Читать книгу Ложь, которую мы произносим - Джейн Корри - Страница 13

Ребенка мы потеряли.

Когда я очнулась в палате, мне сказали, что сделали дилатацию и кюретаж. Видимо, так называется «выскабливание», чтобы очистить мою матку «и подготовить ее к следующему разу».

А если следующего раза не случится? Была ли в этом моя вина?

Как можно в один миг быть беременной, а в следующий – уже нет? Пока я принимала душ, по моим ногам хлынула кровь. Из-за этого я разрыдалась еще сильнее.

Когда мы вернулись домой, Том был таким милым, приносил мне чай в постель и гладил по спине.

– Конечно, я поеду с тобой, – сказал он, когда я получила письмо из больницы с предложением пройти обследование через несколько недель. – У меня назначена встреча, но я ее отменю. Ты гораздо важнее.

К моему ужасу, нас направили в женскую консультацию, где пришлось ждать в комнате среди самодовольных беременных женщин, которые заботливо поглаживали свои животы и разговаривали с другими о том, «сколько недель осталось».

– Миссис Уилкинс? – позвала медсестра.

У меня по-прежнему возникало ощущение «это о ком?», когда я слышала свою новую фамилию.

– Часто, – сказала медсестра, как только мы оказались в кабинете, – самопроизвольный аборт – естественное развитие событий, если с плодом что-то не так.

– Аборт? – Я задохнулась. – Ничего подобного не было.

– Я использовала медицинский термин для обозначения ситуации, когда беременность без предупреждения заканчивается, – пояснила та. – Это, безусловно, расстраивает. Но, по крайней мере, теперь вы знаете, что можете забеременеть. Подождите три месяца, а затем попробуйте еще раз.

Три месяца? Казалось, что это целая вечность. Но в те дни давали такой совет.

Я в одиночестве шла домой по Оксфорд-стрит, все еще чувствуя себя неуверенно после операции. Том вернулся в офис. Недавно начали включать рождественскую иллюминацию. Дети, распахнув глаза, смотрели на пластиковых оленей в натуральную величину в витринах «Селфриджес». Среди малышей была кроха со светлыми косами, которая показывала на оленей пальчиком. Я хотела себе такую же. Почти тянуло броситься к ней и унести прочь. Почему моя мама не ценила меня сильнее? Тогда, возможно, и не поехала бы на машине без меня.

Нет. Я не позволяла себе думать о тех мрачных временах. И все же не могла перестать. Мои мысли кружились и кружились, и когда я добралась до входной двери в дом Тома – по-прежнему считала, что дом «его», а не «наш», – уже отчаянно хотела выпить. Мне велели отказаться от спиртного, пока мы пытаемся забеременеть. Но черт с ним. Том не узнает, если это будет водка, от нее не остается запаха. Я выпила полбутылки, а потом заснула.

В какой-то момент среди ночи я смутно почувствовала, как он вошел. Затем нежно поцеловал. Почти сразу мое тело, как и всегда, растаяло от его прикосновения. Я повернулась к нему.

– Разве нам не следует подождать?

Но я не могла. Было так приятно обниматься и быть единым целым. Хотя нас должно было быть трое.

Когда все рождественские украшения были упакованы, я обнаружила, что снова беременна.

– Еще слишком рано. Нам следовало подождать подольше, прежде чем пытаться, – сказала я Тому.

– Чепуха, – сияя, ответил он. – У нас на подходе еще один ребенок. Разве это не замечательно?

Я не хотела признаваться, что напилась водки перед тем, как мы занялись сексом (чего он, казалось, не заметил в порыве страсти), поэтому больше не упоминала об этом.

Потом как-то утром, заканчивая набросок площади углем, я почувствовала внизу ноющую боль. Пошла в ванную, и вот оно. Ярко-красная кровь на моих трусиках. Меня захлестнул гнев.

– Говорила же тебе, – сказала я Тому по телефону. – Говорила же, что надо было подождать, как советовала медсестра.

– Прости, – тихо произнес он на другом конце. – Я поеду с тобой в больницу.

– Нет, – отрезала я. – Одна съезжу.

На самом деле я расстроилась не только из-за него, но и из-за себя тоже.

Возможно, причина была в выпивке.

Я взяла такси до отделения скорой помощи, где меня просканировали.

– На этот раз в кюретаже нет необходимости, – сказали мне. – Плод вышел сам. Ваша матка совершенно чиста.

Они говорили так, будто это повод для гордости.

Я не позволяла себе расплакаться, пока не ушла. Подумала о паре маленьких белых ботиночек, которые, не сказав Тому, купила в сувенирной лавке на островах Силли (на всякий случай), и зарыдала еще сильнее.

– С вами все в порядке, милая? – спросила женщина, стоявшая рядом в переполненном автобусе. Остальные пассажиры болтали, смеялись, обсуждали то, что купили для своих детей на январских распродажах. Несли огромные свертки и переполненные пакеты из «Хэмлис»[3].

Я кивнула, не в силах ответить. Но мне так захотелось спросить, есть ли у нее дети и случалось ли с ней когда-нибудь что-то похожее. Вот бы у меня была мама или подруга, с которой можно поговорить.

– Ты должна была позвонить мне, – сказал Том, когда вернулся домой. Он обнял меня, но я вывернулась. Я не заслуживала его любви.

– Мы попробуем еще раз, – сказал он позже, после ужина, который я даже не смогла проглотить, настолько была расстроена. – Ты знаешь, что одна из трех беременностей…

– Не хочу больше слышать никаких чертовых статистических данных! – закричала я.

Мы были на кухне. Он старательно вытирал каждый столовый прибор на подставке для сушки, и его взвешенные действия и слова вызывали у меня желание взорваться.

– Цифры не заставят меня почувствовать себя лучше, когда на одной неделе моя грудь ноет, а на следующей уже нет. Они не помешают мне разглядывать на улице женщину на шестом месяце беременности и думать: «Вот какой я надеялась стать к этому сроку».

Я безудержно разрыдалась.

– У тебя еще будет ребенок, – неуклюже сказал Том.

– Но мы этого не знаем, так?

На это у него не было ответа. Да и откуда? Ведь никто не знал.

Мы попробовали снова. И снова. У меня случилось еще два выкидыша. Каждый примерно на одиннадцатой неделе.

Я пыталась отвлечься, украшая дом. Купила в киоске сине-оранжевый коврик, но Тому тот не понравился.

– Слишком яркий, – сказал мне муж.

В том-то и заключался весь смысл. Это место необходимо пробудить. Здесь все хромированное или бежевое. Поначалу дом выглядел роскошным по сравнению с теми помойками, в которых я жила. Но теперь он казался враждебным.

Почти ничего тут не принадлежало мне. Даже тело ощущалось как чье-то чужое.

Позже, когда магазины снова развесили плакаты «С Рождеством!», это наконец случилось. Синяя полоска, которая означала, что я жду ребенка.

– На этот раз все может быть хорошо, – заверил меня Том.

– Не хочу об этом говорить, – отрезала я. – Ты не должен никому рассказывать. Особенно Хьюго и Оливии. Мы будем вести себя так, будто я не беременна, чтобы у меня не было пустых надежд, когда все пойдет не так.

– Но…

– Том! Пожалуйста, уважай мои желания.

Он согласился. Мы не рассказали о беременности ни одной живой душе. Даже Хьюго. По крайней мере, так утверждал Том, хотя кто знает, о чем они говорили друг с другом, когда играли в теннис по воскресеньям. Интуиция подсказывала мне не доверять этому человеку. Я была уверена, что это он подначивал Тома в той ужасной истории с издевательствами в школе.

Удивительно, но я доходила до двенадцати недель. Сделала сканирование, и вот он, двигается на экране передо мной.

– Выглядит совершенно здоровым, – сказал доктор.

В шестнадцать недель мне стало нелегко застегивать джинсы. В саду расцвели нарциссы. «С тобой все будет в порядке», – весело кивая, говорили их маленькие головки.

Вскоре Оливия и Хьюго пригласили нас на ужин. Я отказывалась от всех их приглашений после второго выкидыша, но теперь решила, что могу принять предложение. Когда мы пришли, Оливия что-то помешивала на плите. От запаха меня едва не стошнило.

– Это желтая пелотрета[4], – пояснила Оливия. – Надеюсь, вам понравится.

– Извините, – выпалила я и бросилась в туалет.

А когда вернулась, по выражению лица Оливии поняла, что Том ей все рассказал.

– Какие замечательные новости, – сказала она, обнимая меня.

– Мы еще какое-то время собирались ничего не говорить, – многозначительно парировала я.

– Но теперь все в порядке, – сказал Том. – Большинство выкидышей происходит до двенадцати недель.

Он произнес слово «выкидыш» так, будто это научный термин. А не мучительная потеря живого, дышащего ребенка. Нашего ребенка.

– Мамочка, – прозвучал на лестнице тихий голосок, – я не хочу спать.

Я с завистью посмотрела на старшую дочь Оливии и Хьюго. У нее были красивые светлые волосы оттенка клубничный блонд, как у матери, и маленький вздернутый носик.

– Хорошая попытка, Клемми. – Хьюго подхватил дочь на руки. – Но тебе нужно выспаться, а мы хотим побыть наедине.

– Привет, – сказала я.

– Кто вы? – требовательно спросила девочка.

– Меня зовут Сара.

Ее глаза расширились.

– Сара, которая ищет талоны на питание?

Наступило неловкое молчание.

– Клемми! – едва слышно окликнула девочку Оливия. – Это ужасно грубо.

– Но папа всегда так о ней говорит. Поэтому нам не разрешили быть подружками невесты.

– Ерунда! – Хьюго выглядел так, словно хотел оказаться где угодно, только не здесь. – Дети частенько все неправильно понимают. На самом деле это довольно забавно.

– Я так не считаю, – жестко сказал Том. И довольно скоро мы ушли.

– Не обращай внимания на Хьюго.

Я понимала, что он в ярости, и солгала:

– Я и не обращаю.

– В его реестре любой, кто не ходил в частную школу или не разговаривает как Оливия, – не один из нас.

– А как насчет тебя? Ты считаешь меня чужой?

Том замер посреди улицы. Затем обхватил ладонями мой подбородок, притянул мое лицо к своему и просто сказал:

– Ты – глоток свежего воздуха. И я обожаю тебя за это.

Мне сделали еще одно сканирование на двадцатой неделе. Я действительно слышала сердцебиение! Наш малыш сосал большой палец. Или малышка. Все было реальным. Это не была выдумка или надежда. Я носила ребенка!

– Могу сказать вам пол, если хотите, – предложил доктор.

– Да, – ответил Том.

– Нет, – ответила я.

– Но если мы будем знать, нам станет гораздо легче покупать одежду и украшать детскую, – заметил мой муж.

– Я бы предпочла сюрприз, – перебила я. Хотя на самом деле я просто не могла себе позволить слишком сильную привязанность. Если придется потерять и этого, то пусть лучше потеряю просто ребенка, а не сына или дочь.

В двадцать две недели я решила, что время пришло. Пока Том был на работе, я начала делать набросок фрески на одной из стен третьей спальни. С нашей свадьбы не могла рисовать или писать, как прежде. Просто не выходило. Но теперь первым появилось дерево. Потом солнце. Парк обретал очертания. Мои руки работали недостаточно быстро. Я наклонилась – немного вправо, – чтобы набросать пруд с утками. Стул закачался. Я на секунду выпрямилась. Стул снова качнулся. А потом рухнул на пол.

Меня колотило. Что-то было не так. Я почувствовала внутри тяжесть, которой раньше не было. Внизу тянуло.

Пятна крови.

– Нет! – завопила я. – Исчезни!

Кровь текла все быстрее. Я похолодела. Покрылась потом. Подползла к телефону. Никак не могла вспомнить номер офиса Тома. От ужаса не могла вспомнить даже номер экстренной службы.

– Помогите! – кричала я. – Пожалуйста, кто-нибудь. Помогите мне!