Читать книгу Империя проклятых - Джей Кристофф - Страница 14

Я взобрался на холм, к подножию которого прижалась наша лачуга, глубоко вдыхая благословенно свежий воздух. Вокруг было холодно и темно, небеса над головой и безмолвная пустота. Но каким бы темным ни стал мир, меня согревала целая доза санктуса, потому сама ночь казалась живой.

Из зимних глубин доносилась завывающая песня ветра. Спешили по своим делам ночные существа, не обращая внимания на печали каких-то там людей. Обещание спокойного сна. В детстве ночь казалась мне временем, когда нужно бояться; местом, где обитали чудовища. Но, несмотря на весь свой ужас, на всю таинственность, ночь иногда может быть лучезарной, вампир. Ночь может быть…

– Прекрасной, – пробормотал Жан-Франсуа.

Последний угодник-среброносец оторвал глаза от химического шара, и его взгляд упал на последнюю иллюстрацию историка – изображение Габриэля, стоящего на страже в темноте. Когда вампир поднял на него свои шоколадно-карие глаза, в которых можно было утонуть, Габриэль медленно кивнул.

– Иногда, – согласился он. – Иногда она может быть прекрасной.

Губы Жан-Франсуа скривились, когда угодник сделал еще один глоток вина.

– Но тогда я не осознавал всей этой красоты. Когда я остался один и наконец перевел дух, перед глазами вспыхнули воспоминания о последних объятиях Батиста, о прощании с Аароном. Я вытащил пробку из бутылки, желая только одного – напиться до онемения. Еще одна потеря. Еще одна утрата.

И, вглядываясь в темноту, я вдруг осознал, что она смотрит на меня в ответ.

Сердце у меня сжалось при виде бледной, как призрак, фигуры, стоящей среди деревьев. Она была одета только в ветер, возле ее бескровных губ темнела прекрасная родинка, а глаза казались глубокими, как во сне. Волосы – как сама ночь, бархатно-черные, и когда ее тень потянулась ко мне через стену смерти, я увидел желание во взгляде, а в воздухе повис запах серебристого ландыша и крови, как в ту ночь, когда он постучал в нашу дверь.

«Мой Лев», – прошептала она.

Как бы мне этого ни хотелось, я знал: это не моя жена, а лишь греза жаждущего безумца. И хоть я понимал, что вижу призрак, вид моей Астрид все равно наполнял мои глаза слезами, а сердце тоской по дому, в который я никогда не смогу вернуться.

Дому, который Фабьен Восс отнял у меня.

«Я скучаю по тебе…»

Теперь она стояла у меня за спиной – темный ангел, сжимающий меня в объятиях. В памяти возникли наши страстные ночи, а мысли о ее крови, горячей и обжигающей мне горло, наполнили меня ужасным, удивительным желанием. Я снял перчатки, и в деснах шевельнулись клыки, когда я прижался губами к ее запястью, а пронизывающий холодный ветер развевал вокруг нас ее длинные черные волосы.

«Мы скучаем по тебе…»

И тогда во мраке я увидел ее, и сердце мое упало, а на глаза навернулись слезы. Знакомая фигура, стройная ивушка, такая юная, Боже, слишком юная. Она была одета в черное, как вороньи перья, а бледной кожей напоминала смерть. Волосы мамины, а глаза… на меня из темноты смотрели мои глаза.

– Пейшенс, – выдохнул я.

«Папа́…»

Она протянула ко мне руку, моя прекрасная малышка, приглашая присоединиться к ней в тени. Я задрожал от боли, осознав, как легко я мог бы снова оказаться с ними: мир в душе был на расстоянии одного взмаха ножа. Но у меня остались дела, которые я должен завершить. Месть, вкус которой я только начал ощущать. И еще одна девушка, которая нуждалась во мне почти так же сильно, как я нуждался в ней.

– Подождите еще немного, любимые, – взмолился я.

– Габриэль?

Я тяжело вздохнул, вытирая глаза.

– Я здесь, наверху, Лаклан.

Я услышал стук серебряных каблуков по насту, прогнавший все мечты о семье, когда Лаклан а Крэг поднимался ко мне по замерзшему склону холма. Приподняв в знак приветствия воображаемую треуголку, мой бывший ученик сунул руку без перчатки под мышку, чтобы согреться, и от него повеяло морозом. Меч Диор все еще висел у него в ножнах на поясе, и, несмотря на связывавшее нас прошлое, я почувствовал отблеск угрозы, исходящий от семиконечной звезды у него на груди.

– Порядок?

– Никаких признаков Дивоков, – тихо ответил он. – Если ты об этом.

– Спасибо, брат. – Я кивнул. – За то, что был начеку.

Лаклан пожал плечами.

– Твоя спина. Мой клинок.

– Тебе нужно немного поспать.

Он шагнул ко мне, и гнев, который он так долго сдерживал, сверкнул в остром взгляде зеленых глаз.

– Думаю, лучше нам с тобой сначала поговорить. Как угоднику с угодником.

– Я больше не состою в Ордене, Лаки.

– Знаю. Я был там, когда тебя вышвырнули, помнишь? – Он заглянул мне в глаза. – Изгнали тебя из ордена или нет, я все равно уважаю тебя, Габриэль. Ты знаешь, что уважаю. Но мне хотелось бы думать, что и я заслужил то же самое за те годы, что мы провели вместе. По крайней мере, заслужил услышать правду.

– Правду о чем?

– О девушке, с которой ты едешь. И кто она, черт возьми, такая.

– Ну, для начала, это он.

– Не ври мне, умоляю. Ты ж не дурака выучил, Габи. Она кровоточит.

– После той стычки с Дивоком, конечно, он…

– Нет, – перебил его Лаклан. – Она кровоточит.

– Черт.

Я потер лоб и устало вздохнул. Я выпил почти целую бутылку водки и сбежал из лачуги, чтобы избежать этого запаха, но все же…

– Я надеялся, ты не заметишь.

– Как я мог не заметить? – возмутился Лаклан. – Я никогда ничего такого не чувствовал. Это правда, что ты сказал сегодня закатной плясунье на реке? Эта хрупкая девчонка убила Велленского Зверя?

Я ничего не ответил, избегая взгляда обведенных черным глаз Лаклана. Но он все равно продолжил:

– Насколько я знаю, ты удалился от дел и жил в Зюдхейме со своей любовницей. Зачем ты сейчас притащился в Сан-Мишон с этой девкой? И интересно, что тебе сказал Серорук, когда ты приехал с ней?

Мне хотелось рассказать ему правду, признаться во всем, что я сотворил. Очень хотелось, да поможет мне Бог. Лаклан был мне братом по оружию. Другом. Но я вспомнил других своих братьев по оружию, других друзей, людей, с которыми я тоже сражался бок о бок и проливал кровь многие годы. Вспомнил, как они приковали меня к колесу в Сан-Мишоне. Смотрели, как Серорук перерезал мне горло, от уха, сука, до уха.

– Ничего интересного аббат не сказал, – пробормотал я.

Лаклан поджал губы и нахмурился.

– Ты помнишь Хлою Саваж?

Голова кружилась: алкоголь и причастие танцевали рука об руку. Но я все еще чувствовал, как меч в моей руке пронзает грудь Хлои. Я все еще видел недоумение на лице старой подруги, когда она схватила клинок, видел, как стекает с ее губ кровь, и слышал ее шепот.

«Все д-деяния длани Его п-происходят из замыс…»

«В жопу Его замысел».

– Помню, конечно, – сказал я. – А что с ней?

– Она покинула монастырь около двух лет назад. Ходили слухи, что она убедила Серорука позволить ей искать сокровище. Оружие, которое можно использовать против бесконечной ночи.

– Хлоя проводила слишком много времени в сраной библиотеке, Лаки.

– Я тоже так думал. И все же шесть недель назад я получил сообщение, в котором всех угодников-среброносцев призывали в Сан-Мишон. А потом обнаружил тебя в тысяче миль к северу от того места, где ты должен был быть. Черный Лев. Величайший герой Серебряного Ордена во все времена заключил союз с закатными плясунами и холоднокровками? Под его крылом прячется девушка в мужской одежде, и на ее сапогах еще свеж пепел Дантона крови Восс? В этом нет никакого смысла!

– Если ты хочешь найти смысл в этом мире, Лаки, лучше начинай копать яму. – Я сделал еще один глоток водки, допивая содержимое бутылки. – Двух футов в ширину и шести в глубину должно хватить.

– Кто она?

– Не твоя забота.

Руки Лаклана сжались в кулаки.

– Да ну? Наверное, она – забота этой чертовой бесовки-оборотня, что сидит внизу? Этой гребаной пиявки? Благая Дева-Матерь, Габи, ты что, потерял сво…

– На случай, если ты что-то пропустил, эта бесовка-оборотень сегодня спасла мне жизнь, Лаки. А эта гребаная пиявка – моя младшая сестренка.

Он моргнул, когда до него дошла эта ужасная правда.

– Твоя…

– Сестра, да. И, кстати, спасибо, что спросил об остальных членах моей семьи. – Я отставил бутылку в сторону и повернулся к нему лицом. – Ты задал кучу вопросов о Диор, но ни разу не спросил об Астрид? А ведь ты знал ее почти столько же, сколько и меня.

Лаклан стиснул зубы, глубоко дыша.

– Твоя любовница – не моя забота.

– Она не была моей гребаной любовницей, Лаки, она была моей женой.

Он покачал головой, и старая рана между нами вскрылась.

– Она погубила тебя, Габи. Из-за нее ты ушел от нас. Я говорил это тогда и повторю сейчас: эта распутница…

Я выбросил вперед кулак и врезал ему по челюсти, быстро и довольно сильно, чтобы рассечь его губы о клыки. Он, не задумываясь, ударил в ответ, и ужасная сила, унаследованная им от Дивоков, отправила меня в полет к ближайшему дубу, в фонтане крови и слюны. Я впечатался в ствол с такой силой, что застонало все дерево, и на меня, мокрого и замерзшего, обрушился снежный покров. Лаклан и сам ужаснулся тому, что сделал, поднял руку и шагнул вперед, чтобы помочь мне подняться.

– Семеро мучеников, брат, я…

С ревом я врезался в него, двинув ему по зубам костяшками пальцев. Его голова запрокинулась назад, и мы упали в снег. Он был сильнее меня, мой бывший ученик, но это я научил его всем трюкам, и теперь мы молотили друг друга кулаками, пинались, размахивали руками…

– Вам, мальчики, с-с-следовало бы играть помягче.

Я застыл, услышав этот голос, рука Лаклана замерла у меня на горле, а мой окровавленный кулак завис у него над лицом. Оглянувшись через плечо, я увидел пару мертвых глаз среди мертвых деревьев.

– А то кто-нибудь с-с-сейчас заплачет, – прошептала Селин.

Лаклан оттолкнул меня, резко выпрямившись, и мрачно выругался. Его рука потянулась к клинку, серебряные чернила на костяшках пальцев ярко горели, а взгляд остановился на моей сестре.

– Мне следовало бы отправить тебя прямиком в ад, холоднокровка.

– Я была там, с-с-среброносец. – Она наклонила голову, и длинная прядь чернильно-черных волос упала на маску. – Хочешь узнать, каков он на вкус-с-с?

– Хватит вы, двое, – сказал я, поднимаясь на ноги.

– Я больше не подчиняюсь твоим приказам, Габриэль, – прорычал Лаклан.

– А что, если он закричит? Вы, монас-с-стырские мальчонки, так любите, когда хороший с-с-сильный мужчина…

– Заткнись, Селин, – огрызнулся я.

Лаклан уставился на меня жестким и холодным взглядом. Я не мог винить его за ярость и недоверие. Он был рядом со мной в битвах при Тууве, Кадире, наши клинки покрывал пепел десятков, сотен убитых вампиров. А теперь…

– Как ты собираешься объяснять все это Сероруку, когда мы вернемся? – спросил он.

Я покачал головой.

– Мы не собираемся возвращаться в Сан-Мишон, Лаки.

– Монастырь всего в десяти днях пути к северу. А у тебя под юбкой три дюжины сирот, Габи. Зимосерд сведет их всех в могилу, прежде чем ты найдешь место получше.

– Ж-ж-жаль будет оч…

– Заткнись, Селин, – прорычал я.

Лаки переводил взгляд с меня на нее и обратно с выражением мрачного недоверия на лице. Я молча наблюдал за происходящим, больше всего на свете желая раскрыть ему правду.

«Кто наплел тебе, что я герой?»

– Что ж, я вижу, вам двоим есть о чем пошептаться, – наконец выплюнул он. – Полагаю, мне пора.

– Отдохни немного, Лаки, – предупредил я. – И не дразни спящих закатных плясуний, ладно?

Он встретился со мной взглядом и покачал головой. Посмотрев на Селин, он сплюнул кровь на снег. И, не сказав больше ни слова, повернулся и потопал прочь, в темноту.

За спиной хрустели по снегу сапоги, я почувствовал затылком холодный шепот. Сестра объявляла о своем приближении, а не просто появлялась из темноты, как ей нравилось, но все равно по спине пробежала дрожь, когда повернулся к ней лицом.

– Мы должны избавиться от него, Габриэль.

– Когда ты говоришь «мы», ты имеешь в виду меня и себя или себя и себя?

– Он член С-с-серебряного Ордена. Он представляет опасность для Диор.

Я изучал Селин в темноте, под порывами ветра и падающим снегом. Она выглядела как девушка, которую я знал в юности. Я постарел за годы нашей разлуки, а она осталась точно такой же. И все же я прекрасно понимал, что она была чем-то совершенно иным.

Пиявкой.

Холоднокровкой.

Внучкой самого Вечного Короля.

– Тебе следовало бы поспать, – сказал я. – Я морожу тут задницу, чтобы ты могла отдохнуть.

– Мы все знаем, почему ты здес-с-сь. В этих жилах течет кровь Восс-с-с.

Я прищурился, когда понял, что она имела в виду.

– Не лезь мне в голову, Селин.

– Тогда с-с-следи за своими мыслями с большей тщательностью. Мы чувствуем, как вы жаж-ж-ждете этого. Возможно, теперь ты поймешь, почему нам нельзя здесь задерживаться. Одеждой барчука не скроеш-ш-шь правду о женщине, которой с-с-становится Диор.

– Знаю, – вздохнул я, и в животе у меня все сжалось при воспоминании. – Лаклан учуял ее запах. И я тоже.

Взгляд Селин скользнул к трубке у меня в бандольере, а затем вернулся к моим кроваво-красным глазам.

– Но аромат санктус-с-са уже не насыщает тебя, как раньше.

– Не твоя забота.

Она вдохнула, и я почувствовал, как ее мысли проникают мне в голову, словно нежные прикосновения пальцев, просачиваясь, пока я не зарычал и не захлопнул перед ней дверь.

– Я же просил не лезть мне в голову.

– Ты… пил. – Она наклонила голову. – У Диор?

– Что? – сплюнул я, испытывая отвращение и ярость. – Нет, черт возьми, конечно нет!

– Тогда у кого? И как долго? – Холодные глаза блуждали по моему телу, опускаясь к обручальному кольцу на левой руке. – У жены? Скажи мне, что ты не такой дурак, чтобы пить кровь у жены?

– Ты ходишь по тонкому льду, Селин. Да поможет тебе Бог, когда он проломится.

Она смотрела на меня еще мгновение, и пропасть между нами становилась широкой и глубокой, как могила. Я сжал кулаки, по костяшкам пальцев у меня была размазана кровь Лаклана, и на одно ужасное, бесконечное мгновение у меня возникло почти непреодолимое желание слизать ее. Но пульс все же замедлился, желание ослабло, и, наконец, Селин подняла руки, сдаваясь.

– Мы пришли сюда не для того, чтобы ссориться, брат.

Я глубоко вздохнул, загоняя гнев и жажду в посеребренные подошвы своих сапог.

– Да. – Я кивнул. – Нам нужно поговорить. Сестра.

– Нам необходимо избавиться от этого угодника-среброносца, – начала Селин. – А еще от этих проклятых детей и бес-с-совки-оборотня. Диор прислушается к твоему совету, Габриэль, мы и так уже зря потратили время на…

– Прекрати, – рявкнул я.

Селин моргнула. Стоя под падающим снегом, она казалась высеченной из камня. Я понял, что не слышу биения ее сердца. Не чувствую тепла в ее венах.

– Нам, – сказал я, размахивая руками, – нужно поговорить.

– И о чем бы ты хотел поговорить? – вздохнула она.

– Мне, черт возьми, просто необходимо знать, сколько стоит дрочка ногами в Сан-Максимилле? Ты, случайно, не знаешь? Может, начнем с того, что я видел сегодня на реке? Ты высосала этого Дивока дотла! А еще расскажи-ка мне, где ты провела последние семнадцать лет. Кто такие Эсани? Как ты заполучила дары их крови, если ты дитя Восса? Может, объяснишь, как ты влипла во все это дерьмо?

– А если не объясню?

– Тогда, возможно, я закончу то, что ты начала, когда пыталась убить меня в Сан-Гийоме?

– Предположим, что ты настолько глуп. И как ты тогда найдешь Дженоа?

– И кто, черт возьми, сказал, что мне это надо? Обитатели Высокогорья, очевидно, тоже рассказывают легенды о мертводне, и Феба может…

– Ведьмы плоти, похитители шкур, – выплюнула Селин. – Диор – потомок влас-с-стелина небес. Именно благодаря его с-с-слугам этот мир обретет с-с-спасение. Это не какой-то там хлев для прирожденных язычников, копошащихся в грязи и воющих на Матерей-Лун. И ни один член Серебряного Ордена не может ступить на горные земли Лунного Трона и остаться в живых, вне зависимости от того, отлучен он или нет.

Селин покачала головой, оглядывая меня с ног до головы.

– Если ты отправишься в горы, ты умрешь.

Она говорила правду, я знал это. Но еще больше меня поразило то, что моя сестра думала о небесах и спасении, когда все знали, что вампиры – дети проклятых. Даже сейчас я чувствовал, как под кожей горит эгида в ее нечестивом присутствии. Но Селин размышляла как…

Как верующая, вдруг осознал я.

– Диор прис-с-слушивается к тебе, Габриэль. И хотя ты отвернулся от Вседержителя, он не отвернулся от тебя. Мастер Дженоа научит Диор, что она должна сделать, чтобы с-с-спасти эту империю и все души в ней. Включая мою собственную. Если тебе не наплевать на это.

Вздохнув, я провел рукой по волосам.

– Конечно, не наплевать, – тихо ответил я. – Ты была моей младшей сестренкой, Селин. И однажды ночью я, возможно, наберусь смелости попросить прощения за то, что случилось с тобой. Но если ты не расскажешь мне о том, кто ты такая и кем стала… после того, что я увидел сегодня… как, во имя Бога, я вообще могу тебе доверять?

– Я не должна ничего тебе объяснять, брат. По нашим подсчетам, мы уже дважды с-с-спасли тебе жизнь. Но если тебе все еще нужны доказательства моей чес-с-стности, подумай вот о чем.

Селин шагнула вперед, и моя рука инстинктивно скользнула к рукояти Пьющей Пепел при виде ярости, горящей в этих мертвых глазах.

– Все, что я выс-с-страдала, все, что я вытерпела, – вс-с-се из-за тебя. Я смотрю на тебя и чувствую, как кровь в моих жилах закипает от ненависти. Но ты привязан к Граалю, а она – к тебе. Это ясно любому, у кого есть глаза. Поэтому я глотаю с-с-свою ненависть. Пью яд твоего имени. Терплю твое присутствие, как Спаситель терпел мучения на колесе. Потому что с-с-судьба каждой души под небесами висит на волоске.

Селин снова убрала волосы с маски, и к ней вернулось спокойствие.

– Так что, если ты не веришь мне на слово, поверь в мою ненависть. И пойми, насколько это все важно, если я с-с-согласна терпеть каждую с-с-секунду в твоей компании.

Сердце у меня обливалось кровью, когда я слышал, как она это говорит. Я знал, что это правда, я просто знал это. Но когда-то она была моей младшей сестрой. Селин смотрела на меня еще мгновение – просто тень той, кем она была. Затем, не сказав больше ни слова, она повернулась, чтобы уйти.

– Ты была тетушкой.

Она застыла. Я ждал, пока эти слова висели в темноте, наблюдая за ее реакцией. Селин оставалась неподвижной, только ее плащ и волосы развевались на воющем ветру. Но когда она оглянулась, я уловил небольшую вспышку в бледных уголках ее глаз.

– Была, – повторила она.

Я кивнул, проведя большим пальцем по имени, написанному чернилами на костяшках пальцев, и снова оглядел ночь в поисках призрачно-бледных фигур, но, конечно, их там не было – их там никогда не было. Слова давили мне на плечи, как сломанные крылья.

– Твою племянницу убили год назад. Вместе с ее мама́. И это я пригласил смерть на порог нашего дома. Так что, если в твоем сердце нет ничего, кроме ненависти ко мне, сестра, поверь, я тебе сочувствую. Твой огонь – пламя свечи по сравнению с ненавистью, которую я испытываю к себе.

Я сделал шаг по снегу, и Селин повернулась ко мне, пока я говорил.

– Поэтому мой мир теперь – эта девушка внизу. Мне нет дела до душ под небесами. Я ничего не прошу у их повелителя, кроме возможности плюнуть ему в лицо, прежде чем он отправит меня на тот свет. Срать я хотел на твоего Спасителя, сестра. На его колесо. Клянусь колесником, который его вырезал, и лесорубом, который срубил то дерево, и сыном шлюхи, который посадил его. И ты можешь ненавидеть меня сколько хочешь, если тебе от этого легче. Я буду сопровождать Диор на этом пути столько, сколько она пожелает. Теперь я и сам хочу посмотреть, куда он нас приведет. Но если ты накличешь на нее беду, если ты или этот Дженоа позволите хоть одному волоску упасть с ее головы, то все, что тебе пришлось пережить за последние семнадцать лет, будет ничем – ничем – по сравнению с адом, который я тебе устрою.

Я смотрел на Селин сквозь падающий снег.

Моя сестра. И больше не моя сестра.

– Я рада, что мы прояс-с-снили все вопросы и понимаем друг друга. Брат.

И, развернувшись на каблуках, она скрылась в темноте.