Читать книгу Ненаписанное письмо - Джет Ривер - Страница 10

Это маленькое происшествие всколыхнуло меня нешуточно. Крис еще долго припоминал мне его тем вечером, когда мы смолили канабис у моря. Он не мог угомониться. Для него Пенни в ее шутовском женском обличье была ничем иным как доказательством моей зашоренности. Крис полагал, как и большинство людей, что «женское» и «мужское» – всего лишь атрибуты, которые мы видим на других. Раз я не смог вычислить ледибоя, стало быть, грош цена всем моим аргументам.

Но я просто старался смотреть глубже, не только на оболочку, а в самые истоки человеческой души.

Чтобы ты не подумала, Марта, что я занимаюсь словоблудием, я приведу простой пример.

Если бы Пенни оказалась тогда в мужской одежде, то за кого бы принял ее Крис? Предложил бы он тогда ей «трио»? Или, допустим, родись она действительно женщиной, но женщиной, предпочитающей мужскую работу – строителя или сварщика – что в этом случае? Она осталась бы желанной для секса? Даже с низким голосом и грубыми повадками?

То, кем истинно ощущала себя Пенни, я не знал. При беглом взгляде она и правда была неотличима от девушки. Кроткий взгляд, всегда полусогнутый, покорный стан, сомкнутые губы, боящиеся сказать лишнее, – она вела себя скромно, будто сельская девочка, впервые попавшая в город. А миниатюрные пропорции ее тела никак не походили на мужские.

Но то, что было скрыто у нее под одеждой – физическое и душевное – оставалось для меня загадкой. И я не мог смело констатировать – мужчина она или все-таки женщина. А Крис, не утруждая себя сложными духовными размышлениями, немедленно озвучил ей идею группового секса.

– Нет, – решительно сказала Пенни. – Только этот сэр, – и показала на меня. – Массаж.

– Это любовь! – не без зависти подковырнул Крис.

Мы ушли, расплатившись за чай и ужин. Для Пенни я оставил немного чаевых. Она обрадовалась и спросила, где я живу. Я показал на утес.

Крис был в восторге от самого себя в этот вечер. Юморил и не давал мне слова вставить.

Перед нами растекалось море. Я смотрел вдаль и чувствовал себя невозможно одиноким. Я думал обо всем, что творилось в моей жизни и почему я здесь.

Ночь растоптала наши лица, которые изредка освещались зажженным концом самокрутки. Мы затягивались по очереди. Потом Крис приволок хворосту, мы стали разжигать костер.

Над берегом изогнулась луна, а в растительности возле пляжа зашевелились насекомые. Обычно в это время я был уже в кровати и пытался уснуть. Чаще всего сон игнорировал меня, приходилось подолгу стоять у окна и всматриваться в темноту джунглей. Но сегодня напряжение спадало плавно и само собой. Марихуана не веселила, а успокаивала меня.

Я забылся на какое-то время, пока Крис не спросил:

– Что тебе нравится в женщинах?

– Все, – улыбнулся я неверной наркотической улыбкой.

Он пересел ко мне поближе, отдал последний клочок сигареты.

– Ну а… Там, внизу все нравится?

– Не понимаю.

– Что ты не понимаешь, парень? Ты странный, ей-богу! Знаешь, когда ты сверху, там все понятно. Особо не видишь ничего, и всем хорошо. А ты пробовал разглядывать?

– Крис, сколько тебе лет?

– Двадцать четыре.

Я усмехнулся невесело:

– В твоем возрасте пора бы изучить анатомию.

– Да пошел ты, – обиделся он. Но ненадолго. – Ты, дубина, я не о том спрашиваю.

– Я знаю, о чем ты спросил. У тебя была девушка?

– У меня было много, много девушек!

– А любимая?

Крис призадумался и ответил:

– Нет, не было.

После этих слов я наконец понял, в чем именно состояла столь невозможная разница между мной и Крисом: он просто никогда не влюблялся. По крайней мере, до той степени, чтобы свободно признаться в этом случайному приятелю. Но я полагаю, он не соврал.

Понимаешь, Марта, произнеси то же самое женщина, я бы решил, что она лукавит. Она имеет ввиду что-то вроде: «Да было пару раз, но все они оказались такими козлами!». То есть отрицается не сам факт влюбленности, а лишь подчеркивается, что те истории не имели радостного финала. Женщина пробует таким образом забыть свое ошибочное чувство, когда полюбила не того, и это ранило.

Точно так же, как с постелью, говоря о которой некоторые мужчины обожают преувеличивать число связей, а женщины – преуменьшать, в отношении чувств существует закономерность, где женщины часто стирают значимость прошлого. А мужчина, если действительно почувствовал, если действительно осознал всю серьезность своего положения, вряд ли скажет потом: «Нет, я не любил». В худшем случае, он либо промолчит, либо сменит тему. Если же мужчина ответит: «Я не любил», то скорее всего так и было.

Крис никого не любил. Ему было некого забывать, боготворить и проклинать. Он мог нашептывать девушкам что угодно, но сам никогда не погружался в чувственный мир настолько, чтобы назвать это любовью. Его не терзали жар и холод, не ломало о камни невозможности найти понимание с дорогим человеком. Он наслаждался жизнью в том искрометном великолепии, что подбрасывала ему судьба. А свобода от любви подарила ему свободу взглядов, но притупила многие нюансы, из которых соткано бытие.

Пока я погружался в одного единственного человека, в одну единственную женщину, пока я погружался во вселенную, названную твоим именем, дорогая Марта, Крис проносился вихрем сквозь лица и тела подобно тому, как он скачет по волнам на доске – не заплывая далеко в море, не интересуясь дном, но стараясь удержаться на гребне как можно дольше. Это и было его философией. Философией человека, который ни разу не тонул.

– Ну, и что с того? – нахмурился Крис. – Да мне просто интересно, делал ты это или нет.

– Делал.

– Окей. Я тоже. Но мне не понравилось. В чем кайф-то? Может, ты мне объяснишь, мечтатель?

То, о чем мы вели речь, никогда не было удобной темой для разговора, даже являлось неким табу среди всего, что могут свободно обсуждать люди, тем более – мужчины. Но я не стеснялся Криса, а он – меня. Может, как раз потому, что мы были друг другу никем. Чужаки из разных стран и эпох, встретившиеся по воле случая на пустынном пляже. Однако так происходят множество знакомств. Так и мы познакомились, Марта. И все-таки не каждая внезапная встреча дарует нам друзей и любимых.

Я проникся к Крису за его простоту и абсолютную прозрачность. Может, встреть я его десятилетием позже, ни за что не узнаю. Он отрастит живот, подстрижет волосы, оставит в дальнем углу гаража серферскую доску и станет показывать мне фотографии в бумажнике, на которых светловолосая жена и не менее светловолосые дети будут улыбаться ему всякий раз, когда он оплачивает чек в супермаркете за кукурузный завтрак и туалетную бумагу. Это будет все еще молодой и по-прежнему достаточно привлекательный Кристиан, с которым, тем не менее, я не смогу больше раскуривать косяки и обсуждать куннилингус.

Он слушал, на удивление, внимательно. Мой английский местами хромал по части особых выражений, но Крис метко подсказывал. Похоже, и его доверие ко мне имело серьезный вес. Я чувствовал себя старшим товарищем.

Забавно, что в этом вопросе я и сам был не так давно учеником. А поучала меня ты, Марта. Поучала скрупулезно и беспристрастно, будто бы вовсе не с тобой я должен буду держать экзамен.

– Да, вот так. Немного выше… Нет, так высоко. Да-да, здесь. Хорошо… Продолжай…

Я старательно выводил языком вензеля, поначалу плохо понимая, что именно и зачем делаю. Я понимал только то, что доставляю удовольствие тебе. Сам же при этом испытывал скорее неловкость, которая позже сменилась спокойной уверенностью.

И лишь потом я стал ощущать нечто совершенное новое внутри себя.

Я бы описал это как азарт вступившего в покерную схватку игрока. Не денежный приз, а только возможная победа выводила меня на кураж, застилая глаза. Но и это со временем прошло. Осталось лишь чувство.

Маленькое, живое, настоящее, иступляющее чувство. Оно ставило меня в один ряд, пусть с самыми сомнительными, но очень желанными достижениями, которые обычно празднуют втихомолку. О таком не похвастаешь, запивая пятничный разговор пивом в баре с Башо или с другим коллегой.

Тот факт, что твоя женщина достигает верха экстаза, пока ты в нее даже не входил, поднимает самомнение на значительную, но невидимую для остальных высоту. Тем не менее, окружающие это как-то чувствуют, и близко не представляя, чем ты так горд. Молчание в некоторой степени оказывает медвежью услугу, формируя не самые приятные стереотипы. Но, ломая их внутри себя, выходишь на новый уровень близости.

Так и случилось с нами, дорогая Марта: наша близость достигла максимальной плотности из всех известных мне отношений.

– Ну, а любовь тут причем? – перебил меня Крис.

– Наверное, пока не полюбишь, не поймешь.

– Э, нет, приятель. Затираешь ты умело, но я не ведусь на болтовню. Что это вообще значит – новый уровень?

Мне было, что ему ответить, но я не был уверен, что он поймет меня правильно.

Я бы сказал, что любовь умеет обострять все чувства – и телесные, и духовные. Если бы не одно «но»: любовь вовсе не является гарантом изумительного секса.

Какой бы драматургией не наделяли первую страсть влюбленных, ей суждено умереть, как всему живому и подлинному. Взамен человек должен получить то, что зовут стабильностью, надежным тылом и надеждой на будущее. Однако это тоже тлен, если углубляться в инстинкты, которые руководят нами. Пробуждая эти инстинкты, мы становимся по-настоящему живыми. Я вовсе не хочу сказать, что человек погибнет без страсти и вожделения. Я хочу сказать, что только этот пыл способен затмить самые властные структуры.

Он существует в нас всегда – влюблены мы или разочарованы, видимо или незримо, и может открыться случайно или же как продолжение духовного притяжения. Только вот появление страсти крайне неустойчиво. И многие почему-то с удовольствием поверили, что все исправит любовь.

На деле любовь ничего не исправляет. Более того: ее тоже можно уничтожить и изжить. Любовь смертна. И все-таки влюбленному легче раствориться в чувственности, поддаться телесному и ощутить полный спектр эротических красок. Она, как внезапно активизировавшееся периферическое зрение: ты уже зряч, ты уже способен увидеть многое, но, расширив угол обзора, есть шанс рассмотреть вдвое больше.

Ты спросишь меня, дорогая Марта, испытывал ли я нечто подобное рядом с женой? Ведь я любил ее?

Да, я ее любил. И тем тяжелее мне найти ту вопиющую разницу между моими любимыми женщинами.

Я отвечу так, что, будучи женатым и упакованным в семью, я почти перестал искать в себе силы и для страсти, и для любви. Все это автоматически включалось в список моих должностных обязанностей мужа, с которым я не спорил, радуясь, что уже добрался до стабильности и надежного тыла. Разумеется, я не стану упорствовать и давить на то, что вскоре разлюбил жену и перестал ее желать. Связь между нами существовала от первого часа до последнего, но постепенно блекла, а вовсе не загоралась новыми красками.

До твоего появления, Марта, я так и думал, что все это нормально и закономерно. Что поиски нового заканчиваются на моменте, когда двое принимают решение быть вместе. Ты доказала, что это не так, что конец наступит не тогда, когда эти двое разлюбят и прекратят заниматься сексом, а тогда, когда перестанут изучать друг друга. Дело будет не в сексе и не в любви, а в чем-то существенно ином.

Так или иначе, я смог отыскать в себе отголоски наслаждения от того, что наслаждается другой человек, лишь благодаря тебе, дорогая моя Марта. Смог, потому что мы оба не бросили поиски: пробовали, ошибались и вновь прислушивались друг к другу, опираясь на нашу любовь.

– И что, без любви никак? – спросил Крис.

Я пожал плечами.

– Думаю, можно и без любви, – решил я. – Просто смысл ведь не только в том, чтобы кончить, но и в том, чтобы насладиться партнером.

– Да не, – фыркнул Крис. – Кончить всегда интересно.

– Не спорю. Но ведь для чего-то же ты используешь живого человека, а не руку.

Крис призадумался.

– Ощущения другие.

Я одобрительно кивнул.

– Верно. Вот и у твоей партнерши другие ощущения, когда ты ее трахаешь не членом, а языком.

– Когда членом, хорошо всем. А так – только ей.

– Ну а минет? Так получаешь наслаждение только ты.

Крис прищурился, наклонил голову и улыбнулся на один бок:

– Думаешь, им не нравится?

– Думаю, бывает по-разному. Кому-то – нравится, кому-то – не очень.

Крис взял в руки палку и стал бесцельно ковырять ею песок.

– Я читал, что у женщин во рту что-то вроде эрогенной зоны. Так что им типа всегда нравится.

– Да? – с сомнением переспросил я. – В таком случае, чем женский рот отличается от мужского? А?

На миг запнувшись, Крис посмотрел на меня и вдруг рассмеялся.

– Один-ноль, парень! Подколол!