Читать книгу Ненаписанное письмо - Джет Ривер - Страница 2

Удивительное дело, дорогая Марта.

Мне не кажется, а точно так и есть. Здесь время имеет другую продолжительность. В минутах те же шестьдесят секунд, но каждая секунда длиннее примерно вдвое. Я не знаю, что именно воздействует на меня: воздух или местная пища, или молекулярный состав здешней воды, но наверняка понимаю, что мое перемещение в пространстве затронуло не только точку на карте, обозначающую меня, но то что мы привыкли осязать как ритм дня. Его не стало и вместе с тем появился новый. Он совсем не похож на тот, каким мы жили в нашей микроскопической квартирке с надтреснутым подоконником. На него было страшно поставить даже кактус, не то что усесться с кофе и книгой и смотреть в окно на глухой серый дождь. Поэтому мы садились за кухонный стол и в последнее время все больше молчали. Я – о своем, ты – о своем.

Кстати, больше, чем по нашему молчанию, я скучаю по нашей кофеварке. Она осталась с тобой, как почти все, что у нас было, осталась и, наверное, продолжает тебя радовать по утрам. А я купил себе турку и уже проклял всё на свете. Никаких особых умений эта медная жестянка не предполагала при покупке и досталась мне почти задарма на каком-то развале, собранном, нужно полагать, из ворованных туристических багажей или комиссионных вещей, которые сносят жалкие пьяницы. За такие деньги в ларьке возле бывшего нашим подъезда можно было бы купить коробок спичек, а я ухватил настоящую кофемашину бедуинского образца.

Готовлю я на газу на двухкомфорочной плитке. И после появления в моей жизни упомянутой турки цвет плиты начал меняться день ото дня. Поначалу я с этим боролся, пытаясь возвратить ее в первоначальное состояние. А теперь плюнул и стараюсь долго не горевать, когда в очередной раз прозеваю момент вскипания. Прозевываю я регулярно. Эта ехидная тварь (я сейчас о турке) греется по часу и делает вид, что остается достаточно холодной, чтобы я ушел в туалет или отвлекся на книгу. Но как только я отворачиваю взгляд, она мгновенно закипает. Причем очень тихо, и подает сигналы бедствия лишь тогда, когда огненный кофе брызжет по конфорке, по стенам, по полу, а затем и по моим пальцам, когда я пытаюсь то ли спасти его, то ли обезвредить.

Это происходит почти каждое утро. Почти каждое утро я вспоминаю с благодарностью нашу кофеварку, и почти каждое утро эта благодарность немного сильнее, чем сутки назад. Когда-нибудь я поймаю себя на мысли, что то была не кофеварка, а божественный, сакральный дар, недостижимый в теперешней жизни. Так всегда происходит с прошлыми вещами и людьми, и вообще с прошлым, которое не можешь отпустить: постепенно начинаешь видеть его идеальным, чересчур прекрасным, таким, каким оно вовсе не было, но время и память сделали свое дело, довели до максимума сентиментальную горечь и поставили на пьедестал почета. А с учетом того, как много у меня здесь времени, как неторопливо оно течет, я заново влюблюсь в тебя, дорогая Марта, и затоскую по нашей прошлой жизни гораздо быстрее, чем в краях, где мы когда-то жили с тобой.