Читать книгу Крушение - Джонатан Келлерман - Страница 11

Дорога в Эхо-парк заняла сорок пять минут, на протяжении которых я обзвонил несколько частных психбольниц и диспансеров в слабой надежде, что кто-нибудь там проявит гибкость и отойдет от правил. Эффект нулевой, но я хоть чем-то занимался, а не сидел, погрязнув в пессимизме, в то время как Майло с тихой руганью лавировал в транспортном потоке.

Протокольный адрес Зельды в Восточном Голливуде на поверку оказался облезлой трехэтажкой в зигзагах лестниц столетней давности – один из старожилов спального района, обросшего стрип-моллами, почтовыми ящиками и ресторанами в стиле «латино».

Что это за место, можно было понять безо всяких дипломов и пояснительных надписей. На скамейках у тротуара покинуто сидели люди. Пустые глаза, обвислые рты. При виде анонимно подчалившего авто сонная стайка вздрогнула и зашевелилась. К тому моменту, как мы с Майло вышли из машины, все они скрылись внутри.

На открытой двери три замка. Возле нее – плакат о том, что вход после девяти вечера воспрещен. Вестибюль скудный и унылый, несмотря на бодрые аквамариновые стены; здесь же на подставке доска с правилами и распорядком для обитателей приюта «Светлое утро». Табличка на стене перечисляла источники финансирования: дюжину церквей и синагог.

Пациентов видно не было, хотя с верхнего этажа доносилось шарканье шагов. Резной орнамент на обшарпанном прилавке регистратуры выдавал, что когда-то здесь было, вероятно, вполне приличное заведение вроде отеля.

Я изготовился к штурму очередной неприступной стены и тут обратил внимание, что лицо за прилавком мне, похоже, знакомо.

Может, в этот раз сложится как-то по-иному.

Юная невеличка лет двадцати с небольшим, занятая карточками. Утонченное боттичеллиевское лицо в обрамлении темных кудрей украшено большущими карими глазами. Изящные, по-детски тонкие пальчики. Вся серьезная, сосредоточенная.

Выпускной курс колледжа, где я преподавал. Пару лет назад читал там лекции по детской психологии, а она задавала вопросы, причем по существу. Усердно записывала. Джудит… фамилии не помню.

Наше приближение отвлекло ее от работы (кажется, составление графика питания).

– Доктор Делавэр? – сразу узнала она меня.

Я успел разглядеть ее бэйджик: «Дж. Марс».

– Джудит? Привет. Какая встреча. Ты здесь на стажировке?

– Да нет, просто подрабатываю. Ипотека и всякое такое… Да еще и диссертацию пишу.

– Молодчина. И как продвигается?

– Да так, движется помаленьку. – Она с улыбкой пожала плечами.

В эту секунду ее взгляд упал на Майло.

– Это лейтенант Стёрджис, из лос-анджелесской полиции. Майло, а это Джудит Марс.

– Здравствуйте, лейтенант. Кто-то из наших что-нибудь учудил?

– Да нет, всё в порядке, – успокоил ее я. – Мы пытаемся найти женщину по имени Зельда Чейз. Этот адрес она указала как свое место пребывания.

– Вот как? Похоже, что эта информация слегка устарела, доктор Делавэр. По программе, полтора года назад у нас ввели разделение по полам, и женщины теперь размещаются в Санта-Монике.

– Дистанцирование мужчин от женщин. – Майло понимающе кивнул.

– Я тогда еще не работала, – пояснила Джудит, – но, насколько могу судить, совместное проживание здесь провоцировало вполне понятные проблемы.

– А у вас остались записи с времен до разделения?

– Боюсь, что нет, лейтенант. Все, что относится к женщинам, перешло туда вместе с ними.

В то время как она выписывала нам адрес и телефон приюта в Санта-Монике, с лестницы, держась за перила, начал валко, чуть не падая, спускаться какой-то доходяга. Изможденный, с загнанными, уставленными в никуда глазами. Дряблые губы шевелились, но не произносили ни звука. На вид ему было лет сорок, а может, и все сто. Не обращая на нас внимания, он прошел мимо и пошаркал куда-то вправо.

Джудит Марс подала мне листок с информацией и вздохнула:

– По крайней мере, они получают здесь необходимый уход.

– А какой здесь, интересно, контингент пациентов? – поинтересовался я.

– На лечение у нас нет полномочий, поэтому они не пациенты, а скорее жильцы. Но у всех серьезные умственные заболевания – не врачебный диагноз, а просто наблюдение, констатация. Отчасти это то, чем я здесь занимаюсь, хотя технической данную работу назвать сложно.

– Вы определяете их на вид, – сказал Майло.

– В основном да. – Джудит кивнула. – Цель – обеспечить теплое, по возможности безопасное место тихим невротикам, а также кухню со сносным питанием.

Я поинтересовался:

– Кто-то из них приобретает медикаменты где-нибудь в других местах?

– В идеале, они получают и лекарства, и медпомощь в различных амбулаторных клиниках. Когда у нас есть свободные водители, они их туда отвозят, хотя здесь в пешей досягаемости есть и несколько амбулаторий.

– Послушание пациентов – не вопрос?

– Вопрос, да еще какой. Стараемся быть обходительными, но, сами понимаете, без борьбы ничего не обходится. В целом не давим: этот принцип у нас основополагающий.

– Фондирование у вас частное?

– На сто процентов, – ответила Джудит. – Религиозные организации проявляют себя с наилучшей стороны. Если б не они, ничего не было бы. Одно время тёк мелкий ручеек из госдотаций, но он пересох. «Непростые времена», – песня, которую я от чинуш слышала множество раз.

«Чем меньше вам, тем больше перепадает Кристин Дойл-Маслоу».

– А с ненасилием здесь всё в порядке? – осведомился Майло.

– В целом да.

– Что значит «в целом»?

– Лично у меня проблем не возникало ни разу. Ребята здесь изначально проходят проверку на неагрессивность, а многие из них обо мне пекутся. Или им кажется, что они меня оберегают.

– Даже так?

– По большей части они очень нежны, лейтенант. Для меня это работа по совместительству, и до темноты я здесь не задерживаюсь: в пять за мной приезжает муж. У него в Голливуде работа, так что все удачно срастается.

– Скажите еще, что он вышибала и габаритами может потягаться со мной, – ухмыльнулся Майло.

Джудит рассмеялась.

– Представьте себе, может. Он юрист в «Кэпитол рекордз». И сложения, надо сказать, не мелкого.

Я пожелал ей удачи, и мы тронулись к выходу.

– Вы спрашивали насчет насилия, – сказала вслед Джудит. – Та женщина, которую вы ищете: она совершила что-то криминальное?

– Нет, – ответил я. – На самом деле нас интересует даже не она, а ее сын. Дело в том, что ее нашли одну, на отшибе и в состоянии серьезного психического расстройства. А ее сына, которому сейчас одиннадцать, мы пока найти не смогли.

– В таком возрасте очутиться на улице? – Джудит нахмурилась. – Я наведу справки. Может, кто-то из ребят что-нибудь вспомнит… Но, как вы можете догадываться, большинство из них с памятью дружат не очень, а ее саму из-за давности могут и подзабыть.

– Любые шаги, Джудит, даже небольшие, будут для нас неоценимой услугой.

– Одиннадцать лет… Она отказывается говорить, где он?

– Сейчас она настолько не в себе, что даже вряд ли что-нибудь знает.

– Вот черт… Но мы-то здесь хоть на что-то годны, доктор Делавэр?

* * *

Мы поехали в Санта-Монику. «Светлое утро – Вестсайд» представляло собой бывший мотель на Пико – подковообразное расположение белых домиков с синими дверями, отделенных от улицы прокаленной солнцем асфальтовой стоянкой. Некогда белая разметка времен мотеля износилась и выцвела, превратившись в шероховатую серую щетину. Соседями парковке приходились магазинчик уцененных шин и склад слесарного оборудования.

Политики открытых дверей здесь не наблюдалось; вход блокировали решетчатые электрические ворота. Майло позвонил и представился. Дверь центрального строения приоткрылась, и из нее наружу высунулась женщина; спустя пару секунд дверь снова закрылась. Прошло около минуты, прежде чем решетчатые ворота заскользили в сторону.

– Наверное, проверяла мою личность, – сказал вполголоса Майло. – Да, атмосфера здесь несколько иная.

К тому моменту как мы выбрались из машины, та самая женщина уже шагала к нам. За пятьдесят, широкоплечая, с военной выправкой и бежевым «ежиком» на голове.

– Шерри Эндовер, – коротко представилась она.

На бэйдже две ученые степени: «магистр социального обслуживания» и «магистр здравоохранения».

– Приятно познакомиться, мэм, – сказал Майло. – А это доктор Делавэр, психолог.

– Я в курсе. Джудит из Голливуда сообщила, что вы заедете навести справки о Зельде Чейз. Она что, опять попалась на чьих-то задворках?

– Она здесь уже была? – осведомился я.

– С месяц, сразу после того как мы открылись. Год с небольшим назад.

– Ее бзиком были задние дворы? – поинтересовался Майло.

– Она действительно исчезала с территории, раза три или четыре. Далеко не убредала, в основном обнаруживалась за жилыми домами южнее Пико. Особых проблем тоже не создавала – ну подумаешь, выкопает несколько корешков, которые можно снова закопать. Положит их перед собой в рядок и заснет, а кто-нибудь поутру заметит ее и вызовет полицию. В отделении Санта-Моники ее знали уже так хорошо, что сразу отвозили сюда к нам.

Справа открылась синяя дверь, и наружу показались две женщины. Одна была болезненно тучной и передвигалась с помощью двух тростей. Второй на вид было едва за двадцать, и она припадала на одну ногу. Шерри Эндовер помахала им, и они вернулись обратно в помещение.

– А где Зельда на этот раз? – спросила Шерри.

– До завтрашнего утра на ней гриф «пятьдесят один пятьдесят».

– Вот как… То есть под замком? Сотворила что-то опасное?

– Попытка незаконного проникновения, только теперь в Бель-Эйр.

– Ах, Бель-Эйр, – женщина понимающе усмехнулась. – Престижный район. На это система, само собой, реагирует по-иному. Но ничего буйного она все-таки не совершила?

– Да вроде бы нет. Завтра ее выпустят.

– И вы хотите пристроить ее сюда?

«Заметьте, не я это предложил».

– А почему бы нет, если у вас найдется место.

Шерри подумала.

– Как раз недавно освободилась пара коек, – сказала она. – По негативным причинам. Одна из наших дам угодила под машину, со смертельным исходом. Другая с неделю назад ушла и напоролась на нож в Лонг-Бич; убийство с особой жестокостью. Долгая семейная драма с жестоким бойфрендом. И что она первым делом вытворяет? Направляется прямиком в проулок, где он ошивается…

– Как они у вас выбираются, при запертых воротах? – спросил я.

– Посредством этой вот кнопки. – Шерри указала на черную точку посередине правого столба. – Мы – учреждение не закрытого типа. Каждый может выходить и приходить когда заблагорассудится. Ворота запираются только снаружи, чтобы удерживать наших постояльцев от проблем.

– В мужском заведении такого нет.

– Если б я командовала, как раз и ввела бы там такой режим. Но при нехватке финансирования руководство распорядилось так. Все психически тяжелобольные люди уязвимы, но быть женщиной – это еще и дополнительный фактор.

Майло сказал:

– То есть женщины уходят когда захотят, но по возвращении вынуждены набирать вас, чтобы их впустили.

– Рассчитываем на это как на сдерживающее средство от того, чтобы уйти. Хотя отдаем себе отчет, что имеем дело с не вполне разумным населением.

– Гребете вверх по течению, – сказал Майло. – Могу это понять.

– Уповаю на ваше понимание, – она повернулась ко мне, – и на ваше тоже. Зельду мы, конечно же, возьмем, если она захочет здесь быть и действительно не представляет опасности для себя и окружающих. Единственная помеха – это если к завтрашнему утру те места забронируют. В таком случае удача, увы, пролетит мимо нее.

– А если такое произойдет, вы не можете подсказать, куда мне лучше ее отвезти?

– Отвезти? Вы что, думаете сделать это лично?

– Похоже, это самый простой способ.

– Она когда-то была вашей пациенткой?

– Моей – нет. Но я консультировал ее психиатра.

– А что же он в этом всем не участвует?

– Ушел из жизни.

– Ах вон оно что… Ладно, я прослежу, чтобы для нее нашлось место. Если вы уверены, что с ее стороны не будет агрессивных действий.

– Гарантировать что-то я, понятно, не могу, но и на подобный риск пока ничего не указывает.

– Ценю вашу честность, доктор. Пойдем старым проторенным путем.

– Вы же сказали, она у вас провела целый месяц.

– Относитесь как хотите, но мы не храним клинических или личных данных.

– Кстати, а почему она вообще ушла?

– Понятия не имею. В один прекрасный день просто взяла и исчезла. Как и многие из них.

– Какие-нибудь проблемы с алкоголем или наркотиками?

– Я бы не сказала. А что, сейчас они есть у нее?

Я покачал головой.

– Есть ли за ней еще что-нибудь, кроме проникновения на территорию?

– Да вроде нет.

– В данный момент она получает какие-то медикаменты? В нескольких кварталах отсюда есть психиатричка, и если понадобится, я могу прикрепить ее туда.

– Врач, который ее принял, ввел ей сильную дозу ативана и прописал недельный курс. Сейчас она в полусонном состоянии. Не знаю, как она себя поведет, когда препарат перестанет действовать.

– История знакомая. – Шерри Эндовер вздохнула. – Ну что, Зельда, добро пожаловать обратно… Приятно познакомиться с вами обоими. Вон ту кнопочку нажмите и сразу выйдете.

– Еще один нюанс, – сказал я. – Зельдой я занимаюсь потому, что по профессии являюсь детским психологом, а ее психиатр в свое время попросил меня провести оценку ее сына. У вас нет никаких соображений, где он может быть?

Шерри Эндовер нахмурилась.

– У нее есть сын? Когда она была здесь, никакой информации на этот счет не имелось. И вообще, мы по профилю детей сюда не принимаем, так что его, наверное, поместили куда-то еще.

– При этом я никак не могу его найти.

– А вас это, извините, волнует потому, что…

– Просто хочу знать, что с ним всё в порядке.

– Не хочу быть мисс Всезнайкой, но вы пробовали обращаться в социальные службы?

Я с ходу перечислил несколько агентств, с которыми созванивался.

– Ничего к этому добавить не могу. – Она развела руками и, глубоко вздохнув, спросила: – Вы ведь не думаете, что она могла применять к нему насилие? Поскольку если да, то на повестку автоматом выносится вопрос. В виде красного восклицательного знака размером с Аляску.

– Пять лет назад она была заботливой любящей матерью, – сказал я, – которая никого пальцем не трогала. Не говоря уже о насилии. Теперь она обитает на улице, и дать ей крышу над головой будет уместнее всего. Мне просто хотелось в этом удостовериться.

– То есть пять лет назад Зельда уже была не в ладу с рассудком, но при этом хорошей мамой?

– У нее получалось работать в полную силу да еще и заботиться о том, чтобы мальчик получал хороший уход. Затем работу она потеряла, а обо всех ее передвижениях известно лишь то, что она гостила в том другом заведении, а затем какое-то время у вас.

– О ребенке она ничего не рассказывала?

– Она и сейчас о нем не заговаривает. Единственно, о чем упоминает, это об исчезновении своей матери. Эта деталь здесь не всплывала?

– Лично я ни о чем таком не слышала. Хотя, может, она делилась этим с кем-то другим из наших дам… У всех наших постоялиц, знаете ли, есть свои истории. И при этом нельзя сказать, что все они сплошь вымышленные, – а вдруг она, скажем, потому и вторгается в чужие дворы, чтобы в каком-то смысле, символически, вернуться к себе домой или еще что-нибудь в этом роде? Ого, как вам моя популярная психология? Может, мне уже пора начать вести свое ток-шоу?

Я ответил улыбкой.

– Шутить не следует, но определенный смысл в этом есть, – сказала она. – Просто я – дурёха, поступившая на эту работу из-за того, что приказало долго жить мое преподавание в Нортридже.

– Вовсе нет, – подал голос Майло.

– Что «нет»?

– Дурёхой, мэм, вы мне вовсе не кажетесь. А что вы преподавали?

– Государственное управление. Вообще я организатор, терапию не практиковала ни минуты. Во всяком случае, официально.

– И все равно вечерами отправлялись домой со знанием, что сделали за день что-то важное.

Шерри Эндовер распахнула на него глаза, а затем зарделась.

– Это наиприятнейшее, что мне от кого-нибудь доводилось слышать. Исключение составляет предложение о замужестве – и я не скажу, чем обернулось оно. Вы сами женаты?

Майло с улыбкой качнул головой.

– Ладно, ставлю зачет, – улыбнулась и она. – А теперь хорошие манеры предполагают, чтобы я ответила, что то же самое относится и к вам. А ведь и в самом деле относится. К вам обоим. – Рассмеялась жестковатым смехом. – Полюбуйтесь на нас, компашку святых.

* * *

Когда мы отъехали, Майло спросил:

– Зачем ты спрашивал ее о бухле и наркоте?

– Зельду дважды брали именно за пьяный дебош в общественном месте. И меня посещают мысли, не забурится ли она со всей своей неуемностью в какую-нибудь пивнуху.

– Или на чей-нибудь задний двор.

– И это тоже.

– Я бы над этим не парился. Как я уже сказал, правоприменение – форма политики, и людей вроде нее не просят дыхнуть в трубочку, а сразу хвать за шкварник и в обезьянник. Копам, что ее вязали, нужно было лишь обвинение, которое можно на нее навесить, вот они и назвали ее пьяной.

– Значит, по барам мне ошиваться смысла нет?

– Тема отдельной беседы. – Майло рассмеялся. – Какие еще будут предложения, мой собрат по компашке святош?