Читать книгу Архивы Дрездена: Маленькое одолжение. Продажная шкура - Джим Батчер - Страница 27

Любой, обладающий хоть каплей мозгов, знает, что драться с кем-либо, имеющим значительное преимущество в росте, весе и оружии, нелегко. Если ваш противник тяжелее вас на пятьдесят фунтов, шансы на победу у вас, мягко говоря, сомнительны.

Если ваш соперник тяжелее вас на восемь тысяч пятьдесят фунтов, это уже не бой, а сцена из «Годзиллы». Или из мультика про Тома и Джерри.

Мое тело уже пришло в движение, очевидно решив, что дожидаться, пока мой мозг разберется в ситуации, опасно для жизни. Мозг думал, что ситуацию точнее всего можно сравнить с игрой в кошки-мышки. В то время как я превосходил соперника в ловкости, на прямой бебека наверняка развивал гораздо большую скорость, чем я. С точки зрения чистой физики у меня почти не было шансов нанести ему серьезный ущерб, тогда как даже дружеский хлопок его лапищи сокрушил бы мне грудную клетку – вот вам еще одно сходство.

На телеэкране побеждает Джерри, но в реальной жизни Том редко оказался бы в положении побежденного. Что-то я не припомню, чтобы Мистер хоть раз явился домой, зализывая полученные от мышей раны. Если уж на то пошло, он почти никогда не возвращался со своих прогулок голодным. Игра в кошки-мышки доставляет удовольствие только кошке.

Тем временем мое тело метнулось в сторону, заставляя преследовавшего меня Крошку сделать поворот, снизив скорость и подарив мне драгоценную секунду, а может, даже три – время, достаточное, чтобы со всех ног броситься к участку пола, обозначенному с двух сторон желтыми предупредительными барьерами: здесь Джо-уборщик покрывал пол мастикой. Я пулей пересек влажную, скользкую полосу, молясь на бегу, чтобы не поскользнуться. Если бы я упал, бебеке достаточно было бы раз топнуть, чтобы его огромное копыто разрезало меня пополам.

Однако подобные ножищи плохо приспособлены к скользкой поверхности. Стоило мне пересечь покрытую мастикой полосу, как я метнулся влево так резко, как только мог. Крошка попытался срезать угол и поскользнулся.

Само по себе это не великое событие. Вам наверняка случалось падать на бегу. Ободранная коленка или две, возможно, еще расквашенные локти – редко дело заканчивается чем-нибудь более серьезным, вроде растяжения или вывиха.

Но это при вашем весе. Помножьте его на габариты Крошки, и падение обернется совершенно другими результатами, особенно если произошло на большой скорости. Это, кстати, одна из причин, по которым слоны практически не бегают – они не способны отрывать вес своего тела от земли при галопе. Если бы они падали, это приводило бы к серьезным травмам, и, судя по всему, природа давно отбраковала всех слонов, что бегали наперегонки с ветром. Помножьте вес на скорость, и в результате вы получите усилия, достаточные для того, чтобы сломать даже толстые кости – или причинить другие плохо совместимые с жизнью повреждения.

Крошка весил раза в два больше среднестатистического слона.

Пять тонн мяса и костей грянулись об пол. Он упал набок – крепко приложившись – и заскользил по инерции дальше, напоминая в этот момент скорее товарный состав, а не живое существо. Продолжая скольжение, он врезался в киоск агентства по прокату автомобилей и разнес его в щепки, почти не потеряв при этом скорости.

Крошка пытался затормозить, цепляясь за пол огромными желтыми когтями одной лапищи, но не добился ничего, если не считать завитков содранной мастики. Так он и пролетел мимо меня.

Я затормозил и прикинул, в какой именно точке инерция, тащившая Крошку по прямой, иссякнет. Потом снова напряг волю для заклинания.

Под каскадами воды это оказалось на порядок труднее обычного, но я справился. В конце концов, когда дело доходит до намеренной порчи современной техники, мне нет равных. У меня к этому, можно сказать, особый талант.

Я сконцентрировался на лампах, освещавших ту часть здания, куда скользил Крошка, и произнес:

– Hexus!

Некоторые из них буквально взорвались, рассыпав фонтаны золотых искр. Другие только задымились с негромкими хлопками – но погасли все до одной.

Майкл к этому времени далеко опередил меня, выйдя на перроны, и вокзальные стены отгораживали нас с Крошкой от света Амораккиуса. Когда я лишил это место и электрического света, здесь образовалось не очень большое, но достаточно темное пятно.

Внезапный островок темноты притягивал хобов, как падаль – мух. Обожженные, перепуганные, разъяренные хобы, чья ночь пиршества вдруг превратилась в ослепительный кошмар, не имели глаз, но дорогу к спасительной темноте находили без особого труда. Десятка полтора хобов собралось туда у меня на глазах, а один проскочил от меня всего в паре футов, не сбавив хода и даже, похоже, не заметив моего присутствия.

Секундой спустя взревел Крошка, и голос его слился с мстительным хором злобных хобовских воплей.

– Ну что? – выдохнул я. – Теперь ты уже не больше всех, а?

Впрочем, как выяснилось, Крошка пока оставался в этих краях самым большим.

Из темноты вылетел смятый хоб и шмякнулся на пол футах в двадцати от меня. Сказав «смятый», я не имел в виду, что он превратился в тряпичную куклу. Его действительно смяли, сплющили, как пустую банку из-под пива. Огромная Крошкина лапища схватила его, стиснула с силой, выдавившей из него все жидкие составляющие организма, и отшвырнула прочь.

В темноте блеснула вспышка – длинная цепочка искр, словно тащили вдоль длинной стальной полосы кремень, а потом клинок Крошкина меча вдруг окутался неярким голубым огнем. Свечение померкло под потоками падающей с потолка воды, но и оставшегося света хватало, чтобы разглядеть происходящее.

Хобы обезумели от ненависти.

Если подумать, то по-другому и быть не могло. Миньоны Лета и их зимние соперники неважно уживаются друг с другом. К тому же жители Феерии ведут себя не так, как люди. Их природа более дикая, более непосредственная. Они такие, какие есть. Хищники, не колеблясь, набрасываются на упавшую, уязвимую добычу. Зимние фэйри ненавидят бойцов Летних. Хобы в том числе.

Некоторые из них набросились на голову Крошке, остальные просто принялись кромсать что попало своими примитивными орудиями, когтями и акульими зубами. В этом месилове Крошкины доспехи неплохо послужили ему, прикрывая наиболее уязвимые места. Хобы начали подбираться к его горлу, и тогда бебека начал раскачивать головой взад-вперед. На мгновение мне показалось, что он ударился в панику, но тут он попал-таки по одному из хобов с такой силой, что рог размозжил тому череп. Меч точными движениями метнулся вправо-влево, и с полдюжины хобов разом повалились на пол, дымясь.

Остальные с перепуганными воплями отпрянули от него – даже упавший, бебека оказался им не по зубам. Крошка перекатился на четвереньки и начал подниматься; хотя на его морде застыла гримаса боли, взгляд его нечеловеческих глаз шарил по сторонам, пока не уперся в меня.

Вот дерьмо.

Я не стал дожидаться, пока он встанет и прикончит меня. Я бросился наутек.

Надо же было так вляпаться – без плаща, без посоха! Ради всего святого, о чем я только думал? Что я так здорово перехитрил Летних, что мои постоянные магические подспорья мне не понадобятся? Что жизнь пресна без приключений? Глупо, Гарри. Глупо, глупо! Я поклялся, что, если выберусь из этой передряги живым, сделаю муляжи своей амуниции на случай, если Томасу снова придется изображать подсадного меня.

Пол под ногами содрогнулся – Крошка возобновил погоню.

Путей к отступлению у меня оставалось негусто. Справа от меня тянулась наружная стена здания – и бежать на улицу, в глубокий снег, я не мог. Мне как-то очень живо представилось, как я увязаю в сугробе по пояс, а Крошка без малейшего усилия плющит меня своим копытищем. Впереди маячил еще один пустой коридор, упиравшийся в такую же стену, а по левую руку не было видно ничего, кроме бесконечных рядов… автоматических камер хранения.

Несясь под искусственным дождем, я принялся рыться в кармане, одновременно стараясь разглядеть номера ячеек. Найдя нужный номер, я выхватил из кармана врученный мне Гард ключ, затормозил на скользком от воды полу и лихорадочно сунул ключ в скважину, оглядываясь на Крошку – тот хромая, но все-таки бегом одолевал последний десяток разделявших нас ярдов.

У меня имелся только один шанс, и использовать его я должен был наверняка. Я поднял правую руку, прицелился в раненую ногу бебеки ближе к копыту и, дождавшись, пока он перенесет на нее вес своего тела, разрядил разом все кольца на пальцах. Вихрь невидимой энергии, вырвавшись из колец, ударил в него с силой разгоняющейся машины.

Бебека снова рухнул на мокрый пол и с возмущенным ревом покатился вперед. Падая, он выпустил свой меч и потянулся ко мне обеими лапищами.

В самое последнее мгновение я отскочил назад, распахнув дверцу ячейки.

Единственное подходящее описание, которое я могу найти тому, что произошло, – это удар молнии. Но конечно, это была не настоящая молния. Настоящая молния не обладает и половиной той дикой, свирепой энергии, как эта… штука, и до меня вдруг дошло, что эта энергия, вне зависимости от ее характера, живая. Раскаленный добела, со зловещими красными прожилками, поток вырвался из ячейки сотней разъяренных змей, извиваясь с невероятной скоростью. Эта живая молния врезалась в Крошку, прорезав его хрустальные доспехи как воск. С пронзительным жужжащим звуком, какого я еще в жизни не слышал, она обожгла и вспорола его плоть длинной линией от плеча до раненой ноги.