Читать книгу Крушение - Джонатан Келлерман - Страница 3

Шум был повсюду. И чтобы его избежать, по мнению Тины, нужен был выстрел в голову.

Когда они с Гарри жили на Манхэттене, спозаранку побудкой для них служило скребущее по нервам грохотанье мусоровозов и магазинных фур. Просыпаться и изводиться под их несносную стукотню приходилось Тине; что до Гарри, то ему она шла лишь на пользу: он спал как убитый, а к семи утра ему уже надо было мчаться в метро.

Здесь, в Лос-Анджелесе, среди мнимой безмятежности верхнего Бель-Эйр, по утрам было тихо. Но затем это ощущение сошло: дом местами то вдруг поскрипывал, то постанывал, с хмурой очевидностью давая понять, что базальтовое плато Нью-Йорка они променяли на зыбучие, коварные пески сейсмоопасной зоны.

Гарри, естественно, этого фактически не замечал. На нервную же систему Тины эти толчки и подергивания действовали так, будто с каждым таким мелким рывком на ней облезает кожа.

Для него лос-анджелесские вечера были «расслабленными, как все левое побережье»; на ней они, однако, сказывались сокрушительно. Она изнывала по фыркающему урчанию ночных автобусов, невнятному гудению людских голосов, неразборчивых из-за этажной отдаленности; по нахрапистой перекличке автомобильных клаксонов. По всему, что хоть как-то напоминало, что за пределами ее личного пространства существуют другие люди. После двух месяцев житья на мягком грязевом хребте, омыкающем Лос-Анджелес, Тине начинало казаться, что тягучее дремливое спокойствие вокруг норовит поглотить и удушить ее, словно трясина.

Это когда ее не изводили поскрипывания и постанывания.

Официально соседи, впрочем, существовали. Вокруг места, сданного им внаем фирмой Гарри («мечта средины века», а в действительности безликий одноэтажный дом) стояли такие же строения. Но хозяева обоих из них отсутствовали из-за своего кочевого образа жизни: редактор новостного агентства уехал на работу в Грецию, а веселая вдовушка укатила в круиз.

Насчет этих деталей Тина была в курсе: риелтор, сдавая жилье, не преминул закинуть, как же им повезло жить здесь одним в мире и покое.

Но покой, как известно, может считаться мирным лишь тогда, когда он без червоточины одиночества и непокоя на душе.

Вечера, когда Гарри работал допоздна, наполняли Тину глухим беспокойством.

Даже когда он оказывался дома к ужину, предстояло еще справляться с временем отхода ко сну, когда над кроватью гасятся бра и Гарри в считаные секунды начинает мирно посапывать. Оставляя Тину лежать на спине в тягостных раздумьях, удастся ли ей в кои веки хоть как-то отдохнуть.

Но дело не только в стонах и скрипах. Тут речь о живности.

Если Тина включала свою машинку белого шума недостаточно громко, то все те вкрадчивые шелесты и мелкие суетливые шорохи в кармашке заднего двора вызывали у нее сухость во рту, мурашки на коже и учащенное сердцебиение.

Если же шум полоскался на излишней громкости, она заплывала в зону мигрени.

Что до Гарри, то он, распластавшись на матрасе их дээспэшного ложа, к стрессам жены оставался совершенно бесчувственен. Пожалуй, мог бы продрыхнуть и Армагеддон.

Расслабон и Взвинтушка.

Так он ее добродушно называл, убеждая, что ночной жар у нее от чрезмерной взвинченности нервной системы. У Тины насчет этого имелись свои соображения, но что толку спорить? Она и так знала, что у нее тонкая конституция, а значит, дело здесь исключительно в силе напряжения.

Прежде уже не раз случалось, что, вскинувшись посреди ночи от того, что в саду теперь-то уж точно шарится дикий зверь или маньяк, она тормошила беднягу-мужа с требованием осуществить проверку. Квелый со сна, но с хохотком, тот неизменно подчинялся, однако ничего не находил. В одну из таких ночей, с особого устатку, он сказал, что ей, возможно, следует попробовать медитацию. Или медикаментацию. Реакция Тины на эту мудрость отучила его давать впредь подобные советы.

А потом была та ночь, когда глаза от тех звуков – не то щебета, не то кудахтанья – распахнулись даже у Гарри. Раздернув шторы спальни, он изумленно взирал, как возле мелкого бассейна резвится семейство енотов. Мамаша, папаша и трое детишек. Бойко плещутся, вылезают наружу, отряхиваются и спешат повторить процедуру.

Пятеро! Заражают воду микробами бешенства и бог знает чем еще…

Зачарованный этой сценой, Гарри стоял и смотрел, склабясь от уха до уха. Возмущенная Тина, напротив, требовала, чтобы он стучал по стеклу, пока нарушители не пустятся наутек. На это ушло довольно продолжительное время: наглецы-еноты не выказывали боязни и с побегом не торопились, выказывая чванливое упрямство.

Наутро Тина позвонила в службу по контролю за животными, от которой выслушала целую лекцию насчет вторжения человека в ареал обитания животных; получалось, что у енотов как бы тоже существуют неотъемлемые права.

А потому спустя четверо суток, когда из сада вновь донеслись ночные звуки, она стиснула зубы и допустила, чтобы Гарри их безмятежно проспал. Но после того как он ушел на работу, вышла с бдительной проверкой и, помимо смятой растительности, обнаружила на дворе кучку похожих на виноградины катышков. Поиск в Интернете выявил, что это олений помет.

Что ж, кормежка олененка Бэмби звучала как нечто вполне себе безобидное… Ну а если сюда вдруг возьмет и пожалует за олениной пума или, скажем, койот? О боже! Кто вообще знал, что Бель-Эйр скрывает в себе Звериное царство?

С этого дня к своей машине белого шума Тина присовокупила еще и беруши. От этого у нее при пробуждении побаливала челюсть, зато ей теперь казалось, что оптимальный выход наконец-то найден.

Как оказалось, снова ошибочно.

* * *

Это был новый уровень шума, на порядок громче и не в пример жутче стрекотни енотов. Какая-то возбужденная тварь? Или хуже того: во гневе…

Безусловно, там снаружи находится нечто; ишь как стучит. А вот теперь протяжно стонет. Как будто удар лапы или когтей по чему-то твердому. Вспышка животной ярости, своей громкостью перекрывающая и машину, и беруши. Как Гарри может при этом не просыпаться?

Тине захотелось набраться смелости и выглянуть самой. Чтобы утром, за завтраком, сообщить ему: мол, не нужно меня больше опекать. Случился прорыв, и я адаптируюсь.

Может, даже начать после этого подыскивать себе работу.

Но не нынче, не в эдакую ночь. Какая околдовывающая своим ужасом симфония… И опять этот стук.

Может, оно ранено? Или, наоборот, пришло наносить раны? Неужто у койотов такие голоса? Кто бы знал… Пальцами ступни она ткнула Гарри. Тот с судорожным всхлипом вздохнул, перевернулся со спины на бок и натянул себе на голову одеяло.

Ну и черт с ним. В самом деле, взять и взглянуть самой…

Постукиванье – тук, тук. Горестный вой, теперь уже высоким голосом. Сердце металось в саднящей груди, но появилась странная целеустремленность. Тина соскочила с кровати, даже и не пытаясь тихушничать, поскольку втайне надеялась, что Гарри все-таки проснется и придет к ней на выручку.

Но тот лишь перекатился с боку на бок и захрапел еще громче.

Хотя не настолько, чтобы перекрыть те страшные звуки снаружи.

Царап-царап-царап. И как будто что-то там заскользило. А затем… хныканье? Их там что, двое? Хищник и его жертва?

Заранее мертвея от того, что увидит, Тина заставила себя отодвинуть штору и сощурилась.

Последнее оказалось излишним: вон оно, сгорбленное в левом углу сада, во всей свой ужасающей явственности.

Голова книзу, а само с натужным придыханьем роет землю, раскидывая во все стороны земляные комья, траву и листья.

Заметить снаружи Тину оно никак не могло. Но вдруг голова поднялась, а их взгляды сомкнулись.

Зрачки зажглись мутноватыми огоньками безумия – холодящая душу смесь ужаса и ярости.

Оно истошно взвыло.

Дуэтом вместе с ним в вопле зашлась и Тина.