Читать книгу Случайная вакансия - Джоан Кэтлин Роулинг - Страница 4

– Соберись с духом, – сказал Майлз Моллисон, стоя в кухне большого особняка на Черч-роу.

Чтобы сделать этот звонок, он выждал до половины седьмого. Ночь прошла беспокойно, он подолгу не смыкал глаз и лишь урывками проваливался в тревожный сон. В четыре часа утра он понял, что жена тоже не спит, и они негромко поговорили в темноте.

Обсуждая то, что произошло у них на глазах, оба пытались отойти от потрясения и безотчетного ужаса, но при этом Майлза щекотало легкое пульсирующее возбуждение от мысли о том, как он сообщит эту весть своему отцу. Майлз намеревался дождаться семи часов, но опасение потерять пальму первенства погнало его к телефону еще раньше.

– Что стряслось? – загрохотал Говард с легким жестяным призвуком: это Майлз включил для Саманты громкую связь.

Бледно-розовый халат еще больше подчеркивал коричнево-махагоновый оттенок ее кожи: воспользовавшись ранним подъемом, она освежила свой тускнеющий загар средством из тюбика. В кухне смешались запахи растворимого кофе и синтетического кокоса.

– Фейрбразер умер. Вчера вечером рухнул как подкошенный в гольф-клубе. Мы с Сэм как раз ужинали у «Берди».

– Фейрбразер умер? – проревел Говард.

Его интонация предполагала, что Говард не удивился бы какому-нибудь драматическому развитию событий, связанных с Барри Фейрбразером, но такой новости даже он никак не мог ожидать.

– Рухнул как подкошенный прямо на стоянке, – повторил Майлз.

– Бог ты мой, – ахнул Говард. – Сколько ж ему было – всего-то сорок с небольшим? Бог ты мой.

Майлз и Саманта слушали, как Говард пыхтит, словно загнанный конь. По утрам его вечно мучила одышка.

– И что это было? Сердце?

– Говорят, что-то в мозгу. Мы поехали вместе с Мэри в больницу, и там…

Но Говард пропустил ответ мимо ушей. Майлз и Саманта слушали, как он говорит в сторону:

– Барри Фейрбразер! Умер! Майлз на связи!

Прихлебывая кофе, Майлз с Самантой ожидали, пока Говард не вернется к разговору. Когда Саманта присела за кухонный стол, полы халата слегка разошлись, обнажив богатство пышного бюста, который сейчас покоился на ее сложенных руках. Подпираемые снизу, груди выглядели более упругими и гладкими, нежели в привычном висячем состоянии. Клеенчатая кожа между ними подернулась мелкими трещинками, которые уже не исчезали, когда Саманта распрямлялась. По молодости она злоупотребляла посещением солярия.

– Что ты начал говорить? – Говард вернулся на линию. – Что-то про больницу.

– Мы с Сэм поехали на «скорой», – четко артикулировал Майлз. – Чтобы сопроводить Мэри и тело.

Саманта отметила, что Майлз со второго захода усилил, так сказать, рекламный аспект своего рассказа. Она не осуждала. Если уж им выпало пережить этот кошмар, должна же быть какая-то компенсация – хоть людям рассказать как и что. Ей казалось, она никогда в жизни этого не забудет: как в голос рыдала Мэри; как Барри лежал в кислородной маске, словно в наморднике, и глаза у него все время были полуоткрыты; как они с Майлзом пытались угадать, что скрывается за непроницаемостью медиков; и спазматические толчки, и темные окна, и весь этот ужас.

– Бог ты мой, – в третий раз протянул Говард, не отвечая на приглушенные расспросы Ширли: его вниманием полностью завладел Майлз. – Рухнул замертво прямо на стоянке?

– Да-да, – подтвердил Майлз. – Я как увидел, сразу понял: ему конец.

Это была его первая ложь, и он отвел взгляд от жены. Она прекрасно помнила, как он своей ручищей покровительственно обхватил вздрагивающие плечи Мэри: «Его поставят на ноги… поставят на ноги…»

«Но в конце-то концов, – думала Саманта, оправдывая мужа, – кто мог знать, как оно обернется, если медики тут же нацепили маски и забегали со шприцами?» Похоже, они надеялись его спасти – не понимали, что это без толку, пока в больнице к Мэри не подошла молоденькая докторша. У Саманты перед глазами до сих пор с ужасающей четкостью стояла эта картина: и беззащитное, застывшее лицо Мэри, и вид этой гладко причесанной, очкастенькой девушки в белом халате, собранной и немного настороженной… В сериалах такое показывают что ни день, но когда взаправду…

– Ровным счетом ничего, – продолжал Майлз. – Гэвин еще в четверг играл с ним в сквош.

– И ничто не предвещало?

– Абсолютно. Он Гэвина разгромил.

– Бог ты мой. Значит, судьба такая, верно? Значит, судьба такая. Погоди, тут мама что-то сказать хочет.

В динамиках стукнуло и звякнуло, а затем послышался вкрадчивый голос Ширли.

– Какое ужасное потрясение, Майлз, – сказала она. – Как вы это выдержали?

Саманта неловко глотнула кофе; темные струйки потекли от уголков рта к подбородку, и она утерла лицо и грудь рукавом. Майлз всегда разговаривал с матерью по-особому: глубоким и властным голосом, непреклонно, напористо и деловито. Иногда, особенно в подпитии, Саманта передразнивала беседы Майлза и Ширли. «Ни о чем не тревожься, мамочка. У тебя есть Майлз. Твой стойкий оловянный солдатик». – «Солнышко, ты у меня просто чудо: большой, храбрый, умный». Бывало, Саманта разыгрывала эту сценку в гостях; Майлз злился и ощетинивался, но для виду похохатывал. А в прошлый раз у них на обратном пути прямо в машине вышел скандал.

– Неужели вы ехали с ней до самой больницы? – спрашивала Ширли на всю кухню.

Нет, мысленно отбрила Саманта, на полпути заскучали и вылезли.

– Это самое малое, что мы могли сделать. К сожалению, остальное было не в нашей власти.

Тут Саманта не выдержала и пошла к тостеру.

– Не сомневаюсь, что Мэри вам очень благодарна, – сказала Ширли.

Громыхнув крышкой хлебницы, Саманта сунула четыре белых ломтика в решетчатые щели тостера. Голос Майлза сделался более естественным.

– В общем, когда врачи сказали… констатировали смерть, Мэри попросила вызвать Колина и Тессу Уолл. Сэм тут же им позвонила, мы дождались их приезда и только тогда вернулись домой.

– Ей очень повезло, что вы оказались рядом, – заключила Ширли. – Сейчас еще папа хочет что-то сказать, Майлз, передаю трубочку. Мы с тобой позже поболтаем.

– Мы с тобой позже поболтаем, – одними губами проговорила Саманта, обращаясь к чайнику.

В нем отражалось ее лицо, опухшее после бессонной ночи. Карие глаза воспалились: чтобы ничего не упустить из рассказа мужа, она слишком поспешно и неосторожно нанесла на веки лосьон для искусственного загара.

– Может, заглянете к нам вечерком? – загрохотал Говард. – Нет, погоди… мама напомнила, что мы сегодня играем в бридж с Балдженсами. Приезжайте завтра. На ужин. Часам к семи.

– Постараемся, – ответил Майлз, косясь на жену. – Я спрошу, какие планы у Сэм.

Она не выразила ни согласия, ни протеста. Когда Майлз повесил трубку, напряжение странным образом разрядилось.

– Не сразу поверили, – сказал он, как будто Саманта не присутствовала при разговоре.

Они молча ели тосты, запивая их свежей порцией кофе. Жевательные движения умерили досаду Саманты. Она вспомнила, как с рассветом судорожно подскочила на кровати в темной спальне и до смешного быстро успокоилась, когда с благодарностью нащупала рядом с собой Майлза, такого большого, с брюшком, пахнущего камфорным маслом и застарелым потом. Вслед за тем она представила, как будет рассказывать покупательницам у себя в бутике, что прямо у нее на глазах человек упал замертво и что они с мужем помчались на «скорой» в больницу. Она до мелочей продумала, как опишет все этапы поездки, вплоть до самой драматичной сцены, когда появилась докторша.

Все дело портила молодость этой невозмутимой особы. Могли бы доверить такое важное сообщение кому-нибудь посолиднее. Впрочем, настроение опять было на подъеме: Саманта вспомнила, что на завтра у нее назначена встреча с торговым представителем фирмы «Шанпетр»; по телефону они мило пофлиртовали.

– Ладно, пора двигаться, – сказал Майлз, допив кофе и поглядев на светлеющее за окном небо.

С глубоким вздохом он отнес тарелку и кружку в посудомоечную машину, не забыв на ходу похлопать жену по плечу:

– Волей-неволей задумаешься, верно?

Покачивая коротко стриженной, седеющей головой, он вышел из кухни.

Саманте он порой казался нелепым, а в последнее время еще и нудным. Впрочем, ей было приятно, что он изредка позволяет себе многозначительный слог, примерно так же, как она сама по особым случаям позволяла себе надеть шляпку. А что, в такое утро вполне уместна была многозначительность и некоторая торжественность. Доедая тост и убирая со стола, она мысленно отрепетировала готовый рассказ для своей продавщицы.