Читать книгу Ложь, которую мы произносим - Джейн Корри - Страница 6

На самом деле Том был не в моем вкусе. Если бы не годовщина, я бы даже не согласилась на свидание. Но не могла – не хотела – оставаться одна той ночью. Боль не утихала ни на минуту и терзала меня каждый день. Годовщины не должны иметь такое значение. Но они почему-то важны, так ведь? Поэтому я была благодарна – нет, отчаянно благодарна – за компанию. На самом деле тот вечер помнится мне настолько ясно, словно разворачивается передо мной на киноэкране.

– Что это за запах? – спросил Том после того, как я осознала, что предлагаю ему пойти ко мне, а не в какой-нибудь модный ресторан. Я не сомневалась, что место было бы модным, поскольку с таким акцентом и строгим костюмом парень выглядел шикарно. Но мысль о людях, которые сидели бы вокруг, болтая о пустяках, сводила с ума. Особенно сегодня.

Кроме того, я искренне беспокоилась о том, что ризотто пропадет. Не выносила выбрасывать еду. До сих пор не выношу. Слишком часто голодала.

– Запах? – переспросила я. – Это благовония.

Я наблюдала, как он оглядывает беспорядок вокруг. Знай я, что приведу кого-то, сперва прибралась бы. На спинках стульев сохла одежда, повсюду валялись наброски, а в раковине лежали грязные тарелки. А еще мне стоило перед уходом открыть окна, чтобы избавиться от запаха травки.

Теперь, когда мы остались одни, вдали от класса, у меня появилась возможность детальнее рассмотреть своего гостя. Я оценивала его высокий рост и телосложение, как если бы рисовала его обнаженным. Возможно, вы об этом не знаете, но большинство художников поступают именно так при первой встрече.

Том Уилкинс был не в моем вкусе. Во-первых, у него были короткие светлые волосы, а кожа выглядела по-детски гладкой и очень чистой. Я подозревала, что он чист и в другом смысле, хотя наверняка не всегда можно сказать. Еще у него имелась привычка нервно заламывать руки. Это я нашла довольно милым. По дороге он успел рассказать, что не пьет алкоголь и «страстно увлечен» Моцартом. Я, конечно, знала имя, но никогда не слушала музыку этого парня.

– А мне нравится «Перламутровый джем»[1], – сказала я.

– Мы разве о еде говорим?

– Очень смешно.

Он нахмурился:

– Почему?

Тут я поняла, что он серьезно.

– «Перламутровый джем» – название группы. – Я разразилась смехом. – Ты где был вообще?

– Давайте посмотрим. – Он начал загибать пальцы. – Вырос в Лондоне. Потом была школа-интернат в Сомерсете. Университет в Рединге, а теперь я снова вернулся в Лондон.

– Я тебя не про историю твоей жизни спросила. Просто пыталась пошутить о том, что ты не знаешь «Перламутровый джем».

– В самом деле? – нахмурившись, спросил он.

Неужели он правда это всерьез? Однако мой инстинкт подсказывал, что этот высокий, неуклюжий мужчина с медлительной и осторожной манерой разговаривать был абсолютно честен. Том оказался откровенным собеседником. Он принимал все, что я говорила, за чистую монету. Это удивительно освежало.

А еще он был забавным, словно не возражал против шуток над самим собой.

– Взгляни на это, – сказал он, указывая на левый глаз, который был слегка опущен. Мы сидели друг напротив друга в креслах-мешках и ели ризотто, которое я на этой неделе разогревала уже дважды. Тем не менее Том выглядел благодарным и ел так быстро, что вилка не задерживалась у него во рту дольше секунды. Мне было неловко из-за того, что я не могла предложить ему добавку.

– Когда я был ребенком, это называли ленивым глазом, – продолжил он слегка застенчиво. – Но я никогда не ленился. Наоборот, был до крайности добросовестным в учебе. Всегда.

Меня не очень-то беспокоил его глаз, хотя было очевидно, что Том хотел выставить напоказ свой недостаток. Я этим восхищалась.

– Медицинское название – амблиопия, – добавил он, – и ею страдают от двух до трех процентов детей. Можно вылечить, если выявить достаточно рано. Но сестра-хозяйка от этого отмахнулась.

– Сестра-хозяйка. Ты лежал в больнице?

– Нет. Она отвечала за то, что мы в школе называли пастырским попечением.

Затем он хмыкнул, будто о попечении там и речи не шло.

Обо мне пеклась моя мама. «Улыбнись, Сара, – всегда говорила она, фотографируя. – Покажи мне свою прекрасную улыбку». Тогда наша жизнь казалась идиллической. Но я другой и не знала. По крайней мере, Том не слишком расспрашивал о моем прошлом. Зато принимал на веру всю ту чушь про большую счастливую семью. Узнай он правду, второго свидания не было бы.

– Что подтолкнуло тебя заняться рисунком с натуры? – спросил он.

Я пожала плечами:

– Меня попросили позировать, когда я училась в школе искусств, и мне стало интересно.

– Тебе не было неловко снимать свою… – Он замолчал, словно ему было слишком стыдно закончить фразу.

– Мою одежду? Нет. Почему мне должно быть неловко? У тела прекрасная конструкция. Оно создано для того, чтобы его выставляли напоказ.

– Но почему люди становятся моделями? – Он нахмурился, точно маленький ребенок, которому нужно что-то объяснить. – То есть за это ведь не могут много платить.

– Возможно, тебе так кажется, но Мод говорит, что помогает любая мелочь. А еще ей нравится компания.

После этого он немного помолчал, словно обдумывая услышанное.

– Подумал, не мог бы я… – начал он, когда мы покончили с едой. Затем замолчал.

– Да? – спросила я, ободряюще наклоняясь вперед. Разве не поэтому привела его? Мне нужен был кто-то или что-то, чтобы отгородиться от воспоминаний. Снотворное не справлялось. От выпивки становилось еще хуже. Вот я и пыталась скрыть свои переживания за улыбками. Это помогало убедить себя в том, что все замечательно. Что я – одна из тех беззаботных людей, которые плывут по жизни безо всяких преград.

– Подумал, не мог бы я помыть за тебя посуду?

Он действительно это хотел сказать? Или собирался предложить заняться сексом и струсил на половине пути?

– О! Нет, не волнуйся. – Я пожала плечами. – Попозже помою.

Том нахмурился:

– А ты знаешь, что если оставить еду на тарелках, то за двадцать минут количество бактерий удвоится?

– Шутишь?

– Нет. Это правда.

Этот человек походил на какую-то суетливую ходячую энциклопедию. Он уже начинал выносить мне мозг. Но в ту ночь я не могла оставаться одна. Не могла. Поэтому махнула рукой в сторону раковины, полной мисок из-под хлопьев и грязных кружек, в которых разводила краски.

– Будь моим гостем.

– Я уже твой гость, – серьезно ответил он. – Скажи, где ты хранишь жидкость для мытья посуды.

– Вообще-то она закончилась.

Я не добавила, что обычно просто ополаскиваю тарелки и кружки под краном, даже если вода холодная из-за того, что нет денег для счетчика.

– Тогда схожу и куплю. Где ближайший магазин?

Вот и все. Я больше не могла это выносить. Мне хотелось лишь секса.

Я подошла к нему, встала на цыпочки, чтобы обнять за шею, и осторожно притянула его лицо к себе.

– Поцелуй меня, – взмолилась я. – Пожалуйста.

Он выглядел так, как будто ему предложили жениться.

– Уверена? Мы ведь едва знаем друг друга.

Я хотела закричать: «В том-то и дело!» Мне нужно забыться, а не связывать себя обязательствами.

– Никогда не встречала людей, похожих на тебя, Том, – сказала я. Это было достаточно правдиво.

– Это потому, что…

Я взяла на себя инициативу и заглушила то, что должно было прозвучать дальше. Губы у него были теплыми. Я почти ждала, что он оттолкнет меня, но Том этого не сделал. Его язык оказался куда опытнее, чем я предполагала. Только один человек целовал меня так же. Долгими, глубокими поцелуями, которые проникали прямо внутрь и продолжались вечно. Он обхватил мою голову руками. Это заставляло почувствовать себя желанной. Особенной.

Том Уилкинс был не в моем вкусе! Вообще. Но что-то в его поцелуе это изменило. Мое тело запылало. Как и голова.

Он наклонился за добавкой. Наши губы словно магнитом притягивало.

– Я сейчас уйду, – в конце концов сказал он. На меня снова нахлынула паника.

– Ты не хочешь остаться на ночь?

– Конечно, хочу, Сара. Но не раньше, чем мы узнаем друг друга получше.

– Пожалуйста, останься. – Я не смогла сдержать истерических всхлипов. – Не хочу быть одна.

Он колебался. Я почувствовала, что задела его за живое.

– Только если буду спать на полу, – медленно произнес Том.

– Не глупи. Мы взрослые люди.

– Вот именно. Секс – не кусок торта, который можно пробовать даром. Его следует заслужить любовью.

Я почувствовала, что ко мне относятся снисходительно, и чуть не сказала: «Иди». Но затем он снова обхватил мое лицо руками.

– Я останусь. Но кое-что нам нужно прояснить. Так называемые благовония. Я не настолько глуп, Сара. Если мы хотим и дальше видеться, ты должна перестать курить марихуану.

Могла бы сказать ему, что это не я. Что сосед приходил предупредить меня об очередном взломе, и это он выкурил самокрутку. Но у меня возникло ощущение, что Том не поверит. Ирония в том, что из всего сказанного мною той ночью это была бы одна из немногих правдивых вещей.

В любом случае, рассуждала я, есть определенный баланс между «признанием» в том, чего не делала, и молчанием о том ужасном поступке, который совершила. Ровно десять лет назад день в день.

– Хорошо, – услышала я собственный голос.

– Ты принимаешь что-нибудь покрепче? – спросил он.

– Нет, конечно.

Казалось, он мне поверил.

– Какое у тебя счастливое число? – внезапно спросила я у него.

– Счастливое число? – Том выглядел озадаченным. – Как число может быть счастливым?

– Но у каждого такое есть! У меня – два.

Не стала добавлять, что это из-за мамы. Два было ее счастливым числом, она часто говорила: «Ведь нас только двое. Ты и я».

– Пожалуйста. Выбери какое-нибудь.

Он покачал головой, но рассмеялся:

– Хорошо. Два.

– Это правильный ответ! – Мое сердце пело. Это был знак. Так и должно было быть.

В ту ночь мне снились обычные кошмары. Хлопают двери. Кричат люди. Не хватает воздуха…

Но вместо того чтобы проснуться в холодном поту, я смутно осознавала, что кто-то говорит мне: «Все хорошо».

Когда проснулась утром, Тома уже не было.

На его стороне стояла бутылка зеленой жидкости для мытья посуды с запиской. Очень четкие заглавные буквы, все одного размера:

«Я НЕ ХОТЕЛ БУДИТЬ ТЕБЯ, ЧТОБЫ УЗНАТЬ НОМЕР ТВОЕГО МОБИЛЬНОГО. НО УВИДИМСЯ НА ЗАНЯТИЯХ НА ТОЙ НЕДЕЛЕ. СПАСИБО ЗА УЖИН. Я НАДЕЮСЬ, В СЛЕДУЮЩИЙ РАЗ ТЫ ПОЗВОЛИШЬ УГОСТИТЬ ТЕБЯ».

И хотя Том Уилкинс во многих отношениях был моей полной противоположностью – причем настолько, что и сам не представлял, – я с нетерпением ждала встречи.

* * *

Дождь уже перестал.

Ночь черна.

Ни одной звезды.

Это хорошо.

Сложнее нас заметить.

Не поднимай голову, говорю я себе.

Иди быстро.

Не опоздай.