Читать книгу Расплата - Джон Гришэм, Джефф Безос, Илон Маск - Страница 5
Часть 1
Убийство
Глава 4
ОглавлениеЗдание суда и магазины на аккуратной площади закрывались по будням в пять часов. Как правило, к этому времени все двери были на замке, свет выключен и место безлюдело. Но в тот день народ, рассчитывая на новые факты и слухи об убийстве, немного задержался. С девяти утра не было других тем для разговоров. Люди поражали друг друга первыми сообщениями и тем, что узнавали позднее. Они стояли в торжественном почтении, когда старик Магарджел вел свой катафалк, и под черной тканью угадывались контуры тела. Некоторые решались войти в методистский храм и, постояв и помолившись, возвращались с захватывающими дух рассказами. Баптисты, пресвитерианцы и пятидесятники оказались в невыгодном положении, поскольку были никак не связаны ни с убийцей, ни с жертвой. Методисты, напротив, стали центром внимания. До этого злополучного дня методистская церковь Клэнтона не помнила такого количества прихожан.
У жителей Клэнтона, во всяком случае, у белых, возникло чувство, будто их предали. Декстера Белла любили и уважали. Пит Бэннинг был почти мифологической фигурой. Убийство одного другим казалось совершенно бессмысленной потерей, коснувшейся почти каждого. Мотив настолько необъяснимый, что он даже не возникал в слухах.
А недостатка в слухах не было. Завтра Бэннинг предстанет перед судом. Он отказывается что-либо объяснить. Собирается ссылаться на временное помешательство. Джон Уилбэнкс не проиграл ни одного процесса и этот тоже выиграет. Судья Освальд был близким другом Бэннинга или, может, Декстера Белла. Процесс состоится не здесь, а в Тупело. Он с войны так и не оправился. Джеки Белл держится на успокоительных, дети ходят на головах. Пит выставит землю в качестве залога за освобождение и завтра же будет дома.
Чтобы ни с кем не встретиться, Флорри оставила машину на боковой улице и поспешила в здание. Джон Уилбэнкс работал допоздна и ждал ее в приемной на первом этаже.
В 1946 году в округе Форд числилась дюжина адвокатов и половина из них работали на фирму «Уилбэнкс и Уилбэнкс». Все они были родственниками. Сотню лет семья Уилбэнксов имела влияние в юриспруденции, политике, банковском деле, операциях с недвижимостью и фермерстве. Джон и его брат Рассел изучали юриспруденцию на севере и управляли фирмой, которая, как представлялось, занималась большинством других коммерческих дел в округе. Еще один брат являлся председателем самого большого в округе банка и владел несколькими предприятиями. Двоюродный брат обрабатывал две тысячи акров. Другой двоюродный брат занимался недвижимостью и был представителем от штата с большими амбициями. Ходили слухи, будто в тайный день в начале каждого года семья собиралась, подсчитывала доход и делила нажитое. И, похоже, там было, что делить.
Флорри знала Джона Уилбэнкса со школы, хотя училась на три класса старше него. Его фирма всегда заботилась о юридических делах семьи Бэннингов, но ничего настолько сложного раньше не попадалось. Решались проблемы препровождения Лизы в дом для умалишенных, однако Джон потянул за нужные нточки, и все получилось. Развод Флорри также состоялся под накинутым Джоном и его братом покрывалом, так что в прессу округа почти ничего не просочилось.
Джон поздоровался с Флорри мрачным пожатием плеч, и она последовала за ним наверх в его просторный кабинет – лучший в городе, с балконом, с видом на площадь. Стены украшали большие портреты умерших родственников. Джон кивнул в сторону роскошного кожаного дивана, и Флорри села.
– Я с ним встречался, – начал адвокат, чиркая спичкой и закуривая короткую черную сигару. – Он не слишком многословен. Если точнее, нем, как рыба.
– Господи, Джон, что же это такое? – Глаза Флорри увлажнились.
– Если бы я знал! Ты ничего не заметила, что предвещало бы трагедию?
– Разумеется, нет. Ты же знаешь Пита: он не красноречив. И уж точно не распространяется о личном. Может поговорить о детях, как все фермеры, о погоде, о ценах на зерно и прочем. Но о себе – ни слова. И уж точно не заикнулся бы о таком ужасном, что случилось сегодня.
Джон затянулся сигарой и выпустил в потолок клуб дыма.
– И тебе не известно, что за этим стоит?
Флорри промокнула щеку платком.
– Я слишком ошеломлена, чтобы размышлять о версиях. Мне трудно дышать, не то что ясно думать. Может, что-нибудь придет на ум завтра или послезавтра. А сейчас все, как в тумане.
– А Джоэл и Стелла?
– Я говорила и с тем и с другой. Бедные ребята в своих университетах, радовались студенческой жизни, и вот такая новость: их отец только что убил священника, человека, которого они уважали. И домой они вернуться не могут. Пит в письменной – никак не иначе – форме дал им указание оставаться там, где они есть, пока он не решит по-другому. – Флорри всхлипнула, пока Джон курил, вытерла щеки и прошептала: – Извини.
– Ничего, Флорри. Я бы тоже поплакал, но не могу. Не сдерживайся, это вполне естественно. Сейчас не время храбриться. Дай волю эмоциям. Ужасный день, он нам будет отзываться годами.
– Что нас ждет, Джон?
– Ничего хорошего, это я гарантирую. Сегодня я разговаривал с судьей Освальдом. Он даже не рассматривает возможность освобождения под залог. Исключено, и я его понимаю. Речь идет об убийстве. Я встречался с Питом, но он не хочет мне помогать. С одной стороны, отказывается признать себя виновным, с другой – никак не способствует своей защите. Все, конечно, может измениться, но мы с тобой его знаем: уперся, ничем не сдвинуть.
– Какова будет защита?
– Наши возможности ограничены. Самооборона, непроизвольный импульс, не исключено, алиби. Ничего из этого не подходит, Флорри. – Адвокат опять затянулся и выпустил новое облачко дыма. – И вот еще что: днем я получил информацию и отправился в регистрационную палату. Выяснилось, что неделю назад Пит перевел земельную собственность на Джоэла и Стеллу. Для этого не было веских причин, и он все устроил так, чтобы я об этом не знал – воспользовался услугами юриста из Тупело, который в Клэнтоне почти никого не знает.
– Джон, я ничего не понимаю, объясни!
– Пит уже тогда замышлял убийство и, чтобы исключить претензии семейства Белла на свою землю, перевел ее на детей, сняв с нее свое имя.
– Это поможет?
– Сомневаюсь. Но это забота на будущее. Твоей земли это, разумеется, не коснется. Она как была, так и останется твоя.
– Спасибо, Джон. А что это означает?
– Когда Пит предстанет перед судом – а я не вижу причин, чтобы этого не случилось, – факт передачи земли послужит уликой против него – доказательством умысла. Того, что он планировал преступление заранее. Причем основательно. Пит давно об этом размышлял.
Флорри поднесла платок ко рту, минуты бежали, а она неотрывно смотрела в пол. В кабинете было тихо и спокойно – с улицы снизу не доносилось ни звука. Джон встал, потушил сигару в тяжелой хрустальной пепельнице, шагнул к столу и закурил новую. Подошел к французскому окну и взглянул на здание суда на противоположной стороне. Сгустились сумерки, на лужайку легли тени.
– Как долго Пит находился в больнице, прежде чем вернулся домой? – спросил он, не поворачиваясь.
– Много месяцев. Не знаю. Может, год. Ранения были серьезные, он весил сто тридцать фунтов. Лечение требовало времени.
– Проблемы с сознанием возникали?
– Все как обычно: если и возникали, Пит не рассказывал. Но разве можно не подвинуться головой после того, что выпало пройти ему?
– Диагноз поставили?
– Понятия не имею. После войны он стал другим человеком. Но разве могло быть иначе? Эти ребята были жутко напуганы.
– В чем Пит изменился?
Флорри опустила платок в сумку.
– Лиза говорила, что сначала его мучили кошмары, множество бессонных ночей. Теперь он стал более унылым, склонен подолгу молчать, что его как будто радует. Но с другой стороны, Пит никогда не был особенно разговорчивым. По-моему, вернувшись домой, он испытал счастье – начал поправляться, успокоился, стал набирать вес. Часто улыбался, был доволен, что остался жив и война закончилась. Но это продолжалось недолго. Между ним и Лизой возникла напряженность. Нинева говорила, что они плохо ладили. Странно: такое впечатление, чем больше он креп, тем слабее становилась Лиза.
– Из-за чего они ссорились?
– Не знаю. Нинева все видела и слышала, поэтому они вели себя осторожно. Она говорила Мариэтте, что ее часто отсылали из дома, чтобы пообщаться без нее. Лиза словно вошла в штопор. Я видела ее незадолго до отъезда из дома. Она произвела на меня гнетущее впечатление: хрупкая, худая, нездоровая. Не секрет, что мы никогда с ней не были близки, и Лиза со мной ничем не делилась. Пит, впрочем, тоже.
Джон пыхнул сигарой и вернулся на место рядом с Флорри. Улыбнулся, как улыбаются старому другу, и произнес:
– Единственная связь между преподобным Беллом, твоим братом и этим бессмысленным убийством – Лиза Бэннинг. Согласна?
– Я сейчас не в том положении, чтобы с чем-нибудь соглашаться.
– Флорри, соберись, помоги мне. Я единственный человек, который может спасти жизнь Пита, но сейчас это представляется весьма сомнительным. Как долго Декстер Белл провел с Лизой, когда мы думали, что Пит погиб?
– Господи, Джон, я не знаю. Те первые дни и недели были ужасны. Лиза в растрепанных чувствах, дети травмированы, дом как пчелиный улей, люди приносили то окорок, то свинину и предлагали плечо, на котором поплакать, и при этом задавали множество вопросов. Декстер с женой тоже находились рядом. Они были близки Питу и Лизе.
– Не помнишь чего-нибудь необычного?
– Необычного? Намекаешь, что между Лизой и Декстером Беллом что-то было? Это ужасно, Джон!
– Ужасно то, что произошло убийство, и я отвечаю за защиту обвиняемого, если его возможно защищать. Существует же какая-то причина, по которой Пит застрелил Белла. Если он не хочет объяснить, мне нужно узнать мотив.
Флорри вскинула руки.
– С меня довольно! Я вся изнервничалась. Может, в другой раз? – Она встала и направилась к выходу, и адвокат быстро открыл перед ней дверь. Поддержал, когда Флорра спускалась по лестнице. Внизу они обнялись и договорились вскоре снова встретиться.
Его первой едой в камере была миска бобового супа с ломтем заплесневелого кукурузного хлеба. Сев на край койки и приняв миску, Пит подумал: неужели так трудно сохранить пищу для заключенных теплой, но, конечно, никому об этом не сказал. Он не жаловался: жизнь преподала ему жестокий урок – от жалоб все становится только хуже.
По другую сторону темного коридора освещенный тусклым светом висевшей на проводе голой лампы ел другой заключенный. Его звали Леоном Колливером, он был из семьи, известной производством кукурузного самогона, бутыль которого он прятал сейчас под койкой. Дважды Леон предлагал выпить Питу, но тот отказывался. Колливер сообщил, что его намерены перевезти в тюрьму штата в Парчмене, где он проведет несколько лет. Это будет его второй срок в Парчмене, и он с нетерпением ждал, когда там окажется. Везде лучше, чем в здешнем застенке. В Парчмене бо`льшую часть срока заключенные проводили на улице.
Колливеру хотелось поболтать, и его разбирало любопытство, почему в тюрьму попал Пит. Но слухи проникли и сюда, и к концу дня все четверо белых заключенных знали, что Пит убил методистского священника. Времени на разговоры у Колливера было хоть отбавляй, и он жаждал деталей, но ничего не получил. Колливер же не знал, что в Пита Бэннинга стреляли, его били, мучили, он голодал, его опутывали колючей проволокой, бросали в корабельные трюмы, запирали в товарных вагонах, помещали в лагеря для военнопленных, и эти уроки выживания привили ему привычку не открываться первому встречному. И Колливер ничего не выяснил.
После обеда в тюремном блоке появился Никс Гридли и остановился перед камерой Пита. Заключенный встал и сделал три шага к решетке. Гридли тихо произнес:
– Вот что, Пит, нас одолевают навязчивые репортеры, вьются вокруг тюрьмы, мечтают поговорить с тобой, со мной, с кем угодно, кто готов развязать язык. Я хотел убедиться, что тебе это не надо.
– Мне это не надо, – отозвался Пит.
– Понаехали отовсюду – из Тупело, Джексона, Мемфиса.
– Мне это не надо.
– Так я и думал. Как тебе здесь?
– Нормально. Бывало хуже.
– Знаю. К твоему сведению: сегодня я перекинулся в доме священника словом с Джеки Белл. Она держится. А вот с детьми беда.
Пит взглянул на него без тени сожаления, но подумал, не следует ли сказать что-нибудь пристойное, вроде: «Передай ей от меня привет» или «Извини, мне жаль», однако лишь нахмурился с таким видом, будто шериф был полным идиотом.
Когда стало ясно, что Пит не ответит, Гридли попятился и, уходя, бросил:
– Если что-нибудь понадобится, дай знать!
– Спасибо.