его в последний раз, он был костлявый и бестолковый. Настоящий увалень, совсем как мой брат Дезидерио. У них на уме была только игра в «галеоны и горгон».

– Принцесса! – возмущенно воскликнула Тавия. – Принц Махди – наследник престола Матали, а принц Дезидерио – военачальник нашего государства. Никому из них не понравилось бы именование «увалень»! Я-то думала, ты хотя бы испытаешь облегчение, узнав, что будущий муж вырос в такого красавца!

Серафина пожала плечами.

– Полагаю, так и есть.

– Ты полагаешь?

– Какая разница, красив он или нет? Наследный принц станет моим мужем, даже если похож на морского слизня.

– Да, но влюбиться в красавца проще, чем в морского слизня!

– Любовь тут ни при чем, Тавия, и тебе это известно. Мое замужество – это политическое дело, а не сердечное. Королевские браки заключаются ради укрепления связей между государствами, к взаимной выгоде обеих сторон.

– Прекрасные слова для русалки, которая никогда не влюблялась, – фыркнула Тавия. – Ты дочь своей матери, это уж точно. Долг превыше всего.

Нянька быстро засеменила прочь и принялась распекать горничную.

Серафина улыбнулась, довольная, что заставила Тавию отступить. Если бы она только знала.

Но няня ничего не знает. Серафина надежно хранила свой секрет и не собиралась никому его открывать.

Она опять глубоко вздохнула, снова намереваясь повторить заклинание.

– Коко, перестань докучать баронессе Агнете и примерь свое платье! – прозвучал недовольный голос.

Это Элеттра прервала бесконечные вопросы своей младшей сестры Козимы.

– Платья – это такая скука, – возразила Козима и метнулась прочь.

А потом до Серафины донесся чей-то приглушенный шепот:

– Так вот что ты наденешь на церемонию? Не стоит так явно пытаться затмить принцессу.

Раздался низкий, гортанный смешок, и красивый насмешливый голос произнес:

– Мне и не нужно пытаться. Это же не соревнование. Он будет приносить обет верности лишь потому, что обязан, и все это знают. Ему на все это наплевать. И на нее тоже.

Слова ранили, как зубы акулы. Серафина взяла неверную ноту и сбилась. Она смотрела прямо перед собой, в слюдяную панель. В гладкой поверхности отражались две фрейлины принцессы, Лючия Волнеро и Бьянка ди Ремора. Они находились в дальнем углу комнаты, держали в руках эффектное платье и шептались. Красавицы не знали, что сводчатый потолок комнаты отлично отражает звуки: слова, произнесенные в одном конце комнаты, отчетливо слышны в противоположной ее части. Не знали фрейлины и о том, что отражаются в слюдяных панелях.

Между тем Бьянка продолжала:

– Зато все знают, что ты сама не прочь его заполучить. Лучше тебе отказаться от этой затеи!

– С чего бы? – возразила Лючия. – Дочь герцогини тоже выгодная партия, не находишь? Особенно дочь такой герцогини. Он определенно считает так же.

– Что ты имеешь в виду?

– Вчера мы оказались в одной компании, тайком выбрались из дворца и отправились в Лагуну.

Серафина не поверила своим ушам. Лагуна, воды вокруг человеческого города Венеция, находилась недалеко от Миромары, но русалкам запрещалось там бывать. Это было очень опасное место: похожее на лабиринт, темное и кишащее всякими опасными созданиями. А еще оно кишело людьми – самыми опасными существами в мире.

– Быть того не может! – воскликнула Бьянка.

– Еще как может. Мы устроили настоящие гонки, плавали с косяками рыб всю ночь. Маталийцы, я и еще несколько русалочек. Это было потрясающе, – закончила Лючия.

– А там произошло что-нибудь? Между тобой и принцем?

Лючия гадко усмехнулась.

– Ну, принц знает толк в скоростном плавании. Он умеет так стремительно двигаться и…

Бьянка хихикнула.

– И? И что же?

В комнату вплыли горничные, неся многочисленные платья, и ответ Лючии утонул в их болтовне.

У Серафины горели щеки; она уставилась в пол. В душе у нее бушевали обида и ярость. Ей хотелось бросить Лючии в лицо, что она слышала весь этот мерзкий разговор до последнего слова, но так и не двинулась с места. Она принцесса, не пристало ей опускаться до крика, бить хвостом и терять самообладание. Ну уж нет. Как частенько говаривала ее мать: «Тот, кто собирается приказывать другим, должен прежде научиться управлять собой». Обычно это случалось, когда Серафина жаловалась, что ей придется сидеть рядом со скучным послом на официальном приеме, или когда попадалась за фехтованием в Большом зале вместе с Дезидерио.

Она снова быстро взглянула на Лючию. От нее одни неприятности, почему она, Серафина, вынуждена терпеть здесь эту девицу? Впрочем, ответ известен: Лючия происходит из благородного рода Волнеро, такого же древнего и почти настолько же могущественного, как ее собственный. Из поколения в поколение герцогини Волнеро имели право находиться при дворе, а их дочери обладали привилегией становиться фрейлинами принцессы.

Лючия. Сапфировые глаза, серебристая чешуя хвоста, иссиня-черные волосы, красиво струящиеся по плечам. Серафина подумала, что, обладая такой внешностью, можно брать неверные ноты хоть каждые пять минут, и никто не обратит на это никакого внимания. Впрочем, фальшивит Лючия редко, и у нее потрясающий голос. Говорили даже, будто Волнеро ведут свой род от сирен.

Правда это или нет, Серафина не знала, зато она знала, что когда-то Порция, мать Лючии, очаровала дядю Серафины, Валерио. Порция и Валерио собирались пожениться, однако королева Артемезия – мать Валерио и Изабеллы – запретила им вступить в брак. В роду Волнеро встречались предатели, и королева не желала, чтобы ее сын женился на девице с запятнанной родословной.

Валерио в гневе покинул Лазурию и провел несколько лет в Царно, городе-крепости на западе Миромары. Порция вышла замуж за другого, ее супругом стал Сиянус Адаро, отец Лючии. Злые языки утверждали, будто она выбрала его только потому, что он был похож на Валерио красивым лицом, серебристой чешуей и черными волосами. Сиянус умер спустя всего год после рождения дочери. Валерио же так и не женился, посвятив всего себя службе на благо королевства.

«Порция научила Лючию всем своим секретам», – с завистью подумала Серафина. Она вздохнула, вспоминая, как ее собственная мать обучала ее правильно обращаться к министру иностранных дел Атлантики и объясняла, что Парламент можно созывать только во время сизигийного прилива, а никак не квадратурного[5]. Если бы только мать хоть раз, один-единственный раз научила ее чему-то девчачьему, например, какую актинию нужно поцеловать, чтобы губы стали объемными и блестящими, или как навести блеск на хвостовой плавник.

«Перестань, Серафина, – одернула себя принцесса. – Не обращай внимания на Лючию. Нила наверняка знает, плавал Махди в Лагуну или нет. Просто повторяй заклинание».

Она утешалась мыслью о том, что лучшая подруга скоро будет здесь. Один только взгляд на нее поможет Серафине выдержать это суровое испытание.

Принцесса выпрямилась, села ровно и снова попыталась сосредоточиться на заклинании.

– Ваше Высочество, могу я похвалить ваше платье? – протянул голос у нее за спиной. – Надеюсь, вы наденете его сегодня вечером.

Серафина посмотрела на слюдяную панель, в ней отразилась Лючия. Она улыбалась, как барракуда.

– Не надену, но все равно спасибо, – осторожно сказала Серафина.

Не похоже это на Лючию – вот так лезть с комплиментами.

– Какая жалость. Вам бы стоило это сделать. Оно такое простое и неизбитое. Контраст – прекрасное решение в подобных ситуациях, – пропела Лючия.

– Контраст? – озадаченно переспросила Серафина и обернулась к фрейлине.

– Ваш наряд. Это просто поразительный контраст.

Серафина оглядела свое платье – однотонное, нежно-голубое, сделанное из морского шелка. Ничего особенного. Она переоделась в него второпях, перед тем как выплыть в вестибюль.

– Мой наряд выдержан в одном цвете – голубом. Мы ведь в море, Лючия, так что мое платье ни с чем не контрастирует.

– Ха! Как это забавно, Ваше Высочество. Так мило, что вы шутите на эту тему. Я рада, что вас это не задевает. Не придавайте этому значения, парни есть парни. Уверена, он уже ее бросил.

В комнате вдруг сделалось очень тихо. Все прервали свои занятия и обратились в слух. Двор обожал жестокие забавы.

– О ком вы говорите, Лючия? Кто «он» и кого «он» бросил? – непонимающе спросила Серафина.

Лючия округлила глаза и прижала руку к груди.

– Вы не знаете? Какая же я глупая. Думала, вы знаете, то есть все же знают. Простите меня. Это ерунда. Я совершила ошибку. – Фрейлина начала отплывать назад.

Лючия ни за что не призналась бы в том, что совершила ошибку. Серафина сообразила, что может обмануть нахалку, может отплатить ей за все те гадости, которые та наговорила. И хотя внутренний голос подсказывал, что делать этого не стоит, принцесса не удержалась.

– Какую ошибку вы сделали, Лючия? – спросила принцесса.

Лючия остановилась и, всем своим видом изображая смущение, пробормотала:

– По правде говоря, Ваше Высочество, я предпочла бы промолчать.

– Нет, скажите мне.

– Если вы настаиваете, – промямлила фрейлина.

– Я настаиваю.

Как только эти слова сорвались с губ Серафины, она поняла, что совершила ошибку. Лючия повернулась к принцессе, вновь улыбаясь, как барракуда. С нее мигом слетело показное смущение.

– Я говорила о наследном принце и его подружке, – проговорила она. – Ну, о его нынешней подружке.

– Подружке? – повторила Серафина. Она с трудом могла дышать.

– Достаточно, Лючия! – прошипела Бьянка. – Ты заходишь слишком далеко!

– Бьянка, ты же не хочешь, чтобы я прекословила нашей принцессе? Ее Высочество желает, чтобы я все рассказала, – проворковала Лючия, не сводя с принцессы горящих азартом глаз. – Мне так жаль, что вы узнаете об этом от меня, Ваше Высочество, тем более что сегодня день вашего докими. Я пребывала в уверенности, что вам все известно, в противном случае никогда не решилась бы упомянуть такое. Я лишь хотела сделать вам комплимент, ведь ваш наряд так отличается от ее платья. Она ведь только внешностью и берет: блондинка, бирюзовая чешуя, кудри вьются, точно водоворот.

Лючия склонила голову, пряча взгляд победительницы. Серафина чувствовала себя униженной, но твердо решила этого не показывать. Она сама виновата: глупо угодила прямиком в расставленную Лючией ловушку и теперь должна как-то выплывать.

– Лючия, я так благодарна за то, что вы все мне рассказали, – улыбнулась принцесса. – Какое облегчение. Надеюсь, она хоть чему-то научит принца.

– Прошу прощения, Ваше Высочество?

– Послушайте, мы все знаем – это же не секрет, – что во время своего последнего визита наследный принц был увальнем и совершенно не умел обращаться с девушками, – пояснила Серафина.

– Так вы не расстроены?

– Вовсе нет! С чего мне расстраиваться? Я только надеюсь, что та русалка не тратила времени даром. Хоть бы она научила принца нескольким танцевальным движениям и правилам составления любовных каури. Кто-то же должен это сделать. Парни прямо как гиппокампы, вы не находите? Пока их не объездишь, никакого веселья. А теперь прошу меня извинить, мне действительно пора повторять заклинание.

Разочарованная Лючия развернулась на хвосте и поплыла прочь, а Серафина, натянуто улыбаясь, продолжила готовиться к докими. Эта сцена далась ей непросто, но никто не должен был этого заметить. Принцесса привыкла к обычаям двора, к его острым зубам и когтям и превосходно умела скрывать свои чувства.

А вот Сильвестр не умел.

Малиновый от злости осьминог поплыл следом за Лючией. Подобравшись к русалке поближе, он втянул в себя столько воды, сколько смог, и выстрелил ей в затылок мощной водяной струей. Высокая прическа фрейлины развалилась.

Лючия застыла как вкопанная, подняла руки к голове и, резко разворачиваясь, заверещала:

– Мои волосы!

– Сильвестр! – воскликнула охваченная ужасом Серафина. – Немедленно извинись!

Сильвестр изобразил притворное сожаление, а потом снова выстрелил в Лючию водяной струей – на этот раз в лицо.

– Ах ты, мелкая присоска! – заверещала фрейлина. – Аварус, взять его!

Ручная рыба-скорпион Лючии бросилась на осьминога. Сильвестр метнулся под столик, на котором стоял принесенный для Серафины поднос с завтраком. Аварус устремился следом. Сильвестр схватил водяное яблоко и метнул в Аваруса, но тот уклонился, кинулся в атаку и ужалил осьминога. Сильвестр взвыл, и несколько секунд спустя вестибюль Серафины заволокло мутным облаком темных чернил.

Серафина ничего не видела, зато слышала, как кашляют и пронзительно верещат ее фрейлины, с размаху врезаясь в столики, стулья и друг в друга. Когда чернильное облако наконец рассеялось, принцесса увидела, что Лючия и Бьянка стирают с лиц чернила, Джованна стряхивает чернила с волос, а Тавия грозится подвесить Сильвестра за щупальца.

А потом зазвучал новый голос, перекрывший все выкрики, величественный и наводящий страх:

– В прежние времена аристократов, докучавших членам королевской семьи, обезглавливали. Жаль, что мы отошли от этого обычая.