Читать книгу Ненаписанное письмо - Джет Ривер - Страница 5

Все, что касается похоти, – это отдельная неисчерпаемая вселенная внутри мужчины. Все привыкли думать, что желание просыпается при виде исключительной красоты и умирает при несовершенстве. Что только физически привлекательная женщина способна по-настоящему возбудить мужскую плоть. Но это не так.

Желание застигает наяву и во сне, во время работы и отдыха, в нежности и в агрессии. И порой желание войти в женщину намного больше, чем желание кончить в нее. Но, войдя, уже невозможно остановиться. Ты чувствуешь власть намного более сильную человеческой власти. Это власть природы, неотъемлемой частью которой мы все являемся. И я тоже ее часть. Потому даже в самые жестокие ссоры с тобой, дорогая Марта, я не прекращал тебя хотеть.

Я не прекращал тебя хотеть, когда ты толстела и когда худела, когда болела гриппом, когда стряпала на кухне. Была ты голой или в вечернем платье, весела или сердита. Ты могла весь день молчать или же слать непристойные картинки на мою рабочую почту – я вспыхивал при одной лишь мысли о тебе. Но, только ты начинала плакать, желание к тебе умирало мгновенно. А ты так много плакала в последнее время. Ты плакала каждый день. Даже не один раз в день.

Твое лицо становилось большим, красным и одутловатым как у дворовой алкоголички. Губы покрывались пятнами, ты не могла членораздельно говорить. Слезы твои делались дополнением к любому разговору и любому объяснению, и тогда я переставал быть твоим любовником.

С тех пор, как мы не вместе, я редко вспоминаю то, что нас разорвало, но много думаю о том, что любой намек на секс стал вызывать во мне чувство столь же двоякое как червивое яблоко – притягательное снаружи и омерзительное внутри. Уйдя из дома, который грел и охранял нас двоих так много времени, я открыл совсем новые формы вожделения. Формы, в которых напрямую не было тебя, Марта, но были твои ипостаси – утрированные, извращенные, больные и неточные.

Обрушенная стена дома, хромая собака, свист электрички или толкнувшая меня на рынке чумазая женщина – любой идиотский казус, малозначительная деталь возбуждали во мне мгновенное чувство пламени. От грудины до паховой зоны прожигало огненным прутом. Я не успевал сглотнуть слюну, как она высыхала у меня во рту.

Так однажды я случайно увидел фотографию толстухи с раскинуты ногами. И хотя меня никогда не привлекали полные женщины, возбуждение наступило враз, когда я еще не осознал увиденное, тело первым подало сигналы – я ничего не мог поделать с собой, не мог остановить. Я мог только прекратить смотреть и отвернуться в тишину.

Потому я и поехал к морю – при взгляде в бирюзово-синюю тьму морского естества я забывал, что я человек. Я снова был свободен. От любви, от желания, от грусти.

Ты бы сказала, дорогая Марта, ты бы непременно сказала, что грусть – моя вторая натура. Может, ты и права.

Когда я смотрю на Криса, я не замечаю в нем и малейшего следа грусти. Такие мы разные с ним.

Он улыбается, я тоже улыбаюсь. Его улыбка светла. Моя полна горечи. Он рассказывает про тех испанок, как они стояли на коленях перед ним и обрабатывали его поочередно ртами. А я не могу отделаться от мысли, что у одной из тех женщин твое лицо. Лицо с открытым ртом и высунутым языком. Это страшно заводит меня, но думать об этом невыносимо.

– Давай прогуляемся вечером, Джей, – говорит мне Крис.

Я понимаю, на что он намекает. Он уже достал косяк и туго скручивает один кончик, тянет мне. После его травы ставится легче – я уже проверял пару раз. И кроме того, все-таки снова собрался дождь.

– Джей, не тупи.

– Да, конечно. Извини, – я затягиваюсь и смотрю на море. – Где твой байк?

– У Сэма на стоянке, – Крис кивнул растаману, что валялся позади нас без движения.

Но, к большому удивлению моему, он сразу откликнулся на жест Криса – растопырил указательный и средний пальцы в воздухе, что-то промычал.

Крис снова посмотрел на меня:

– Едем?