Читать книгу Выживший - Джеймс Фелан - Страница 3

Автоматная очередь прорезала воздух. Пули зазвенели по металлу и повыбивали куски бетона. Солдаты стреляли. Уворачиваясь от посыпавшегося стекла, я отшатнулся в сторону. Стреляли в меня!

Боясь пошевелиться, я сжался в комок и прикрыл голову руками. Меня била дрожь. Колени и лоб касались мокрого грязного асфальта, изо рта шел пар. Я скрутился еще сильнее, вжался в тротуар.

Вдруг стрельба прекратилась. Я отнял руки от ушей, но все равно почти ничего не слышал – выстрелы оглушили меня; закрыл глаза: я достаточно насмотрелся на смерть, и если теперь суждено умереть мне, я не хочу знать об этом заранее. Понемногу стал возвращаться слух: звон в ушах превратился в грохот приближающихся грузовиков. Снег под ногами военных скрипел все громче.

Я открыл глаза, и в тот же миг резкий толчок опрокинул меня на спину.

Надо мной стоял человек с винтовкой: совсем не такой молодой, как казалось издалека. У него была кое-как стриженая бородка, будто он давно бреется без зеркала, и густые усы. На шее висел противогаз: так, чтобы в любой момент быстро натянуть его. Поверх прорезиненного камуфляжного комбинезона был надет пуленепробиваемый жилет и накинут белый маскхалат.

На ногах – тяжелые черные ботинки.

Винтовка с деревянным прикладом и черным стальным прицелом, похожим на охотничий, была направлена прямо на меня. Я смотрел на мужчину, уверенно державшего оружие, и вдруг понял: «Он считает меня охотником! Или, еще хуже, врагом!».

– Не убивайте меня! – попросил я.

Ни один мускул у него на лице не дрогнул. Судя по взгляду спрятанных за очками глаз, он не собирался стрелять в меня, но ведь я мог ошибаться и видеть лишь то, что хотел. Каждая секунда дарила мне надежду: направивший на меня винтовку человек был сам себе хозяин, был волен выбирать, что ему делать.

– Пожалуйста, не надо. Не надо, не стреляйте. Видите? Видите, я здоровый… – последние слова я произнес еле слышным, сдавленным голосом: ничего удивительного, если столько дней разговаривать исключительно с самим собой.

Не вставая с асфальта, я поднял вверх раскрытые ладони, показывая, что безоружен, что я прошу пощады. Скорее всего, вчера я бы повел себя по-другому, но сегодня мне очень хотелось остаться в живых, хотелось узнать, что происходит за пределами Нью-Йорка, хотелось вернуться домой.

– Я не враг, – с мольбой в голосе произнес я.

Держа меня на прицеле, мужчина нагнулся, и я на спине заелозил назад по снежной жиже, чтобы он не схватил меня, но он шагнул следом, одной рукой схватил меня за куртку и рывком поставил на ноги, а затем пару раз встряхнул на вытянутой руке, чтобы посмотреть на мою реакцию. Я не стал сопротивляться. Трое других военных наблюдали за нами из-за грузовиков с огромными вездеходными колесами.

Державший меня мужчина повернулся к товарищам и крикнул:

– Он не заражен.

– И что? – спросил один из них, залезая в кузов. Когда он приоткрыл брезентовый тент, я увидел внутри деревянный ящик размером с малолитражку: на боку краской под трафарет были выведены какие-то буквы, аббревиатура, но я не знал, как она расшифровывается.

– А говорили, что заражены все, – пробормотал сам себе солдат. Он крепко держал меня под воротник, чуть приподняв над землей и пристально глядя в глаза.

– Брось его! У нас нет времени! – прокричали ему из грузовика. И тут же другой голос из кузова добавил: – А лучше пристрели. Сделай для пацана доброе дело!

Хлопнула дверь кабины, и грузовики след в след двинулись по дороге.

На другой стороне улицы остался стоять один из троих, с винтовкой в руках. Может, тот, который меня держит, и не станет стрелять, а вот другого вряд ли что-то остановит. Я сглотнул комок в горле.

Может, попытаться убежать? Вырваться и убежать? Броситься прямо через завалы и надеяться, что в меня не попадут.

– Пожалуйста… – выговорил я, – пожалуйста, Старки! – На бронежилете был прозрачный кармашек с именем. – Я не болен. Вы не можете убить меня!

– Пристрели его! – закричал солдат с той стороны улицы, и эхо разнесло его слова.

Неужели оружие дает человеку право делать что угодно? Ведь эти военные – совершенно точно американцы. Так с какой стати им стрелять в меня? Они обозлились, увидев, во что превратился город?

Или они боятся? Вряд ли, ведь они явно пришли на Манхэттен недавно, а значит, владеют информацией, понимают, что здесь происходит. Сомневаюсь, что человеку с винтовкой довелось хоть раз испытать страх, подобный моему.

Мне не пришло время умирать, я должен выжить и узнать, что случилось с Нью-Йорком. Нужно поговорить с ним, расспросить его и услышать ответы на свои вопросы. Я умоляюще посмотрел на солдата.

Он отпустил мою куртку.

– Сколько тебе лет?

– Шестнадцать.

– Эй, мы уходим! – прокричал его товарищ.

– Я догоню, – ответил Старки. Звавший его солдат мотнул головой и не двинулся с места: так и остался стоять, держа винтовку на руках как младенца. – Где ты был во время атаки? – обратился Старки ко мне.

– Здесь, – я слишком боялся, чтобы пытаться врать.

– Где здесь? На этой улице?

– Нет. В метро. Я ехал в метро.

Старки кивнул.

– Сколько вас еще таких?

– Таких? – переспросил я.

– Не зараженных.

– Не знаю.

– Сколько вас там, где ты прячешься?

– Только я.

– Что?

– Я один.

Лицо человека в форме выразило, что он думает. Я кажусь ему психом.

Наверное, Старки считает, что я пару минут назад вылез из какого-то полуразрушенного здания, увидел разрушенный город и, совершенно не понимая, что происходит вокруг, тронулся умом. Даже если он испытывает ко мне хоть каплю жалости, он имеет полное право решить, что я тоже по-своему опасен, не так, конечно, как зараженные люди, но все равно… На его месте я бы рассуждал именно так.

– Есть еще девушка, Фелисити, – начал объяснять я. – Наверное, она где-то в Центральном парке. Я шел туда, за ней. Там могут быть еще люди, но я сам никого пока…

Старки перебил меня:

– Зато я видел, мальчик. Я много кого видел. Видел, как замечательные люди выделывали такое… – сказал он, глядя в сторону. – Ты понимаешь, о чем я?

Я кивнул. Наверное, до встречи со мной ему не раз пришлось действовать по приказу, исполнение которого он пока откладывал.

– Скоро… Скоро здесь появятся другие люди, и тогда я ничего не могу гарантировать. Вряд ли тебе понравится то, что начнется с их приходом.

– Почему? Я очень, очень-очень хочу, чтобы пришли люди.

Двенадцать дней я мечтал встретить хоть кого-нибудь…

Старки посмотрел вслед грузовикам, увозившим солдат по никуда не ведущей дороге. Один из сидевших в кабине высунулся через окно и жестом позвал товарища – грузовик как раз сворачивал на перекрестке.

– Отстанем, – выкрикнул ждавший на тротуаре солдат, побежал за грузовиком и, подтянувшись на руках, запрыгнул в кузов.

Старки тоже собрался уходить.

– Кто вы такой? – спросил я.

– Я – никто, – ответил он, перехватив винтовку поперек двумя руками. – А ты… лучше не высовывайся лишний раз. Осталось мало времени.

Мало времени?

– Мало времени до чего?

Он молча развернулся и ушел. Я смотрел вслед удаляющейся спине в белом маскхалате – чем дальше этот человек уходил, тем меньше у меня оставалось надежды.

Я побежал за ним, догнал. Пошел рядом. Старки глянул на меня сверху вниз как на пустое место и не сбавил шаг. С каменным выражением лица он осматривал улицу. Горстке людей – Старки с товарищами – не по силам было повлиять на то, что творилось в городе, поэтому они просто делали задуманное, не обращая внимания на такую мелочь, как мое появление.

– Не бросайте меня здесь! Возьмите с собой! – Я схватил Старки за рукав и закивал головой в сторону удаляющихся грузовиков. – Здесь тысячи этих зараженных…

– Им недолго осталось. Они слабеют и болеют от холода, голода, от ран. Человек не может жить на одной воде…

– Вы не понимаете! – перебил я его. – Не понимаете! Есть другие, они…

– Я все видел, мальчик, – отрезал он, застегивая ворот – резкий порыв ветра бросил нам в лицо колючий снег. – Все зараженные делятся на две группы, да? Ты об этом хотел сказать? Я видел и тех, которые убивают ради крови, и тех, кому все равно, чем утолять жажду. И тем и другим нужно непрерывно пить: у них патологическая жажда психологического происхождения – полидипсия. Они не могут не пить. Только вот я одного не пойму, почему одно состояние получило два разных проявления…

И он замолчал, погрузившись в размышления.

– Вы поэтому здесь?

Старки только пожал плечами.

– А может те, которые охотятся на людей, еще до этого были, ну… плохими? Убийцами, преступниками?

– Может быть, мальчик. Но я сомневаюсь: не так все просто, – сказал он, глядя вслед грузовикам.

– Им нравится, понимаете, нравится убивать ради крови! Я же видел их, – быстро заговорил я. – Они охотятся, загоняют жертву. И они становятся все сильнее, а те, другие зараженные, слабеют. Разница между ними все заметнее. Слабые стараются держаться вместе, чтобы обезопасить себя. Я так думаю. Они собираются группами возле источников воды. Сильных гораздо меньше, они часто ходят поодиночке. У них сил столько же, сколько и в первый день, а может, даже больше.

– Те, которые пьют только воду, скоро начнут умирать от недостатка питательных веществ, от голода, – сказал Старки. – Черт! Знаешь, у скольких начались необратимые изменения в мозге из-за гипергидратации, перенасыщения водой?

– А другие?

– А что другие? – Пожал плечами Старки. – Они так могут жить очень-очень долго. Почти вечно.