Читать книгу Лефортово и другие - Дмитрий Барабаш - Страница 15

Спичечный коробок синагоги

трясётся над ухом Бульварного,

над красной раковиной кремлёвской стены.

Слышите треск?

Это спорят вполголоса, меряясь коленами

Израилевы сыны.

Мавзолей – мраморная беруша,

с резиновой куколкой

Acherontia atropos* в сердцевине,

ватные шарики склепов – хранители тишины.

То вьюга свистит, то звенит проводами стужа

и лыбится Стиксом по площади

ботоксный рот луны.

Пушка на мочке уха торчит серёжкой,

Гоголь пугает мальчиков из кустов.

Вот она! Кажется, грянет сейчас свобода,

дунет в стекляшки арбатовских парусов!

…и пронесется в Кутузовский, злобно лая,

вой красно-синих лампочек, скрежет жал…

Кто вам сказал, что она должна быть другая?

Кто вам все эти глупости обещал?

– Я обещала!

– А кто ты скажи такая?

Песенка, девка с хвостиком, дым костра?

Я не такая, скажешь опять, другая,

типа не с этой улицы, дочь посла?!

Поздно вихляться, деточка, ты попала,

здесь не канают сказки про то добро…

– Я ничего такого им, дяденьки, не обещала,

всё что хотите дяденьки, камешки, серебро.

Только не надо, пёрышками не надо,

я ведь люблю вас, дяденьки, я ведь для вас на всё.

– Девочке сотку виски и плиточку шоколада…

Вот и всего романтики: выжатые инстинкты —

фреш на подносе к завтраку.

Бросишь нечаянный взгляд

на своё отражение в том подносе,

в тонких морщинках, вырезанных по металлу,

под игривыми капельками разбрызганных страстей,

подумаешь, зачем ты здесь

нарисовался полусогнутый,

в белых перчатках, в облегающем ляжки трико,

в напомаженном парике

расфуфыренный нелепее официанта

ресторана «Турандот» на Тверском?

Неужели вот ради этого случайного

эксгибиционистского изгиба,

еле заметной улыбки в уголке безучастных губ

и стоило всё придумывать, завивать в сюжеты,

наблюдать внимательно как растут,

делать засечки по каждому из поколений

на камне, на глине, на обоях, на дверном косяке,

по миллиметру, по дюйму, до сорока колен,