Читать книгу Бремя черных - Дмитрий Быков - Страница 5

В России выясненье отношений

Бессмысленно. Поэт Владимир Нарбут

С женой ругался в ночь перед арестом:

То ему не так, и то не этак,

И больше нет взаимопониманья,

Она ж ему резонно возражала,

Что он и сам обрюзг и опустился,

Стихов не пишет, брюзжит и ноет

И сделался совершенно невозможен.

Нервозность их отчасти объяснима

Тем, что ночами чаще забирали,

И вот они сидят и, значит, ждут,

Ругаясь в ожидании ареста

И предъявляя перечень претензий

Взаимных.

И тут за ним приходят —

Как раз когда она в порыве гнева

Ему говорит, что надо бы расстаться,

Хоть временно. И он в ответ кивает.

Они и расстаются в ту же ночь.

А дальше что? А там, само собою,

Жена ему таскает передачи,

Поскольку только родственник ближайший

Такую привилегию имеет;

Стоит в очередях, носит продукты.

Иметь жену в России должен каждый —

Или там мужа; родители ненадежны,

Больны и стары, а всякий старец

Собою озабочен много более,

Чем даже отпрыском. Ему неясно,

С какой он стати, вырастив балбеса

И жизнь в него вложив, теперь обязан

Стоять в очередях. Не отрицайте,

Такое бывает; вообще родитель

Немощен, его шатает ветром,

Он может прямо в очереди сдохнуть,

Взять и упасть, и не будет передачи.

В тюрьме без передачи очень трудно.

В России этот опыт живет в генах.

Все понимают, что терпеть супруга

Приходится. Любовниц не пускают,

Свиданий не дают, а женам можно.

Ведь в паспорте никто пока не пишет

«Любовница»! А получить свиданье

Способен только тот, кто вписан в паспорт.

Вот что имел в виду Наум Коржавин,

Что в наши, дескать, трудные времена

Человеку нужна жена. Нужна. Уж верно,

Не для того, чтоб с нею говорить.

Поэтому выясненье отношений

Бессмысленно. Поэтому романы

В России кратки, к тому же всегда негде.

Нашли убогий угол, быстро слиплись,

Быстро разлиплись, подали заявленье,

Сложили чемодан и ждут ареста.

Нормальная любовь. Потом плодятся,

Дети быстро знакомятся, ищут угол,

Складывают чемодан и ждут ареста.

Паузы между эпохами арестов

Достаточны, чтобы успели дети

Сложить чемодан и слипнуться. Ведь надо

Кому-нибудь стоять в очередях.

В любви здесь надо объясняться быстро —

Поскольку холодно; слипаться быстро —

Поскольку негде; а разводиться

Вообще нельзя, поскольку передачи

Буквально будет некому носить.

В Берлине, в многолюдном кабаке,

Особенно легко себе представить,

Как тут сидишь году в тридцать четвертом,

Свободных мест нету, воскресенье,

Сияя, входит пара молодая,

Лет по семнадцати, по восемнадцати,

Распространяя запах юной похоти,

Две чистых особи, друг у друга первые,

Любовь, но хорошо и как гимнастика,

Заходят, кабак битком, видят еврея,

Сидит на лучшем месте у окна,

Пьет пиво – опрокидывают пиво,

Выкидывают еврея, садятся сами,

Года два спустя могли убить,

Но нет, еще нельзя: смели, как грязь.

С каким бы чувством я на них смотрел?

А вот с таким, с каким смотрю на все:

Понимание и даже любованье,

И окажись со мною пистолет,

Я, кажется, не смог бы их убить:

Жаль разрушать такое совершенство,

Такой набор физических кондиций,

Не омраченных никакой душой.

Кровь бьется, легкие дышат, кожа туга,

Фирменная секреция, секрет фирмы,

Вьются бестиальные белокудри,

И главное, их все равно убьют.

Вот так бы я смотрел на них и знал,

Что этот сгинет на восточном фронте,

А эта под бомбежками в тылу:

Такая особь долго не живет.

Пища богов должна быть молодой,

Нежирною и лучше белокурой.

А я еще, возможно, уцелею,

Сбегу, куплю спасенье за коронку,

Успею на последний пароход

И выплыву, когда он подорвется:

Мир вечно хочет перекрыть мне воздух,

Однако никогда не до конца:

То ли еще я в пищу не гожусь,

То ли я, правду сказать, вообще не пища.

Он будет умирать и возрождаться

Неутомимо на моих глазах,

А я – именно я, такой, как есть,

Не просто еврей, и дело не в еврействе,

Живой осколок самой древней правды,

Душимый всеми, даже и своими,

Сгоняемый со всех привычных мест,

Вечно бегущий из огня в огонь,

Неуязвимый, словно в центре бури, —

Буду смотреть, как и сейчас смотрю:

Не бог, не пища, так, другое дело.

Довольно сложный комплекс ощущений,

Но не сказать, чтоб вовсе неприятных.