Читать книгу Долгая ночь в Электрическом городе - Джоэль Эллисон - Страница 9

– Смотрите, еще одно – Мэлоди ткнула пальцем в плакат на стене.

На листе было схематично опечатано лицо девочки, а внизу подпись: «Пропала, просьба сообщить всем, кто видел».

– Розмари так и не появилась на работе – пробормотала Мэлоди, изучая портрет неизвестной, на вид той было не больше пятнадцати лет.

Мы двигались по улице услуг, здесь, на кирпичной стене пестрым покрывалом висели объявления о найме, пропажах и слепых свиданиях.

– Ставлю пивной галлон, что она сбежала со своим дружком в лес – ответила Доминика, срывая флаер с приглашением на вечеринку в честь солнечного равноденствия, в программе были обещаны ритуалы и мастер-классы по созданию оберегов – как эта чертовщина до сих пор процветает – проворчала она, комкая плакат – солнца сто лет в обед нет, а они все хороводы вокруг него водят, никак не успокоятся.

– Тебе то что? – спросил я, просматривая рабочие вакансии.

– А ничего – с подчеркнутым безразличием ответила она – только этот бизнес – рассадник сумасшедших, а их и так в городе полно.

– И не предупредила? – с сомнением сказала Мэлоди, продолжая рассматривать стену.

– Все устраивают побеги тайно, это правило, а если бы ты сдала ее полиции?

– Не суди по себе! – возмутилась Мэлоди – мы были отличными подругами.

– Подругами! – передразнила ее Доминика – На пару вдыхали стиральный порошок в своей прачечной? Все знают, что Розмари законченная наркоша, а тебе так я приношу лучший товар. А то объявление о продаже отреза ткани в маковую головку? Это же я тебе принесла!

– Да, да, спасибо – ответила Мэлоди.

– И часто у вас пропадают люди? – поинтересовался я.

– Не часто – ответила До – пропавшие сами находятся на Свалке, а тех, кто сбежал, никто не ищет.

Доминика поспешила скрыться за нужной нам дверью тату-салона.

– Кажется, она оскорблена до глубины души – усмехнулся я, взглянув на Мэлоди.

– Тому объявлению срок был с неделю, а ткань выкупил Йохан, принес в качестве извинений, сказал, что заменит мне «утраченный» мак. Не говори Доминике, а то взбесится.

Мы тоже зашли внутрь. Индия опаздывала, в ожидании мы присели на пуфик в углу. В зале был ажиотаж, грохотала музыка, но через нее все равно пробивалось назойливое жужжание иглы. Минут через десять Индия вбежала внутрь и первым делом окликнула патлатого парня в углу.

– Утро, Вилли.

Парень меланхолично кивнул.

– Хотим в солярий сходить.

– Угу – вновь кивнул он, и не отрываясь от машинки, добавил – вы бы заканчивали сюда ходить, вдруг кто-то узнает.

– Да кто узнает – с веселой угрозой спросила Индия – ты же нас не сдашь?

– Я то не сдам – замялся он, желая сказать что-то еще, но Индия, хлопнув его по плечу, воскликнула:

– Вот и славненько, ключи верну на стойку, а время в тетрадку!

– У нас есть на это деньги? – спросил я, пока мы поднимались на этаж выше.

– Вилли пропускает нас бесплатно и откручивает счетчик.

– Так мы восполняем дефицит солнечного света – ответила Доминика, водружая на нос огромные солнечные очки в пару к необъятных размеров пляжной шляпе, украшенной буажными цветочками по бокам, вместе с неизменным леопардовым пальто это выглядело комично.

– Вы его заставляете? Не видно, чтобы он горел желанием вам помогать.

– Наверное, невидимое лунное затмение – отмахнулась Индия – обычно он не такой смурной.

После мы отправились на обед в сеть быстрого питания «Ханишер». Для города это было типичным видом заведения, и, если бы в него зашел прибывший иностранец, то сразу бы понял, что пора делать ноги. В кафе не было лампочек, а над столами висели специальные приспособления для подвешивания фонарей, так что обед ваш проходил в потемках, как на семейном сборище вампиров. У входа всегда стояли автоматы, в которых обычно продают жвачку, только здесь вместо нее, опустив фишку, можно было купить батарейки.

Наспех покончив с обедом, Индия поторопилась уйти:

– Опаздываю на работу – объяснила она.

– А где ты работаешь?

– Проектирую выставку для городского музея – с гордостью ответила она – Иностранный квартал прислал нам техногенные цветы, они станут главным событием выставки.

– Техногенные? – сморщилась Доминика.

– Увидите – обиженно ответила Индия – мы планируем скоро закончить, и, Оливер, не забудь, мы завтра идем в супермаркет.

– Не забуду, мы сегодня идем за хворостом, на завтра все будет готово.

В последний день месяца ребята собиралась в Заповеднике, так называлась территория недалеко от Центра и лесополосы, там сохранилась небольшая поляна с кустарниками и карликовыми деревьями. Местные географы считали, что солнце больше всех освещает эту местность, поэтому растениям удалось выжить. В существовании солнца они не сомневались, но не могли привести никаких доказательств, почему его не видно. Эта группа активистов ревностно оберегала от любой деятельности свой маленький участок живой природы, они разбили на поляне несколько грядок и безуспешно пытались вырастить что-то съедобное. Вдали от поляны сделали кострища и устраивали там посиделки до самого комендантского часа. Вход на территорию был свободен, но ломать и собирать деревья было строго запрещено, поэтому на вечер распределялись дежурные: одни заготавливали хворост и собирали по заброшкам ветошь для розжига, другие приносили спички, горючее и еду. В группе отдыхающих было заявлено человек сорок, но к полуночи на свет приползали все окрестные ребята и клошары, костровой всегда в возмущении пытался выгнать их, но в итоге сдавался, любезно предлагал чай и разрешал погреться у костра.

В этот раз хворостом занималась группа Мэлоди, и чтобы самолично изучить окрестности, я вызвался пойти вместе с ней. Мэлоди встретила меня в рабочей экипировке: на ней поверх огромного свитера был надет рабочий комбинензон, шапка с ушами и резиновые сапоги. Такую же пару она выдала мне.

– В целях безопасности, по лесам разбросаны осколки курительных колб, встречаются и шприцы, хотя давным-давно вышли из моды. В прошлом году – рассказывала она по дороге – Энтони Блумквист наступил на колбу и порезал ногу, умер через неделю. Колба была очень старая, аж позеленела, и он наверняка не продеценфицировал рану, но все равно теперь ходим в сапогах, за Центром сплошная антисанитария. Старшие говорят, что раньше через шприцы каждый второй мог заразиться и умереть, но сейчас никто не заражается, потому что наркотики начали делать в таблетках.

– А кто их делает? – запыхавшись спросил я, пытаясь угнаться в гору за Мэлоди.

– Иностранный квартал, там много умельцев. В таблетках наркотики стало легче распространять, и хотя Центр и борется с нелегальными продажами, дилеры Розвого квартала уже давно заполонили наши аптеки. Сейчас невозможно отличить, что ты пьешь: таблетку от головы или что-нибудь запрещенное. А если знать, что покупать, то в аптеках Центра можно раздобыть легкие наркотики.

– Только легкие?

– Тяжелые к нам не доходят. Розовый квартал боится злить Центр, поэтому мы с ребятами ходим в Дыру, и Доминика иногда приносит что-нибудь – не смотри так – с горечью добавила она, поймав мой взгляд – все их принимают, ты и сам не знаешь, когда начал.

– Не запрещено ходить в Яму или в Дыру? – решил перевести я тему.

– Не особо. Из Центра можно перемещаться по всему городу, кроме леса, он под запретом, а в других кварталах небезопасно и центровые туда не ходят. Раньше полицейские вылавливали тех, кто бродит после комендантского часа и выписывали суровый штраф – нарушитель выселялся и лишался всех привилегий, поэтому Геллерт живет в другом районе, но со временем меры упразднились, полицейские отряды расформировали, чтобы немного подзаработать, они теперь устраивают облавы на несанкционированные вечеринки, а так все тихо.

Из рассказов Геллерта я уже знал, что только Центр с учетом новых потребностей был отстроен заново и сиял, словно серебряная ложка на на именинах младенца, а все что осталось за его чертой превратилось в памятник. Общежития университетов развалились, заводы забросили. Аварийные дома под снос и опустевшие универмаги догнивали как свидетельство сущестования некогда нормальной жизни. Городские крысы морадорстовали над этим, забирали все, что пригодно для быта, растаскивали рудимент цивилизации на растопку и металлолом, превращали промышленные предприятия в наркопритоны. Некоторые люди пробовали изменить этот уклад, уходили подальше от пороков города в лес, подальше в глушь, но не выдерживая тишины и темноты, перебрались обратно, поближе к Бетону или Свалке, а те, кто остался, вконец одичали или спятили.

Мы поднялись на пустынную опушку. Я представил, как рано утром тут могло бы всходить солнце, пробиваться лучами сквозь кроны, можно подставить лицо и греться, наслаждаясь птичьим пением или тишиной утреннего леса. Я тряхнул головой и зловещее видение исчезло. Реальность был иной. Под ногами хаотично рос колючий бурьян, высохший, как старый дед, на вершине качались деревься, тонкими кривыми ветками указывая, в какую сторону нам следовало бы убраться подальше.

Все надели толстые перчатки и разбрелись в разные стороны, я оглянулся в поисках Мэлоди, но она уже исчезла, какой-то парень пришел мне на помощь, показав границы участка.

– Дальше все равно не пройдешь – крикнул он – упрешься в лес.

У него я не стал любопытствовать насчет леса. Пытаясь выяснить, нельзя ли выйти таким путем из города, я наслушался немало небылиц. У горожан на лес была маниакальная фобия, как необразованные крестьяне на мрачном хуторе, они сочиняли страшные и неправдоподобные рассказы: то по лесу бродили зомби и демоны, то призраки предков Главной Башни, искавшие в лесу закопанный в молодости клад. Подтвердить или опровергнуть эти истории никто не мог, потому что согласно всем без исключения байкам, из леса никто и никогда не возвращался.

На обратном пути Мэлоди пошла проводить меня до мотеля.

– Приятного аппетита, мистер Баффин! – пожелала она, увидев скрюченного хозяина за обедом, тот хмыкнул что-то невразумительное.

– Мой ключ, пожалуйста – попросил я.

– Не имеем в наличии.

– Но я же сдавал его на стойку!

Он медленно отодвинулся вместе со стулом, открывая обзор на ключницу, на стене висели ключи абсолютно от всех комнат, кроме моей.

– Наверное, сложил в рюкзак – пробормотал я, отходя от стойки.

– Интересно, где он раздобыл грибы… – поинтересовалась Мэлоди, пока мы поднимались на второй этаж.

– Подозрительно похожие я видел на кухне под раковиной, в объятиях пушистой черной плесени.

Она недоверчиво посмотрела на меня, затем с отвращением резюмировала:

– Ну и гадость.

– Это ты еще не пробовала его фирменный чай, настоенный на мышином помете – с раздражением ответил я – они живут слева, справа и напротив меня, уверен, с удовольствием пользуются бесплатным буфетом.

– А у меня в мотеле уже все передохли. Миссис Крэстоу, хозяйка, берет к завтраку на вынос лимонные пирожные и съедает их по дороге, так что мышам даже крошки из коробки не достаются. Познакомить их что ли.

– Лучше не надо – обеспокоенно ответил я – еще заработает несварение желудка, пусть лучше живет с иммунитетом к разложению.

Я не столько переживал за здоровье мистера Баффина, сколько за расходы по оплате моего номера. Миссис Крэстоу брала за свои посредственные номера втридорога, и теперь мне было понятно, куда уходят ее добавочные проценты – не каждый питается коробкой пирожных на завтрак. Возле двери я перетряс рюкзак, но ключа не нашел.

– Ну все – воинственно поднялся я с пола – сейчас ему не поздоровится, может уже и ключ съел.

– Брось, Оливер, может ты его потерял. Ты не открывал рюкзак на опушке?

– Нет. К тому же на ключе огромная бирка, я бы заметил.

– А вдруг нет? Не переживай, если ключ потерялся, его кто-нибудь обязательно найдет и вернет.

Я вздохнул:

– А сейчас как попадать? Я не пойду просить у него запасной ключ.

– Хорошо, что я решила тебя проводить – хитро улыбнулась она – отойди-ка в сторонку.

Покопавшись в сумке, Мэлоди подсела к замочной скважине.

– Где ты научилась вскрывать замки? – с изумлением спросил я, заглядывая в проем открывшейся двери.

– В детском доме.

– А – растерялся я – не знал, что ты, в смысле…

– В смысле сирота – подсказала она.

– Я думал, что в таких заведениях учат приличным манерам – хмыкнул я.

– Учат – с улыбкой подтвердила она – и католическому образованию.

– Тогда как получилось, что ты вскрываешь двери? – спросил я, приглашая ее присесть.

– Когда я там жила – немного подумав, начала Мэлоди – старшие ребята никак не хотели брать меня в команду по футболу. А мне очень хотелось, вот ты не представляешь насколько! Летом они выезжали на соревнования между приютами, и мне это казалось мечтой, наконец покинуть ненавистные стены приюта, погулять на солнышке, сбежать в нормальную жизнь длиной в месяц. С командой еще отправляли группу болельщиков, но туда я попасть не могла, входили только отличники. На этот месяц в приюте оставались одни зануды, как ты верно сказал, жаждавшие получить приличные манеры. Им больше нравилось дышать сыростью бетонных стен, за лепкой такой же сырой глины в их механических воспитанных пальцах. Это были прилежные ученики, застегнутые на все пуговицы, вместо досуга они по шеренге ходили в часовню и читали молитвы, доедали все до последней крошки, клали подушки уголком кверху. У них были свои мечты, они надеялись втретить в дверях приюта такого же застегнутного на все пуговицы директора и занять место в его конвеерном семейном предприятии. Они считали, что выученная программа даст им больше шансов, зато воспитатели нарадоваться не могли на тишину, установившуюся в стенах дома. Банальная и оттого смертельная скука, но мне удалось уговорить старших взять меня в команду за куль конфет. Все сладости хранились на кухне, в шкафчике под замком, пришлось провести несколько бессоных ночей, чтобы вскрыть его. Да – рассмеялась она – я сидела, тряслась от страха, ковыряясь украденными шпильками в замке. Жалкое зрелище, но мне тогда было всего девять. На третью ночь замок поддался, помню, как я бесшумно пробиралась к кроватям, прижимая куль конфет к груди, мысленно ступая босиком по траве, вместо холодного пола. Наутро разразился феноменальный скандал, всех выстроили по линейке и строго допрашивали. Наверное, они бы даже наказали нас, но автобусы уже были заказаны, а в лагере стелили койки. Меня взяли запасной, я не сыграла ни одной игры, зато носилась вдоль кромки поля, во все горло скандируя название команды. И мешок конфет этого не стоил, старшие пожалели меня или проверили на прочность. После игры кофеты раздавали в избытке представители компании, на попечительстве которой находился наш приют.

– А что было потом?

– Потом было еще много летних сезонов, кроме последнего, когда надо было готовиться к экзаменам. Второй раз я уже не надеялась на чудо, зубрила и ездила в составе команды болельщиков, никаких шеренг – рассмеялась она. В детстве мы так много готовы отдать свободе, да? Перестать делать то, что указывают, начать совершать собственные действия, жаль, что все жертвы приходятся на детство, а потом остается только смотреть на последствия. Я научила вскрывать замки и остальных, правда они не так хороши в этом, Индия говорит, что я могу открыть любой замок в городе, хочешь и тебя научу?

– Хочу.