Читать книгу Неоцифрованное детство - Дмитрий Ашаев - Страница 9

Я вспоминаю морозные дни, когда мы с пацанами гоняли хоккей во дворе. Все начиналось обычно так: Толик заходил на Пашкой, Пашка с Толиком за Славкой, а потом все втроем, спускаясь с третьего этажа звонили в дверь и спрашивали у моей мамы, открывавшей двери: «Драсьте, а Дима выйдет гулять?» и гурьбой вваливались в узкую прихожую. Мама меня отпускала, а пацаны, не дожидаясь, убегали во двор, крича уже из глубины подъезда: «Догоняй, мы в «Полете».

– Мам, можно?

– Можно! Только надень что-нибудь потеплее, а не этот свой полупердунчик!

– Хоршо!

Быстро-быстро-быстро одеваешься, пугая кошку Машку. Штаны с начесом, вязаный свитер, варежки с батареи. Хватаешь клюшку, она всегда стояла в углу, там же где и лыжи. В то время лыжи только деревянные, и только «Karejala». Особый шик – смоленые деревянные лыжи. У меня папа сам смолил лыжи паяльной лампой в гараже. Зачем это нужно было делать? Я не знаю, но лыжи после этого, такое ощущение, что кто-то их тормозил, бросая невидимые якоря. Они просто не ехали.

Так вот, хватаешь ее, клюшку, обмотанную синей изолентой, и еще шайбу, ноги – в подшитые валенки, и на бегу застегиваешь коричневое короткое клетчатое пальтишко. Два этажа вниз по темному коридору подъезда, плечом выталкиваешь дверь и… Яркий белый свет, прямо ото всюду. Ты замираешь на крыльце, жмуришься, натягиваешь кроличью ушанку на глаза и все равно, не сдержавшись, громко чихаешь. Еще несколько секунд ты начинаешь в этом сплошном молоке различать дома, деревья и своих друзей. Надеваешь варежки, старушке у подъезда на лавочке «Драсьте», и через дырку в заборе во двор детского сада. Там уже пацаны делятся на команды и спорят, кому на воротах стоять. Тогда воротами служили два деревянных ящика, принесенные накануне с Толиком от задней стороны магазина «Восход», что на улице Шабалина. Мы взяли их с двух сторон и бегом, трусцой закинули за ближайший сугроб, а там уже короткими перебежками притащили в свой родной двор.

На воротах стоять никто не хотел, поэтому выбирали случайным образом, при помощи считалки или методом «Тридцать первый вАда». Это, когда счетовод из участников игры считал про себя, начиная с единицы. Кто-то кричал «Стоп!». С этого момента счетовод продолжал вслух, указывая на каждого из играющих: «Двадцать восемь, двадцать девять, тридцать, тридцать один!». Тот, на кого указывала рука счетовода на «Тридцать один», и становился избранным ведущим или, в нашем случае, вратарем.

Дворовый хоккей явление интересное, хотя внешне очень похожее на беспорядочную возню. Ни у кого не было коньков. Клюшки у всех разные. У кого-то хоккейные, у кого – для игры в хоккей с мячом. Но играли все. Играли с таким азартом, что потом, наносившись, просто плюхались усталые в сугроб и кушали снег. Прямо с варежек объедали ледяные катышки. И они казались сладкими.

Снимаешь ушанку и смотришь, как из нее валит пар. И тут крик бабушки Толика из окна: «Толик, ну-ка надень шапку, простынешь!». А сам сидишь и думаешь: «А мне необязательно!». Но шапку все равно надеваешь и, открыв рот, пытаешься словить кружащиеся снежинки.

Вечерело, все разошлись по домам. Я все сидел в сугробе и смотрел на кружившиеся в свете фонарей искры-снежинки. Как сейчас помню детский садик, окруженный пятиэтажками с горящими квадратами окон, и непонятное чувство – неохота идти домой. Жил бы на этом сугробе. Придешь домой, тебя мама отругает, где, мол, валялся, весь сырой насквозь, а я даже и не заметил. И ведь даже наказать могли.