Читать книгу Эликсир ненависти - Джордж Ингленд - Страница 13

ПУСКАЙ ОН БЫЛ врачом и привык видеть и слышать вещи, исполненные мрачного смысла, но минуту-другую после жуткого открытия он все же испытывал дурноту. Одно иметь дело со смертью профессионально и безлично; но совсем другое, попав во тьму неведомой пещеры, вдруг обнаружить, что находишься близ ряда деревянных гробов. Впрочем, испуг Деннисона продолжался едва ли в течение сотни ударов сердца. Затем к нему вернулась его природная храбрость. Таинственная сила, которая трепетала теперь в его кровеносных сосудах, вдохновляла его на вызов любой трудности или напасти. И скрестив руки, он стоял в непроницаемой тьме, погруженный в раздумье. «Что это означает? – спрашивал он себя. – Кто эти люди? Почему они здесь? Знает о них Иль Веккьо? А что, если он каким-то образом…» Внезапно в его мозгу зарницей вспыхнуло подозрение.

– Как! – воскликнул он. – Ну, в таком случае, я, кажется, кое-что понимаю.

И теперь, готовый узнать больше, и много больше, он опять приблизился к гробам. Теперь совершенно спокойно, сосредоточив свой трезвый и тренированный ум исключительно на вопросе, он опять ощупал гробы один за другим из конца в конец.

Да, здесь их было ровно восемнадцать, расставленных строго по размеру, от самого большого до самого маленького, и на каждом металлическая табличка. Проводя пальцами по крышкам, он установил, что одни сделаны менее давно, чем другие. Древесина некоторых, несмотря на сухость подземелья, начинала плесневеть. Эти, как заключил он, должны быть самыми старыми, хотя он не мог составить себе представление о том, сколько им может быть лет. Определившись с этим, он приступил к изучению табличек. «Возможно, – подумал он, – здесь окажется какая-нибудь зацепка». Но он ничего не смог понять. Резьба на табличках, если это и впрямь были какие-то письмена, оказалась слишком неглубокой и тонкой, чтобы он мог что-то прочесть наощупь. И после множества безуспешных попыток он оставил эту затею. «Пожалуй, стоит взять с собой две или три, – решил он. – Они могут пригодиться. В случае если я вообще отсюда выберусь. А если нет, вреда не будет». С помощью своего карманного ножа он принялся тщательно и упорно отвинчивать три из табличек. Одно лезвие сломалось, он продолжил работу с помощью другого. Возможно, на все эти таблички ушло минут двадцать, но он не кончал работу, пока все три не оказались у него в кармане. С крайне здравым суждением он выбрал одну с самого большого гроба, одну с самого маленького и одну со среднего. «Это, – сказал себе он, – лучше поможет мне получить представление о содержимом их всех. Интересно, а не могу ли я установить что-то прямо сейчас?» Теперь он вознамерился напуститься на один из гробов со своим ножом. Но минутное размышление убедило его, что задача эта окажется крайне сложной при отсутствии более подходящих орудий.

Да и время шло. А узник был, кажется, все так же далек от любого выхода из беспросветной тьмы к свету дня. Сплошная чернота, застоявшийся нездоровый воздух вновь начали тяжело угнетать его. В нем всколыхнулась страстная тоска по свободе и солнечному свету. Собравшись с духом, насколько это ему удалось, он пополз к месту, где, как считал, вступил в крипту. И вскоре действительно очутился опять в проходе. По этому проходу он двигался несколько минут, замечая, как тот постепенно поднимается, совершает поворот здесь, делает угол там, пусть у Деннисона не было ощущения, будто он куда-то существенно продвинулся. И вдруг в какой-то миг он вспомнил о своих распущенных носках.

– Моя нить! – вскричал он, резко остановившись. – Где она?

Он незамедлительно рухнул на колени и стал шарить вокруг себя, ища ее. Но как ни обследовал пол прохода, а ничего не находил. С мгновение он оставался безмолвен и недвижен во тьме. А затем разразился хриплым смехом.

– Ну и шутка, не так ли? – прокаркал он. – Ничего не скажешь, дорого мне обошлось мое плавание!

Он встал и теперь принялся блуждать бесцельно. Без своей нити он даже не мог вернуться к месту, где впервые осознал, что сбился с пути. Он вполне мог попытаться снова найти склеп и оттуда опять попытаться найти проход, где осталась нить, но такая идея ему не улыбалась. До сих пор всякий раз, когда он поворачивал назад, он только еще больше запутывался.

– Нет, нет, – сказал себе он, – я пойду вперед. Только вперед. Пока не найду выход, или пока не умру!

Как долго он блуждал, ничего не видя, по этому ветвящемуся, изобилующему поворотами, коварному лабиринту, он не мог сказать. Казалось, миновали дни и даже недели. Хотя, всего вероятней, прошло не более часа-другого. Были зафиксированы сведения о российском политическом заключенном, содержавшемся в темной камере две недели, и он, когда его оттуда выпустили, утверждал, что это продолжалось семь месяцев. Без света становится невозможно оценивать время. Так доктор, лишенный возможности видеть, лишенный цели, не знающий, откуда он направляется и куда, просто упорно двигался вперед. Единственное, что он теперь пытался, это подниматься все выше и выше. Если он обнаруживал, что коридор, по которому он медленно ощупью отыскивает путь, спускается, то немедленно поворачивал в поисках другого, который мог бы вести наверх. «Должен быть какой-то выход наверху, – рассуждал он. – Если я достаточно долго буду предпринимать усилия, постоянно поднимаясь, то даже если стану делать лишь несколько футов в час, то, в конечном счете, достигну вершины этой западни и выйду на свободу!»

Этому суждению не откажешь в убедительности. Ибо после долгого времени, за которое Деннисон порядком утомился и едва окончательно не пал духом, уже более чем готовый просто-напросто повалиться ничком и не двигаться среди этих бессчетных, погруженных во тьму путей, его простертая вперед рука опять наткнулась на некую преграду, не дающую продолжать путь.

Несмотря на тот факт, что все это время он медленно, но неуклонно поднимался, Деннисон подумал сперва, а не мог ли он волей того или иного странного случая опять попасть к двери палаты, где стояли гробы. Но в единый миг обследование убедило его, что это не так. Ибо дверь склепа была железная, а эта, по которой он теперь в нетерпении проводил руками, казалась сделанной из деревянных досок, приколоченных гвоздями.

Он обрушился на нее всей своей тяжестью, но без толку. И сразу понял, что дверь заперта на засов снаружи. «И теперь, – подумал он, и его сердце начало биться в безумной надежде, – теперь, если я только смогу ее открыть, я свободен! Наверняка я где-то совсем близко к вершине лабиринта. Эта дверь, вероятно, только и отделяет меня от внешнего мира. Но как ее открыть?» Имелся только один ответ. Прорубиться карманным ножичком. И твердо решив это сделать, он усердно принялся за работу. Примерно на середине высоты двери крупные болты указывали на то, что засов находится против этого места. Тут-то он и приложил усилия. К счастью, древесина, выбранная не столько за крепость, сколько за способность противиться сырости, легко резалась. Гвозди, однако, причинили ему немало хлопот. Хотя, как он вскоре установил по их мягкости, они были всего-навсего медными, они не на шутку затрудняли его действия. И прошел час, прежде чем острие ножа, всаженного со всей силы, проникло на ту сторону.

Сбившийся с дыхания, с ноющими ладонями, Деннисон отдыхал несколько минут, а затем снова набросился на дверь. Взрезая ее теперь с удвоенной энергией, он вскоре сделал отверстие, но как ни напрягал глаза, а не мог через него обнаружить самого слабого света. Более того, до него дошел едкий, знакомый, и все же трудноуловимый запах. Он от души фыркнул и снова принялся за работу. И, в конченом счете, ценой неимоверных усилий ему все же удалось вырезать достаточно большой кусок, чтобы прошла рука. Повернув ладонь вверх, он сумел дотянуться до того, что сразу воспринял как тяжелый металлический засов. Но, как он ни старался, вплоть до того, что жилы вздулись на лбу, а дыхание стало тяжким, он не мог ни продвинуть руку дальше, ни отпереть запор.

«Надо вырезать еще, – рассудил он, поникнув духом от перспективы продолжения мучительного труда. – Прежде, чем я выпил эликсир, моя рука могла пройти в такую дыру до самого локтя. Но теперь…» И, выругавшись разок-другой, он опять принялся на дело. Теперь лезвие порядком затупилось. И приходилось не столько резать дерево, сколько рубить, колоть и отщеплять. На руках у него начали вскакивать мозоли и, хотя он завернул в платок руку, орудовавшую ножом, и часто менял руки, боль всё усиливалась. Но он не сдавался, скрежеща зубами и вкладывая в работу всю свою вновь обретенную силу, и вот наконец обнаружил опытным путем, что, обнажившись до пояса, может просунуть руку за дверь, примерно, до локтя.

– А ну-ка, пошел! – неистово воскликнул он, потянув засов. Тот поддался легче, чем доктор ожидал. Полоса металла отъехала с глухим лязгом. Миг спустя, дверь перед ним широко распахнулась на бесшумных петлях.

С мгновение Деннисон стоял, прислушиваясь и втягивая воздух расширенными ноздрями. Затем двинулся вперед, в спешке даже забыв одеться. Но далеко не ушел. Потому что за самой дверью его рука наткнулась на новое препятствие. Быстро ощупав его, доктор понял, что перед ним задняя стенка шкафчика для бумаг или подобного ему образца мебели. Он упал на колени. Да, теперь его ладонь скользила по крученым ножкам.

– Э! – воскликнул он. – Это еще какого черта? Шкафчик, перегораживающий ход в скале? А! Я могу под ним проползти!

Он, как змея, извивался и корчился, прильнув брюхом к скальному полу. И, к его удивлению, камень вскоре сменился чем-то более гладким. Керамическими плитками! А миг спустя он стоял в комнате, которую безошибочно распознал с помощью обоняния. И опасливым шепотом воскликнул, обращаясь к себе: «Лаборатория старика, да помогут мне Небеса!»