Читать книгу Империя вампиров - Джей Кристофф - Страница 16

Разочарован.

Всю ночь это слово не шло у меня из головы. И если новости о новом ученике как-то обескуражили Серорука, он этого не показывал: держался стойко, ведя меня назад в казарму. А вот сердитая мина мастера-кузнеца Аргайла, поджатые губы настоятельницы Шарлотты, слова серафима Талона меня не оставляли. Его голос так и звучал у меня в ушах, пока я сидел у себя на койке и чистил от крови сапоги.

Разочарован.

– Все равно бы пробил его сраный блок, – прорычал я.

– Вы только посмотрите, что черви не доели, – произнес кто-то.

Я поднял взгляд и увидел в дверях Аарона де Косте в компании другого инициата, высокого брюнета по имени де Северин. Тот держался, как и де Косте, – так, будто он и сват, и брат самому императору. А судя по паршивейшей улыбке на лице Аарона, слух о моем испытании уже разошелся среди инициатов.

– Я знал, что ты худородный, Котенок, – усмехнулся он. – Только не думал, что настолько.

– Хрен тебе в ноздри, де Косте. Предупреждаю, больше я этого терпеть не стану.

– Думаю, это логично, – пробормотал барчук в сторону де Северина. – Пейзаны-вампиры возлежат с пейзанками. Такой себе мазок в картине о буднях деревенщин.

Его приятель хохотнул, и во мне разгоралось пламя.

– Моя мать не пейзанка. Она из рода де Леон.

– О, хозяйка поместья, не сомневаюсь. И убогая дырень, из которой мы тебя вытащили, это ее летняя усадьба, да? – Аарон задумчиво свел брови к переносице. – Или так, летняя конура?

Де Косте был старше меня, года на два-три, да еще и выше на несколько дюймов. Побить я его вряд ли смог бы, но – готов был Богом поклясться – дерзнул бы, отпусти он еще шуточку про мою мать.

– Да, у меня нет клана, – отрезал я. – Но я все равно бледнокровка. И могу сражаться.

Де Косте рассмеялся:

– Уверен, у Вечного Короля от страха поджилки дрожат.

– Как и положено, сука, – бросил я и снова принялся чистить сапоги.

Барчук подошел к кровати и, не сводя с меня взгляда, взял со столика рядом Заветы.

– Так вот кем ты себя возомнил? Отважный маленький Габриэль де Леон скачет к наваленному из трупов престолу Фабьена Восса, с новеньким серебряным мечом наголо, и в одиночку спасает мир? – Аарон рассмеялся. – Смотрю, ты ни хрена не понимаешь.

– Я знаю то, что мне нужно знать. Мне было предначертано здесь оказаться, а этот орден – единственная верная надежда в войне против Вечного Короля.

– Никакая мы не надежда, Котенок.

Я сердито взглянул на него.

– Что ты хочешь этим сказать?

– А то, что мой брат Жан-Люк – шевалье в императорской армии, в Августине. Золотое войско. Собранные в столице силы сметут Вечного Короля, не успеют его хромые шавки доковылять до Нордлунда. О, наше дело, может, и правое, но печальная истина в том, что при дворе никто не верит, будто угодники-среброносцы хоть что-то решают. – Аарон, скривившись, обвел казарму рукой. – Единственная причина, по которой на этот монастырь выделяют деньги, в том, что императрица Изабелла очарована мистицизмом, а император Александр любит, когда новая жена ему отсасывает.

– Не пизди, де Косте, – сказал я.

– Тебе-то что об этом знать, слабокровка? – вздохнул де Северин.

– Знаю, что Господь направил меня сюда. Моя сестра погибла от рук этих чудовищ, и если я хоть как-то могу остановить их, то сделаю все возможное.

– Молодец, – ответил Аарон. – Такая вера, такое рвение… и все же ты – лишь ссаки на ветру. Ну, взгляни на себя. Ma famille может отследить свои корни до самого Мученика Максимилля. Моя мать – баронесса богатейшей провинции Нордлунда и…

– И все же опустилась до сношания с вампиром.

Де Косте замолк, но тут вошел Тео Пети. Здоровяк был одет в кожаное пальто, но блузу под ней не зашнуровал: я разглядел кусочек поблескивающей металлом татуировки. От костяшек пальцев и до локтя левой руки Тео тянулся прекрасный ангел, а на груди, кажется, виднелся рычащий медведь. С собой ининциат нес тарелку куриных ножек и, плюхнувшись на кровать, принялся шумно грызть их.

– Вот это-то и забавно в высокородных дамах, – вслух подумал Тео. – Встав на четвереньки, они становятся вровень с простыми бабами.

– Вены – канавы, рот – помойка. Кто это? – усмехнулся де Северин. – Тео Пети! Влез, когда его никто не спрашивал.

– Мы все тут бастарды нежити, Аарон. Все мы дерьмо на подошвах императорских сапог. Все мы прокляты. – Тео ткнул в лицо де Косте куриной ножкой и, жуя, договорил: – Так что давай уже заканчивай с этими своим проповедями несчастного барчука, ага?

Аарон ответил ему сердитым взглядом.

– Может, твоего наставника и забрала sangirè, но это не повод забывать о манерах, Пети. Тут я старший.

Тео на миг перестал жевать и сверкнул глазами.

– Помянешь моего наставника еще раз, и мы твои слова проверим на деле, Аарон.

Де Косте смерил здоровяка взглядом, но напирать ему, похоже, не сильно хотелось. Вместо этого он улегся на подушку и еле слышно пробурчал:

– Куцый хер…

Тео улегся на кровать с ногами и насмешливо произнес:

– Твоя сестрица говорит иначе.

Я тихонько хихикнул, делая в уме пометку.

– Ты над чем это смеешься, Котенок? – прорычал Аарон.

Я метнул в де Косте ядовитый взгляд, но спор, похоже, разрешился. Тогда я посмотрел в глаза Тео и молча кивнул ему в знак признательности. В ответ здоровяк равнодушно пожал плечами – видно, дело было не столько в защите моей чести, сколько в личной неприязни Тео к де Косте. Вот так я, притихший, избитый и без друзей, вернулся к чистке сапог, стараясь не сильно переживать из-за провала в Перчатке. Я не принадлежал ни к одному из кланов, и у меня не оказалось даров, кроме тех, которые наследуем все мы. Об отце я ничего не узнал, но несмотря на слова Аарона, несмотря на испытание, я по-прежнему верил: сюда меня привела судьба. Бог хотел, чтобы я прибыл в Сан-Мишон. Слабокровка я или нет.

Габриэль ненадолго умолк, глядя на сцепленные пальцы рук.

– Хочешь знать, что самое страшное, холоднокровка?

– Ну, поведай мне об ужасах, Угодник, – ответил Жан-Франсуа.

– Позднее той ночью, лежа в постели, когда от ран уже остались одни воспоминания, я обдумывал сказанное де Косте о его служивом брате. О том, что монастырь восстанавливают лишь по прихоти императрицы. И первым делом мне в голову пришла мысль не о людях, которых удастся спасти, если Золотое войско сокрушит Вечного Короля. Не о солдатах, которые погибнут, атакуя его, и не об ужасе грядущей войны. Первым делом я помолился, чтобы она не закончилась без моего участия.

Габриэль со вздохом посмотрел в глаза летописцу.

– Представляешь? Я боялся, что не успею.

– Разве не о том грезят все юноши с мечами? Добыть славы или героически погибнуть?

– Слава, – фыркнул Габриэль. – Вот скажи мне, вампир, если смерть такая славная, то что же ее раздают так задешево самые недостойные люди?

Последний Угодник покачал головой.

– Я понятия не имел, что грядет и кого из меня слепят. Знал только: отныне это – моя жизнь, и снова поклялся себе стараться изо всех сил. Что бы там Аарон ни говорил, я нутром чувствовал: Сан-Мишон – спасение империи. Искренне верил в свое предназначение, будто все это – убийство моей сестры, Ильза, проклятая и греховная кровь в моих жилах – часть Божьего замысла. И если довериться Ему, молиться, превозносить имя Его и следовать Его слову, то все получится.

Габриэль фыркнул, глядя на ладонь с меткой-звездой.

– Вот ведь я, сука, был дурень.

– Не унывай, де Леон, – тихим, как шуршание пера, голосом произнес холоднокровка. – В своих надеждах ты был не один. Однако никому не дано превзойти врага, которому неведома смерть.

– Снега Августина пропитались не только человеческой кровью. В ту ночь вы гибли толпами, холоднокровка.

Вампир пожал изящными плечами.

– Наши мертвые остаются лежать. А ваши восстают против вас.

– По-твоему, это хорошо? Скажи, ты ведь задумываешься, к чему все это приведет? После того как чудовища, которых вы наплодили, осушат эти земли, выпив мужчин, женщин и детей, вы все подохнете с голоду. Что порченые, что высококровные.

– Отсюда и потребность в жестком правлении. – Вампир огладил бледными пальцами вышитых волков на кафтане. – Императрица, устремленная к созиданию, а не к разрушению. Фабьен Восс поступил мудро, используя в качестве оружия грязнокровок, но их время на исходе.

– Порченые превосходят вас числом, полсотни на одного. Есть четыре крупных клана крови, и у каждого на службе рабы-мертвецы. Думаешь, они вот так без боя отдадут свои легионы?

– Пусть бьются сколько угодно. Все равно проиграют.

Габриэль с холодным расчетом посмотрел на чудовище. В его жилах все еще гремел набатом, обостряя не только чувства, но и ум, кровогимн. Лицо холоднокровки было каменным, а глаза напоминали жидкую тьму, но даже самая гладкая глыба могла поведать историю – тому, кто обучен ее видеть. Несмотря ни на что – резня, предательство, неудача, – Габриэль де Леон оставался охотником и свою добычу знал. В мгновение ока он увидел ответ, четкий и ясный, словно сам вампир написал его на странице своей проклятущей книжонки.

– Вот для чего вам Грааль, – выдохнул он. – Думаете, чаша дарует вам победу над остальными кланами крови.

– Детские сказки мою императрицу не занимают, Угодник, а вот твоя история ей интересна. – Чудовище постучало по книжке у себя на коленях. – Так что, будь добр, вернись к ней. Ты был пятнадцатилетним юношей, рожденным во грехе от вампира, когда тебя притащили из провинциальной дыры в неприступный монастырь святой Мишон. Потом ты вырос и, сдержав клятву, стал образцовым воином Ордена. О тебе слагали песни, де Леон. Черный Лев, хозяин Пьющей Пепел, убийца Вечного Короля. Как можно подняться с такого дна и стать легендой, – чудовище скривило губы, – чтобы потом пасть так низко?

Габриэль плотно сжал губы и посмотрел на огонек светильника. Красный дым все еще действовал, обостряя не только ум, но и воспоминания, среброносец провел пальцем по буквам под костяшками пальцев, которые складывались в слово «терпение».

Прожитые годы казались мгновениями, и мгновения эти он видел кристально ясно. Он ощущал запах ландыша, а в его мысленном взоре отражалось свечное пламя. Он словно наяву чувствовал, как под его руками покачиваются гладкие бедра, видел вожделение в темных глазах, а вишнево-красные уста касались его губ, и впивались в голую спину ногти. Он услышал горячий, отчаянный шепот и, сам того не ведая, еле слышно повторил за ним:

– Нам нельзя этого делать.

Жан-Франсуа склонил голову набок.

– Нет?

Габриэль моргнул, возвращаясь назад, в холодную башню, к мертвой твари. Во рту стоял вкус пепла, в ушах – крики чудовищ, что веками обманывали смерть, но принимали ее от его руки. А потом он посмотрел в глаза холоднокровки и голосом, в котором угадывались тень и пламя, произнес:

– Нет.

– Де Леон…

– Нет. У меня сейчас нет желания рассказывать о Сан-Мишоне, если не возражаешь.

– Я возражаю. – На безупречном лбу Жан-Франсуа залегла тонкая морщинка. – Хочу послушать о твоих годах в монастыре бледнокровок. О твоем ученичестве, восхождении.

– И наслушаешься, только в свое время, – прорычал Габриэль. – У нас с тобой впереди целая ночь. И, готов спорить, все ночи, сколько потребуется. Но если ты ищешь знаний о Граале, то нам стоит вернуться ко дню, когда я его нашел.

– Истории рассказывают не так, Угодник.

– Это моя история, холоднокровка. Она – последнее, что я расскажу на этом свете, поэтому, если ты принимаешь у меня исповедь, как священник, то поверь: я лучше знаю, в каком порядке мне, сука, перечислять свои грехи. К концу истории мы вернемся в Лорсон, Шарбург, к красным снегам Августина и, oui, в Сан-Мишон, но сейчас я расскажу о Граале: как он попал ко мне, как я его утратил. Если я обещаю, что твоя императрица в конце получит все ответы, то так оно и будет.

Жан-Франсуа крови Честейн глухо зарычал с недовольством, едва заметно оскалив клыки. Но в конце концов огладил перья воротника и уступил, дернув подбородком.

– Что ж, ладно, де Леон. Поступай как знаешь.

– Как всегда, холоднокровка. И в этом, сука, полбеды.

Последний Угодник откинулся на спинку кресла и сложил пальцы домиком у подбородка.

– Итак, – со вздохом произнес он, – все началось с кроличьей норы.