Читать книгу Империя вампиров - Джей Кристофф - Страница 9

Книга первая
Мертвые дни
IV. Агнец на заклание

Оглавление

Ветер завывал голодным волком, снег лип к моей окровавленной коже. Я обернулся на отца Луи: тот помрачнел.

– Мсье, – сказал священник, – этот мальчишка – чернокнижник, творит богомерзкие кровавые обряды. Он – зло. Он проклят!

В толпе забормотали, но человек, назвавшийся Сероруком, лишь вынул из-за пазухи пергаментный свиток, скрепленный императорской печатью: единорог и пять скрещенных мечей в застывшей капле яблочно-красного воска.

– По велению Александра Третьего, императора Элидэна и защитника Святой церкви Господней, которому не смеет возразить ни один человек под этим небом, я наделен полномочиями рекрутировать по собственному усмотрению любого и всякого гражданина для нашего праведного дела. И я выбираю его.

– Рекрутировать? – взорвался олдермен. – Это чудовище? Для чего?

Человек достал из ножен меч, и у меня перехватило дыхание. Побитый и в крови, я все же оставался сыном кузнеца: клинок был подлинным предметом вожделения. Полотно стали, точно светлые волокна в темной древесине, пронизывали серебряные прожилки. Навершием служила звезда – семиконечная, по числу мучеников, – окруженная ободом Спасителева колеса. Меч словно светился в тусклом свете фонарей.

– Мы – Ордо Аржен [7], – ответил Серорук. – Серебряный орден Святой Мишон, и чудовища – именно те рекруты, которые нам требуются, мсье. Ибо враги, с которыми мы сражаемся, еще чудовищней, и если падем мы, падет могущественная Божья церковь, и Его царствие на земле, и весь мир человеческий.

– Кто же эти враги? – строго спросил отец Луи.

Серорук взглянул на священника красными глазами, в которых отражался свет фонарей. Отпустив сокола, он развернулся к мешку на спине скакуна, ослабил державшие груз цепи и спихнул его в грязь. Ударившись о землю, сидевший в мешке фыркнул; сперва мы думали, будто это человек, но то, что выбралось наружу, им не было.

Облаченная в лохмотья, мертвенно худая, тварь походила на обтянутый кожей скелет. Глаза – белые, губы – иссохшие, зубы – длинные и острые, как у волка. Поднявшись, создание издало звук, похожий на шипение кипящего воска. Селяне закричали от ужаса.

Внезапно я снова стал тринадцатилетним мальчишкой, стоящим посреди грязной улицы в тот день, когда Амели с Жюльет вернулись домой. Я, несомненно, испугался, но вместе со страхом пришла и память о сестре. Я ощутил знакомую ненависть, опаляющую грудь изнутри и заставляющую стискивать зубы. Ненависть придает силы, и только гнев выпестует особый род отваги. Я не закричал и не попятился, как прочие мужи вокруг, но встал, широко расставив ноги. Вдохнул и поднял, сука, кулаки.

– Впечатляет, – пробормотал Жан-Франсуа.

– Я не впечатлить хотел, – прорычал Габриэль. – Зная то, что я знаю теперь, я от души жалею, что тогда не побежал. Лучше бы Господь заставил меня обмочиться и взвыть.

Габриэль со вздохом убрал со лба прядь.

– Называй это как угодно: инстинкт, глупость… Такими уж мы рождаемся, и этого не отменить, как не изменить воли ветра или цвета глаз Господа.

Той твари, разумеется, срать было на мои кулаки, но серебряная цепь, которой она была прикована к седлу Серорука, остановила ее: упырь тщетно тянул ко мне руки. Угодник же слез с коня и, клянусь всеми семью мучениками, при звуке, с которым его сапоги коснулись раскисшей земли, тощее и голодное чудовище обернулось и завыло. Серорук вскинул клинок, в темноте блеснула сталь… Боже милостивый, ударил он так быстро, что я почти не заметил.

Серебряное навершие врезалось чудовищу в челюсть. Брызнула темная кровь, полетели зубы. Работал мечом Серорук ужасающе, и я вздрагивал, когда он снова и снова бил чудовище, пока то, скуля, не рухнуло и не сжалось. А когда Серорук втоптал его лицом в грязь и посмотрел на отца Луи, то в его глазах я заметил ту же ненависть, что кипела в моем сердце.

– Кто наш враг, добрый отче?

Он обвел взглядом красных глаз селян и задержал его на мне.

– Нежить.

Сидя в холодной камере, Габриэль де Леон молча огладил щетинистый подбородок. Голос Серорука в его голове звучал так отчетливо, будто наставник был в узилище вместе с ним. Габриэль чуть не поддался искушению обернуться: ну как старая сволочь стоит за спиной?

– Какая театральность, – зевнул Жан-Франсуа крови Честейн.

Габриэль пожал плечами.

– Сероруку она не была чужда.

Когда он посмотрел на меня своим красными глазами, я понял, что он меня оценивает. Наконец угодник расшнуровал воротник, и я увидел его лицо: кожа – мертвенно-бледная, черты – каменные. После таких, как он, на кровати остаются мозоли.

– Ты уже видел таких прежде, – сказал Серорук, кивнув на чудовище.

Я долго думал, что ему ответить.

– Моя… моя сестра.

Он посмотрел на мою мама, потом снова на меня.

– Тебя зовут Габриэль де Леон.

– Oui, угодник.

Он улыбнулся, будто мое имя показалось ему смешным.

– Отныне ты принадлежишь нам, Львенок.

Тогда я обернулся к мама и, видя, что она не возражает, наконец понял: эти люди прибыли по ее зову. Серорук и стал той помощью, о которой я просил, – помощью, оказать которую сама она не могла. В глазах у мама стояли слезы: то была мука львицы, готовой на все, лишь бы спасти детеныша, и не видящей иного выхода.

– Нет! – выкрикнула Селин. – Вы моего братика не заберете!

– Тише, Селин, – шепнула мама.

– Я его не отдам! – заплакала сестренка. – Спрячься за мной, Габи!

Она зло вскинула кулачки, а я заслонил ее собой от всадников и крепко обнял. Я знал: дай ей хоть шанс, и она выцарапает Сероруку его холодные глаза, заглянув в которые я кое-что понял.

– Это Божьи люди, сестра, – сказал я Селин. – И на это Его воля.

– Тебе нельзя уезжать! – отрезала Селин. – Так нечестно!

– Может быть, но кто я такой, чтобы перечить Вседержителю?

Не стану лгать, я испугался. Желания покидать ma famille, мой маленький мирок, не было, но нас по-прежнему окружали селяне, глядевшие со страхом и яростью. Зубы у меня снова стали прежними, но во рту все еще стоял привкус крови Ильзы. И на мгновение мне показалось, будто время застыло на кончике ножа. Душой такие моменты всегда чувствуешь. Эти люди предлагали мне спасение. Путь в жизнь, о которой я и не мечтал. Но я понимал, что заплатить за нее придется ужасную цену. Знала это и мама.

Разве у меня был выбор? Остаться не выйдет, только не после случившегося. Я не знал, во что превращаюсь, но вдруг ответ найдется у этих людей? Да и не мог я, как уже сказал сестренке, перечить воле небес. Бросать вызов своему Творцу. И вот я, тяжело вздохнув, пожал угоднику руку.

Габриэль возвел очи к потолку и вздохнул.

– Так агнец отправился на закланье.

– Они забрали тебя в тот же миг? – спросил Жан-Франсуа.

– Дали проститься с ma famille. Папа сказать было почти нечего, но, видя меч у него в руке, я понял: ради меня он сделал бы все, что было в его небольших силах. Я боялся за Селин, которая останется теперь без моего присмотра, но поделать ничего не мог. Но папá я предупредил. Я его, сука, предупредил: «Не забывай о дочери. Больше у тебя детей не осталось».

Мама плакала, когда я целовал ее на прощание. Я и сам плакал, обнимая Селин. Мама велела мне остерегаться зверя. Зверя и всех проявлений его голода. Мой мир трещал по швам, но что мне оставалось? Меня уносила река, однако уже тогда мне хватало опыта понять: есть те, кто плывет с потопом, и те, кто тонет, пытаясь с ним бороться. Просто одни обладают мудростью, другие – нет.

– Не уезжай, Габи, – взмолилась Селин. – Не оставляй меня.

– Я вернусь, – пообещал я, целуя ее в лоб. – Присматривай тут за мама, Чертовка.

Парень, что ехал следом за Сероруком, отнял меня от Селин и без утешений толкнул к своему пони. Затем он снова обмотал хнычущее чудовище джутом и серебряной цепью и водрузил на спину второго скакуна. Угодник же посмотрел на собрание бледными, налитыми кровью глазами.

– Это чудовище мы изловили в трех днях пути к западу отсюда. Их станет еще больше: грядут темные дни и еще более темные ночи. Зажигайте свечи в окнах. Не пускайте в дом чужаков. Не гасите огни в очагах и любовь Бога в сердцах. Мы победим. Ибо мы носим серебро.

– Мы носим серебро, – отозвался его молодой спутник.

Кроха Селин ревела, и я на прощание вскинул руку. Крикнул мама, что люблю ее, но она смотрела в небо, и на ее щеках замерзали слезы. Я еще никогда не чувствовал себя таким одиноким, как когда покидал Лорсон. Я смотрел на ma famille, пока они не скрылись вдали, поглощенные мраком.

– Пятнадцатилетний мальчишка, – вздохнул Жан-Франсуа, оглаживая воротник из перьев.

– Oui, – кивнул Габриэль.

– И ты еще нас зовешь чудовищами.

Габриэль посмотрел в глаза вампиру и звенящим, как сталь, голосом ответил:

– Oui.

7

Ordo Argent – «серебряный орден» (фр.).

Империя вампиров

Подняться наверх