Читать книгу В дельте Лены - Джордж Мельвилль - Страница 2

Экспедиция «Жаннетты» – Отплытие – Уналашка – Сент-Майкл – Чукчи – Норденшёльд[6] – Вмёрзли – Остров Геральд.

Тёплое течение Куросио («чёрное течение», по-японски) огибает Японские острова с востока, проходит между Курильскими островами до Камчатки, а оттуда на север до Берингова пролива, где разделяется на две ветви. Одна ветвь устремляется к западному побережью Северной Америки, поворачивает вдоль него на юг, смягчая по пути его климат, пока, наконец, не рассеивается в тёплых водах вблизи экватора. Другая ветвь через Берингов пролив проходит в Северный Ледовитый океан и в последнее время рассматривалась как «термические ворота»[7] к Северному полюсу.

До путешествия «Жаннетты» ни одна полярная экспедиция не отправлялась на север через Берингов пролив, хотя некий французский лейтенант планировал организовать таковую, но она не состоялась из-за начала франко-прусской войны. Довольно высокая широта, правда, была достигнута кораблями английской эскадры, которые надеялись встретить там сэра Джона Франклина в случае, если ему удастся пройти Северо-Западным проходом.

Цель экспедиции «Жаннетты» состояла, таким образом, в том, чтобы достичь Северного полюса, следуя течению Куросио. Следует также помнить, что наша экспедиция была задумана в то время только как первая, пробная, но, к несчастью, оказалась и последней. Итак, основываясь на этом кратком обзоре мотивов нашего неудачного предприятия, я перейду теперь к его хронологическому описанию.

Всё было готово к 8 июля 1879 года. Над великолепным заливом ярко светило солнце, когда в сопровождении эскадры яхт-клуба Сан-Франциско мы вышли из Золотых ворот.

Никогда ещё отплытие корабля не было таким торжественным. Это был праздничный день для всех жителей Фриско; гавань полна прогулочных судов, и они прямо с королевскими почестями прощались с нашим отважным кораблём. С переполненных причалов раздавались радостные возгласы; мачты и палубы бесчисленных судов в заливе заполнились моряками, они кричали «ура!» и салютовали выстрелами из ружей, а когда мы поравнялись с крепостью, с её стен прогремел мощный салют, прозвучавший торжественным завершающим аккордом всех пожеланий счастливого пути.

Выйдя из залива, мы направились прямиком к острову Уналашка. В отличие от приподнятого настроения экипажа, судно было погружено ниже обычной ватерлинии, и продвижение наше, таким образом, было медленнее обычного. Ясная погода, сопровождавшая наше отплытие, продолжалась в открытом океане до тех пор, пока мы не приблизилась к Алеутским островам – тогда появились туманы, а к тому времени, когда мы достигли пролива Акветон, они стали настолько плотными, что пришлось остановиться и бросить якорь. Прибой был в такой опасной близости, что, хотя сами острова оставались невидимы, мы отчётливо слышали, как кричат птицы на прибрежных скалах.

Наконец туман вокруг «Жаннетты» рассеялся, и на двадцать пятый день плавания показался остров Уналашка.

Здесь, благодаря Аляскинской меховой компании, наша экспедиция запаслась множеством оленьих, тюленьих и других шкур.

Со свежим запасом угля мы покинули Уналашку и, переправившись через мелководное Берингово море, благополучно прибыли в Сент-Майкл, в заливе Нортон-Саунд – старинную русскую факторию с полуразрушенным блокгаузом и несколькими древними чугунными пушками, из которых в честь нашего прибытия был дан салют. Именно здесь мы должны были встретить шхуну «Фанни А. Хайд» с нашим последним пополнением угля; в ожидании её прибытия мы пополняли запасы провизии, а невыделанные шкуры отправили на берег, чтобы туземцы пошили из них одежду.

Здесь же к кораблю присоединились Алексей, наш верный охотник и погонщик собак, и его спутник, женоподобный Инигин. Алексей отправился с нами после длительных уговоров старосты его деревни. Весь вечер нашего отплытия туземцы толпились на палубе, прощаясь со своими друзьями. Алексея, одетого в «одежду из магазина», предоставленную агентом Аляскинской компании, в русском цилиндре с широкой красной лентой, сопровождали его маленькая, застенчивая и симпатичная жена и их маленький сын. Держась за руки, они бродили по кораблю и удивлялись всему, как дети, потом долго и нежно попрощались и расстались… как оказалось, навсегда.

Сопровождаемые шхуной, мы двинулись через залив Нортон-Саунд, глубоко вдающийся в западное побережье Аляски. В это время налетел сильный шторм, что дало нам возможность понаблюдать за поведением судна и его прочностью. Мелководный океан был изменчив и неспокоен, огромные волны временами перекатывались через глубоко сидящее судно, как через подводную скалу, непоколебимую, как сам Гибралтар. На следующий день после шторма мы подошли к Литке, красивой гавани[8] к югу от мыса Восточный[9], куда часто заходят американские китобои, чтобы завербовать новобранцев из местных чукчей, перед тем, как отправиться в плавание к северу от Берингова пролива, или после улова, чтобы вытапливать китовый жир. Когда корабль подошёл к входу в гавань, на склоне холма мы увидели жилища, а вскоре – две байдары, большие лодки из моржовой кожи, чем-то похожие на гренландские умиаки, – которые отчалили от берега и быстро приблизились к нам. В них было около дюжины туземцев, высоких мускулистых парней, пропитанных жиром, как сальные свечки, все они были не меньше ста восьмидесяти фунтов весом[10].

Байдары пришвартовались к судну, и туземцы, взошедшие на борт корабля, на ломаном английском, выученном у китобоев, спросили, пришли ли мы охотиться на моржей и китов; и если да, то они желали бы отправиться с нами. Чтобы доказать своё умение, они называли имена капитанов различных китобойных судов, на которых они служили, и завершили более важной для нас информацией о том, что корабль Норденшельда «Вега»[11] был там, в заливе Святого Лаврентия, и зимовал за Чукотским полуостровом в Колючинской губе, где они побывали на нём.

И вот пришло время отчалить от последней пристани цивилизации. Последний уголь перегружен со шхуны на корабль, и вечером 27 августа оба судна вышли из бухты. Миновав отмели, мы расстались – «Фанни А. Хайд» поплыла на юг, «Жаннетта» – на север. Путешествие началось!

За ночь мы прошли через Берингов пролив – между Восточным мысом (самой восточной точкой Сибири) и островами Диомида, тремя скалистыми островками-ступеньками между континентами, – возможно, опорами для того будущего моста, по которому пойдут поезда от мыса Горн до мыса Доброй Надежды. По пути вдоль побережья Сибири на запад, к мысу Сердце-Камень, мы внимательно следили за признаками присутствия на берегу туземцев. Ледники на горах и заснеженные долины были уже не в новинку; мрачные чёрные береговые скалы выглядели уныло и негостеприимно, на них не было видно ни одного живого существа, кроме немногих морских птиц, одинокого моржа, да пары тюленей. Наконец, показалось несколько хижин, и мы подошли как можно ближе к берегу. Капитан Делонг, с Алексеем в качестве переводчика и мистером Данбаром в роли лоцмана, попытались высадиться на берег, но бурное море и сильный прибой у кромки льда вынудили их вернуться. Туземцы, лучше знавшие свои прибрежные воды, сами прибыли на корабль на своих кожаных лодках. Но Алексей не смог их понять, кроме того, что они хотели сухарей, патоки и рома, причём рома в особенности, поэтому никаких дополнительных сведений о Норденшельде мы не получили. Далее была замечена ещё одна деревня, в которую был послан лейтенант Чипп. Он высадился на берег и через старую женщину, которая раньше жила на острове Кинг в заливе Нортон-Саунд и говорила на понятном Алексею языке, узнал, что «Вега» перезимовала в каком-то заливе западнее этого места, но весной благополучно освободилась ото льда и ушла на восток.

По мере продвижения на запад всё чаще стали встречаться моржи и тюлени. К кораблю время от времени подплывали туземцы. Они весьма умело используют надутые воздухом кожаные поплавки, чтобы увеличить остойчивость своих лёгких лодок, а также в качестве кранцев, чтобы причаливать к борту корабля, или как сигнальные буйки для той добычи, которую они оставляют в море, если не могут взять её с собой. Недалеко от зимовки «Веги» оказалась большая деревня, в неё был отправлен отряд под командованием лейтенанта Чиппа. Через несколько часов лодка вернулась, привезя с собой такие предметы, как консервные банки, шведские монеты и пуговицы; туземцы, которые упоминали имена некоторых офицеров «Веги», демонстрируя подарки, полученные от них, и которые особенно ценили пустые банки, сказали, что для них это реликвии в память о пребывания там Норденшельда. Вождю было дано зашитое в парусину письмо, с просьбой передать его на первое судно, которое появится в этих местах.

Выполнив таким образом указания военно-морского ведомства относительно Норденшельда и его отряда, мы направились на север от Колючинской губы, постоянно двигаясь, чтобы предотвратить образование льда вокруг корабля, и огибая край паковых льдов, которые заставляли нас постепенно отклоняться к востоку. В течение нескольких дней мы отыскивали проходы среди льдов, сохраняя курс как можно более на север, пока, наконец, вечером 4 сентября не увидели остров Геральд. Все проходы в паковых льдах, имевшие хоть малейшее направление на север, теперь были испробованы, но с тем же бесплодным результатом – льды теснились на восток; так что ничего другого не оставалось, как решительно повернуть на запад к острову Врангеля (долгое время считавшимся частью большого континента, простиравшегося до самого полюса) и искать там гавань для зимовки. Нас часто удивлённо спрашивают: «Почему «Жаннетта» пошла в паковые льды?» Ответ таков: это был арктический корабль, направлявшийся в путешествие к полюсу, и нельзя было ожидать, что он достигнет полюса, не столкнувшись со льдами. Лучшие авторитеты того времени утверждали, что существует континент, простирающийся от острова Врангеля до Гренландии; течения, идущие между островами в Атлантический океан, были хорошо известны, а вращение Земли должно было переносить всё с запада на восток; поэтому было справедливо предположить, что, если корабль попадёт в лёд к северу от острова Геральд, то он будет дрейфовать вдоль этого гипотетического  континента или на северо-восток к острову Принс-Патрик[12].

Но «…прекрасный план по воле рока не преуспеет…»[13]. По мере того, как мы продвигались на запад, льдины смыкались позади нас и фактически отрезали нам путь к отступлению, если только осенние штормы и волнение не разрушат лёд. Было замечено китобойное судно, выискивающее добычу вдоль края паковых льдов, мы запоздало пожалели, что не послали с ним почту. Тем не менее мы понемногу продвигались с помощью лебёдки и завозного якоря вплоть до 6 сентября, когда торосы и массы льда затвердели за одну ночь, и корабль оказался вмороженным с креном на правый борт в десять-двенадцать градусов, что сделало перемещение по палубам и лежание на койках очень неудобным. Только один раз судно освободило от тисков льда, но и то всего на час или два, до того момента, когда его окончательно раздавило в июне 1881 года.

Команда рассредоточилась по льдине шумными ватагами, собак тоже отпустили на волю. Каждый человек был вооружён пикой или альпенштоком, на который он мог опираться, перепрыгивая по торосам, или в качестве спасательного средства, когда проваливался в воду, что бывало весьма часто. Видели медведей, но днём они держались на приличном расстоянии и поспешно убегали, сопровождаемые криками и гиканьем. По ночам ледовые (как их предпочитают называть норвежцы и датчане, вместо «полярные») медведи много раз подходили к судну, внимательно осматривали толстый канат ледового якоря, и регулярно ускользали от внимания вахты. А сорок одна собака притворялись робкими и застенчивыми, пока не попробовали тех лакомств, которые сопровождали успешную медвежью охоту. Это было захватывающее зрелище! Стая собак, визжа и щелкая зубами, бежит по пятам за бедным мишкой, который мчится по льдине к торосам или открытой воде с грациозностью коровы, но со скоростью оленя, разметая снег, как пух, и вскоре оставляет собак и охотников далеко позади. Часто его любопытство берёт верх над здравым смыслом, и он останавливается, чтобы посмотреть поближе на эти странные существа, которые осмеливаются обратить его в бегство, ибо он – владыка Арктики, лёгкой добычей которого становятся тюлень и морж – от одного удара его мощной лапы. Поднявшись на задние лапы, он с удивлением и презрением взирает на воющую стаю, пока не приблизится самый быстрый из охотников, и тогда медведь, заметив более существенного врага, снова падает на четыре лапы и продолжает свой бег. Выбрав место среди высоких торосов, где он чувствует себя в безопасности, он поднимается ещё раз, и горе тогда собакам, потому что он непревзойдённый боксёр, каждый удар которого – смертельный! Но вот в игру вступает казнозарядный «Ремингтон» и убийство собак прекращается… Однажды наш ледовый лоцман мистер Данбар убил медведя в подобной охоте первым же выстрелом – единственный раз за время плавания. Он был весом около тысячи фунтов и с ослепительно белой шерстью.

Тем временем «Жаннетта» неуклонно дрейфовала к острову Геральд, и, поскольку было совершенно ясно, что её отнесёт на северо-запад, было решено попытаться высадиться на остров, чтобы воздвигнуть тур и оставить там записку. Для этой цели был снаряжён отряд, состоящий из лейтенанта Чиппа, мистера Данбара и меня, с Алексеем в качестве каюра; провизии было взято на неделю. Мы полагали, что лёд доходит до самого острова, но когда подошли к нему на несколько миль, то обнаружили полосу открытой воды, делающую дальнейшее продвижение абсолютно невозможным. Было бы откровенной глупостью ждать, пока вода замёрзнет, а затем без помощи лодки перебраться к подножию отвесных скал. Корабль быстро дрейфовал мимо, а на острове не могло быть никакой пищи, так что в случае разлуки с «Жаннеттой» мы неизбежно умерли бы с голоду. Осознав наше положение, мы неохотно повернули назад.

Тем временем ы продолжали дрейфовать в направлении к острову Врангеля. Ежедневно проводился замер глубины, а измерения координат – дважды в день. Для измерения движения льда на дне постоянно держалась балластина[14]; дно также протраливалось для образцов грунта и живности. У каждого офицера были свои особые обязанности, и вся команда корабля работала, как единое целое. Временами наша бортовая библиотека подвергалась тщательному просмотру в поисках авторитетных источников информации, когда офицеры – любознательные и наблюдательные, как студенты и весёлые в любых обстоятельствах – вступали в дружескую научную дискуссию в своих маленьких каютах. Так, без ожидаемых штормов, спокойно прошёл октябрь. Лёд был сравнительно спокоен; время от времени от далёкого волнения по льду передавались низкие рокочущие звуки. К концу месяца на горизонте показался остров Врангеля, и стало совершенно очевидно, что мифический континент представляет собой лишь остров, высокий и гористый. Вскоре нашу льдину прибило к острову, и, когда корабль оказался напротив самой северо-восточной точки острова на относительном мелководье глубиной в шестнадцать саженей[15], льдина стала пучиться и покрываться торосами и трещинами во всех направлениях, а скрежет и грохот ломающегося льда звучали как раскаты далёкой артиллерии. Корабль оказался окружённым массивными торосами. Огромные льдины размером с дом колыхались вверх и вниз, как гигантские киты. Положение наше стало в высшей степени опасным, ибо даже если судно выдержит огромное давление льда, существовала реальная опасность того, что обломки торосов весом тонн двадцать, а то и пятьдесят обрушатся на палубу корабля и раздавят его. Ввиду этого были сделаны срочные приготовления к оставлению корабля – не очень-то утешительная перспектива; и тут вдруг наша льдина раскололась вдоль левого борта и обнажила длинную полосу открытой воды, а правый борт остался вмёрзшим в лёд, как в литейную форму.

Это был момент крайней опасности. Если лёд сомкнётся снова, «Жаннетта» будет раздавлена, как яичная скорлупа. Лёд расступился почти на тысячу ярдов, а затем медленно сблизился. Бедный корабль заскрипел и застонал от страшного напряжения, но, к счастью, окружающий судно лёд послужил ему защитой. Палубные настилы вспучились, пакля и смола выступили из швов, и почти полное ведро воды, стоявшее на квартердеке, наполовину выплескалось от сотрясений. Почти никто не мог уснуть; те, кому это удавалось, спали в одежде. И всё же дисциплина на корабле была безупречной. Матросы пели и шутили с показным хладнокровием, очищая палубы от льда или откалывая нависающие над фальшбортом глыбы. Мощные внутренние распорки, установленные на верфи в Калифорнии, хорошо выдерживали давление; наконец, напирающая на борт льдина с грохотом переломилась, обломок её обрушился на судно и столкнул корабль с его ложа в полынью. Льдины снова начали обступать «Жаннетту», но с наступлением темноты вокруг неё сформировался молодой лёд, и вскоре она снова была в ледяном плену, чтобы никогда больше не быть освобождённой до рокового дня 12 июня 1881 года.