Читать книгу Не буди дьявола - Джон Вердон - Страница 10

Следующее утро выдалось хмурым и холодным, как часто бывает весной в Катскилльских горах, и за стеклом французских дверей падали редкие снежинки.

В 8:00 позвонила Ким Коразон: план изменился. Вчера предполагалось, что они утром встретятся в Тёрнуэле с Джими Брюстером, а потом поедут на Ашокан на ланч с Руди Гетцем; теперь же утренняя встреча отменялась, а днем они ехали к Ларри Стерну в Стоун-Ридж, к югу от Ашоканского водохранилища, минутах в двадцати езды. Ланч с Гетцем был в силе.

– Для изменений есть особые причины? – спросил Гурни.

– Вроде того. Когда я составляла план, я еще не знала, что вы поедете со мной. Ларри куда несговорчивей, чем Джими, я подумала, лучше бы вы пошли на встречу с ним. Джими левых взглядов и очень активен. Он-то не откажется участвовать – ему дай только возможность поругать общество потребления. А с Ларри все непросто. Он, похоже, разочаровался во всех СМИ – из-за того, какую нездоровую шумиху они устроили много лет назад после смерти его подруги.

– Но ты понимаешь, что я не буду помогать тебе с раскруткой проекта?

– Конечно же, нет! Все что мне нужно – чтобы вы послушали, посмотрели, высказали свое мнение. В общем, я за вами заеду не в восемь тридцать, а в одиннадцать тридцать. Хорошо?

– Хорошо, – ответил Гурни без особого энтузиазма.

Никаких возражений у него, в сущности, не было, но мелькнуло чувство, что что-то идет не так.

Засовывая телефон в карман, он вдруг вспомнил, что Джек Хардвик ему не перезвонил. Он набрал номер.

Уже после первого гудка ему ответил скрипучий голос:

– Терпение, Гурни, терпение. Я как раз собирался позвонить.

– Привет, Джек.

– Эй ты, спец, рука у меня только зажила. Хочешь, чтоб меня снова подстрелили?

Он имел в виду то, что произошло полгода назад: развязку дела Перри. Одна из трех пуль, ранивших Гурни, прошила его бок и попала Хардвику в руку.

– Привет, Джек.

– Привет от сучьих штиблет.

Стандартная формула приветствия старшего следователя полиции штата Нью-Йорк Джека Хардвика. Этот задира с бледно-голубыми глазами маламута, острым, как бритва, умом и мрачным юмором как будто нарочно устраивал при каждом разговоре серьезное испытание собеседнику.

– Я звоню по поводу Ким Коразон.

– Крошки Кимми? Школьницы с проектом?

– Можно и так сказать. Она внесла тебя в список информантов по делу Доброго Пастыря.

– Да ладно. Как это вас жизнь свела?

– Долгая история. Я подумал, может, ты поделишься информацией.

– Это какой же, например?

– Такой, которой не найдешь в интернете.

– Пикантные подробности?

– Если они важны для дела.

Из трубки раздалось сопение.

– Я еще кофе не пил.

Гурни молчал: он знал, что будет дальше.

– Значит, так, – прохрипел Хардвик, – ты сейчас едешь в “Абеляр”, привозишь мне большой суматранский, а я, так уж и быть, попробую вспомнить тебе важных подробностей.

– А такие есть?

– Кто ж знает? Не вспомню, так выдумаю. Ясен пень, что одному важно, то другому чушь собачья. Мне без молока и три сахара.

Через сорок минут, захватив два больших кофе, Гурни свернул с извилистой грунтовой дороги, ведущей от магазина “Абеляр” в деревне Диллвид на еще более извилистую грунтовую дорогу, даже скорее заброшенную тропу для скота, в конце которой Джек Хардвик снимал маленький фермерский домишко. Гурни припарковался рядом с характерной машиной Хардвика – частично отреставрированным красным “понтиаком-джи-ти-о” 1970 года.

Редкий, то и дело начинавшийся снег сменился колючей моросью. Как только Гурни ступил на скрипучее крыльцо, сжимая в каждой руке по стакану кофе, дверь распахнулась и на пороге появился Хардвик в футболке и обрезанных тренировочных штанах, со взъерошенными седыми волосами. С тех пор как Гурни ранили, они виделись только однажды, на допросе в полиции штата. Но уже в первой реплике был весь Хардвик:

– А с какого перепоя ты знаешь крошку Кимми?

Гурни протянул ему кофе.

– Нас познакомила ее мать. Тебе такой?

Хардвик взял стакан, открыл отверстие на крышке и отхлебнул.

– А мама тоже горячая штучка?

– Бога ради, Джек…

– Это значит да или нет? – Хардвик посторонился и дал Гурни войти.

Входная дверь вела в большую комнату. Гурни ожидал увидеть гостиную, но комната вообще никак не была обставлена. Пара кожаных кресел да стопка книг на голом сосновом полу, казалось, были не отсюда и их скоро должны были вывезти.

Хардвик посмотрел на Гурни.

– Мы с Марси расстались, – сказал он, видимо, объясняя, почему в комнате пусто.

– Жаль это слышать. А кто такая Марси?

– Хороший вопрос. Я думал, что знаю. Оказалось, нет. – Он сделал большой глоток. – Ни хрена я не разбираюсь в полоумных бабах с большими сиськами. – Еще больший глоток. – Ну и что? Все мы на чем-нибудь обжигались, правда, Дэйви?

Гурни давно уже понял: самыми невыносимыми своими чертами Хардвик напоминал ему отца. И неважно, что Гурни было сорок восемь, а Хардвику, несмотря на седину и бывалый вид, меньше сорока.

В речи Хардвика частенько сквозил тот самый цинизм – нота в ноту, – который так хорошо был знаком Гурни и моментально переносил его в квартиру, из высокого окна которой он зачем-то пустил некогда стрелу. В ту квартиру, откуда он сбежал, в первый раз женившись.

В памяти всплыла картинка. Вот он стоит в гостиной в этой тесной квартирке, отец пустился в пьяные рассуждения: мол, твоя мамаша полоумная, все бабы полоумные, нельзя им доверять. И незачем им ничего говорить. “Мы мужики, Дэйви, мы всегда друг друга поймем. А твоя мать, она малек… малек того, понимаешь? И незачем ей знать, что я сегодня пил, правда? Одна морока. Мы мужики. У нас свой разговор”.

Дэйву было тогда восемь лет.

Теперь, в сорок восемь, он усилием воли постарался вернуть себя в гостиную Хардвика, в “здесь и сейчас”.

– Половину хламья вывезла, – сказал Хардвик. Затем снова отхлебнул кофе, сел в одно из кресел и указал Гурни на второе. – Чем могу помочь?

Гурни сел.

– Мать Ким – журналистка, мы уже много лет знакомы по работе. Она попросила меня об услуге: “чуть-чуть присмотреть за Ким” – так она выразилась. Я пытаюсь понять, во что ввязался, думал, может, ты поможешь. Как я уже сказал, Ким внесла тебя в список консультантов.

Хардвик воззрился на свой стакан, словно на загадочный артефакт.

– А кто еще в этом списке?

– Некий Траут из ФБР. И Макс Клинтер – коп, который погнался за убийцей и облажался.

Хардвик издал какой-то резкий звук – вроде как закашлялся.

– Ух ты! Самодур века и пьяный псих. Компашка у меня – зашибись.

Гурни отхлебнул большой глоток кофе.

– Так как насчет важных пикантных подробностей?

Хардвик вытянул свои мускулистые, изрезанные шрамами ноги и откинулся в кресле.

– О которых не знают журналисты?

– Именно.

– Во-первых, пожалуй, зверушки. Про них ты, наверно, не знал?

– Зверушки?

– Маленькие пластмассовые фигурки зверей. Из набора. Слон. Лев. Жираф. Зебра. Обезьянка. Какая шестая, не помню.

– А какое они…

– На месте каждого убийства нашли фигурку.

– Где именно?

– В относительной близости от машины убитого.

– В относительной близости?

– Ага. Вроде как стрелок бросал их из своей машины.

– Лабораторное исследование что-нибудь показало?

– Не-а, ни отпечатков, ничего такого.

– Но?

– Но все эти фигурки – часть детского набора. “Мир Ноя” называется. Как на диораме. Строишь Ноев ковчег, а потом сажаешь туда зверей.

– А что с каналами распространения? Магазины, фабрики? Как к нему мог попасть этот набор?

– Дохлый номер. Ширпотреб, в “Уолмарте” эти наборы штабелями лежат. Продано семьдесят восемь тыщ. Все одинаковые, все с фабрики в Сунь-Хуе.

– Где?

– В Китае. Хрен знает где. Какая разница – наборы все одинаковые.

– Были гипотезы, объясняющие значение каждой фигурки?

– До фига. И все бредовые.

Гурни мысленно пообещал себе вернуться к этому вопросу позже.

Когда позже? Что за бред? Он согласился только чуть-чуть помочь, а не вести расследование на общественных началах, об этом его никто не просил.

– Интересно, – сказал он. – А что еще есть странного, о чем широкая публика не знает?

– Пушка вполне себе странная.

– Насколько я помню, в новостях упоминали пистолет большого калибра.

– “Дезерт-игл”.

– Эта махина пятидесятого калибра?

– Она самая.

– Есть где разгуляться психологам-профайлерам.

– Разгулялись уже вовсю. Но странность тут не в размере. После шести убийств мы нашли три пули: две сохранили форму, годятся для экспертизы, третью суд уликой не признает, но результаты интересные.

– И что интересного?

– Все три пули – из разных “дезерт-иглов”.

– Что?

– Вот и все так отреагировали.

– Вы рассматривали гипотезу о том, что убийц несколько?

– Минут десять рассматривали. Арло Блатт был в своем стиле и разродился тупейшей идей: может, там целая банда, где убийство – ритуал посвящения, и у каждого члена банды свой “дезерт-игл”. Правда, вышла неувязочка с манифестом: он написан как будто профессором, а среднестатистический боец свое имя-то с трудом напишет. Кое-кто предлагал и менее тупые варианты, но в итоге победила версия с одним стрелком. Тем более, с благословения светочей из отдела анализа поведения ФБР. Все преступления происходили по одному и тому же сценарию. По реконструкциям совпадало все: как стрелок приближался, как стрелял, как уходил. Немного психологической премудрости – и светочи-профайлеры объяснили, что шесть “дезерт-иглов” для этого чувака нормальное дело, все равно что один.

Гурни скорчил болезненную гримасу. Он много лет общался с профайлерами, и это был странный опыт. Их достижения он был склонен приписывать простому здравому смыслу, а провалы расценивал как доказательство бесполезности их профессии. У профайлеров, особенно у тех, у кого в ДНК фэбээровский снобизм, была общая беда: они думали, что правда что-то знают и что все их спекуляции научно обоснованны.

– Иначе говоря, – заключил Гурни, – шесть брутальных стволов не брутальнее одного брутального ствола. Брутально, как ни крути.

Хардвик ухмыльнулся.

– И еще одно непонятно: у всех потерпевших машины были черные.

– Вроде популярный цвет у “мерседеса”?

– Примерно тридцать процентов выпуска этих моделей красят в черный цвет, еще процента три – черный металлик. Выходит, одна треть – тридцать три процента. Вот в чем странность: казалось бы, из шести машин черных должно было бы попасться штуки две, если только цвет не был решающим фактором.

– А чем может быть важен цвет?

Хардвик пожал плечами, перевернул стакан и вылил себе в рот последние капли кофе.

– Еще один хороший вопрос.

С минуту они сидели молча. Гурни попытался было выстроить “странности” в ряд, усмотреть между ними логическую связь, потом оставил эту затею. Он знал, что, прежде чем сложится весь пазл, надо узнать гораздо больше подробностей.

– А что ты знаешь о Максе Клинтере?

– Макси – особая статья. Своеобразный тип.

– В каком смысле своеобразный?

– С историей. – Хардвик задумался на мгновение, потом издал скрипучий смешок. – Вот бы свести вас вместе: Шерлок, гений дедукции, и капитан Ахав.

– А кто кит?

– А кит – Добрый Пастырь. Макси всегда это любил: вцепиться зубами и не выпускать, – но после неудачи, угробившей всю его карьеру, он стал воплощением сумасшедшего упорства. Поймать Доброго Пастыря – это была не просто главная, а вообще единственная цель его жизни. А многие люди от этой цели отступились. – Хардвик покосился на Гурни и вновь издал резкий смешок. – Занятно посмотреть, какую херню вы замутили бы с Ахавом.

– Джек, тебе никто еще не говорил, что смеешься ты, как вода в унитазе шумит?

– Никто из тех, кто просил меня помочь. – Хардвик встал и потряс стаканом из-под кофе. – Вот чудеса, как быстро организм превращает эту жидкость в мочу. – И вышел из комнаты.

Через пару минут Хардвик вернулся, примостился на подлокотнике кресла и продолжил как ни в чем не бывало:

– Раз тебя интересует Макси, начну со знаменитого случая с бандой из Буффало.

– Знаменитого?

– В нашем западном захолустье. Такой важный хрен, да из самой полиции Нью-Йорка, о нем, конечно, не слышал.

– А что там произошло?

– Да был в Буффало один главарь шайки, некий Фрэнки Бенно, организовал сбыт героина на западе штата. Все об этом знали, но он был ловкий и осторожный, к тому же его крышевала кучка политиков. Макси это все задолбало. Он решил во что бы то ни стало допросить Фрэнки, хотя формально задержать его было не за что. Задумал “достать подонка и подловить на ошибке”. Это были последние слова, которые он сказал жене перед выходом. А сам отправился в ресторан, где тусовался Фрэнки и его ребята, – в здании, которое принадлежало самому Фрэнки.

Гурни первым делом подумал: “достать подонка и подловить на ошибке” – весьма сомнительная цель. Впрочем, сразу же вспомнил, что и сам не раз так делал, только называл это “оказать давление на подозреваемого и проанализировать его реакцию”.

Хардвик продолжил:

– Приходит, значит, Макси в ресторан, одетый как бандит. Идет прямо в дальний зал, где вся шайка тусовалась, когда не мочила народ. В зале два бандита, посасывают пасту с моллюсками. Макси подходит к ним, достает пушку и “мыльницу”. Говорит, выбирайте, что снимать: или как ваши мозги разлетаются, или как вы друг другу члены сосете. Решать, мол, вам. Десять секунд на раздумье. Или хватайте друг друга за члены, или мозги размажу по стенке. Десять… девять… восемь… семь… шесть…

Хардвик наклонился к Гурни, глаза его блестели, он явно увлекся своим рассказом.

– Но только Макси близко к ним подошел… что-то близковато… один из бандитов как выхватит у него пушку. Макси отшатнулся и сел на жопу. Щас, кажется, говно из него и вытрясут, но он вдруг бросает косить под бандита и давай вопить, что он только притворяется, на самом деле он просто актер. Говорит, его подослали, и все равно никто бы не пострадал, пистолет, мол, ненастоящий. Прям плачет. Ну бандиты проверили пушку. Ясный перец, пугач. Начинают допытываться: что за хрень, кто его подослал и так далее. Макси божится, что не знает, что с тем человеком он должен был встретиться на другой день: отдать фотоаппарат и пленку с отснятым минетом и получить свои пять штук. Тут один из бандитов выходит на улицу позвонить – мобильных тогда еще не было. Возвращается и говорит Макси, мол, пойдешь с нами наверх, мистер Бенно расстроен. Макси, кажется, вот-вот обосрется, умоляет его отпустить. Но его ведут наверх. Там у них укрепленный офис. Стальные двери, замки, камеры. Сверхбезопасность. Там, наверху, поджидает Фрэнки Бенно и еще двое. Макси вводят в святая святых, и Фрэнки встречает его долгим, тяжелым взглядом. Потом мерзко улыбается – так, будто его только что осенило. “Снимай штаны”, – говорит. Макси всхлипывает, как маленький. “Снимай штаны, сука, и гони сюда камеру”, – повторяет Фрэнки. Макси отдает ему камеру, а сам жмется к стеночке, лишь бы подальше от этих парней. Снимает куртку и рубашку, потом спускает штаны. А ботинки-то не снял. Сидит, значит, на полу, пытается стащить штаны, да ногами в них запутался. Фрэнки его подгоняет. Четыре бандита усмехаются. И тут вдруг Макси как оторвет руки от штанов – и в каждой по пистолету, аккуратненькие такие “зиги” тридцать восьмого. – Хардвик сделал сценическую паузу. – Ну как, чё думаешь?

Первое, о чем подумал Гурни, была его собственная спрятанная “беретта”.

Потом он подумал о Клинтере. Тот хоть и был аферист и, похоже, чокнутый, сумел-таки придумать сложный сценарий и разыграть его в напряженной обстановке. Сумел сманипулировать импульсивными и жестокими людьми, сумел заставить их сделать как раз то, что ему нужно. Для копа под прикрытием, как и для фокусника, нет умения полезней. Но что-то такое промелькнуло в этой истории, что Гурни почуял некрасивую развязку.

Хардвик продолжал:

– То, что случилось дальше, потом тщательно расследовало ФБР. И все равно они не добыли информации, кроме слов самого Макса. А тот не мудрствуя заявил: мол, усмотрел непосредственную угрозу жизни, действовал соответствующе, применил силу, как того требовали обстоятельства. В итоге уложил пятерых бандитов и ушел – без единой царапинки. С этого дня и вплоть до той ночи, пять лет назад, когда он спустил свою карьеру в унитаз, Макса Клинтера окружала аура несокрушимости.

– Не знаешь, что он сейчас делает, чем зарабатывает на жизнь?

Хардвик ухмыльнулся.

– А как же. Оружие продает. Необычное. Коллекционное. Всякую армейскую хрень. Может, даже “дезерт-иглы”.