Читать книгу Развилка. Поэмы и были - Дмитрий Гавриленко - Страница 12

Дебрянск, затерявшийся в дебрях веков,

Имел от природы охранников,

И каждый был к небу и солнцу влеком

Той силой, что знает заранее,

Как лучше устроить земные дела

И соотнести их с небесными.

Здесь чаща густая дышала, цвела

Пчелиной духмяною песнею.

Дубрава надёжностью дикой своей

Дарила и крепь, и уверенность,

С утра заливался вовсю соловей —

Солист, глухоманью проверенный.

Нечасто бывает в лесах уголок,

Где подступы – словно зашитые

И плещутся вдоль, и бегут поперёк

Кормилицы-реки, защитницы.

Десна поражала своей шириной,

Болва удивляла течением:

Ей скучно под солнцем славянским одной —

Отсюда к сестрице влечение.

Слились в полноводном потоке они,

Сверкая от радости золотом.

Не диво, что рядом вспорхнули огни

Кургана под небом распоротым.

На ярко-зелёной вершине его

Сошлись рыболовы, охотники.

Места показались им больше всего

Для жизни оседлой пригодными.

Так Чашка возникла вверху и вдали,

Главу вознеся над окрестностью.

Внутри сердцевина дебрянской земли

Восстала бревенчатой крепостью.

В Десне изобилие щук и сомов,

Чащобы с медведями, зубрами.

Тут светлое царство природы самой,

Людьми со старанием убранной.

Не зря обустроенный, рослый курган

Прославлен торговлей, ремёслами.

К умытым прозрачной водой берегам

Насады причалили с вёслами.

Причалы прокладывать стали пути

С языческих мест в христианские,

А волей-неволей с креста не сойти —

Расширили крестное странствие.

Природная насыпь была высока,

Её дополняли искусственной.

Опорой одна и другая река

Служили запоров искуснее.

И Чашка жила, опоясана рвом

Широким, а глубь – трёхметровая.

С неё погляди: распростёрлась кругом

Вся местность лесная, здоровая.

Таких городищ поискать – не найдёшь

В минувшего тёмных урочищах,

Как будто идёт нескончаемый дождь,

Размывший века среди прочего,

Как будто у предков гостюешь сейчас,

Что долгой стезёю протопали

Над зарослями за какой-нибудь час

И в тот же момент – над эпохами.

Немало сокровищниц Древней Руси

Разрушено было монголами.

Потери давнишние не воскресить

И под небесами неголыми.

За веру святую Романа отец,

Великий владетель Черниговский,

Ордынцами злобно, без всяких затей,

Убит в сентябре – в центре ига их.

Что сделать в ту пору мог юноша-сын,

Наследник разбитого княжества?

От горя – горячего моря – остынь

И жди, как разруха уляжется?

Роман поступил по-иному – ему

Хватило упорства и мужества.

Решил он поехать к Бату самому,

Владельцу чужого имущества.

Нашествие стрелы несло и огонь,

А всё уцелевшее грабило.

Оно не щадило в пути никого,

Воюя с дружиной и бабами.

И юноша сердце скрепил навсегда

Жестокими, жёсткими целями.

Усобица, как без пределов беда,

Неопытных зрела умелыми.

Поездка в Орду – это терны венца,

Обратных мостов не сожжение.

Привёз он в Чернигов и тело отца,

И ханский ярлык на княжение.

Оплакали те, кто остался в живых,

Как мученика, так и прошлое,

Наследники стали земель родовых

Радетелями прехорошими.

Средь братьев Роману достался в удел

Дебрянск, при Десне расположенный.

Недолго в пенатах отцовских сидел,

Горюя о чести низложенной.

Ярлык от язычника – зримый позор,

На сердце пятно – несмываемо.

Для Рюриковича – злодейский узор

В гербе при дороге незнаемой.

Исконную совесть не уберегли

И к хану за властью приехали,

Толпились позорно друзья и враги,

Совсем не считаясь с помехами.

Усобица! Вмиг позабылась она

На дикой площадке Батыевой,

А в эту минуту стонала страна

Измученным голосом Киева.

Он ехал с дружиной и думал о том,

Как будет радеть и наследничать,

Заботясь о скромном уделе своём

В местах, где нельзя привередничать.

Река, и болото, и лес-берендей,

К тому же – угроза нашествия

И мало при граде посадских людей;

В округе – одни происшествия.

На деле Дебрянск становился другим,

Ведь в нём обретали пристанище,

Кто жизнь уберёг, хоть остался нагим,

Спасаясь от полчища ханского.

А в Чашке остались, укрыты землёй,

Лишь печи, что плавкой известные,

Ножи, инструменты да грудой одной —

Иконки, керамика, крестики.

Высокую Чашку настигли враги,

Которым завидовать впору.

Сгорела она, но никто не погиб:

Ушли на Покровскую гору.

Давно в городище был ход потайной

Прокопан на случай опасности,

И каждый мужик с детворой и женой

Предстал чудодейственно спасшимся.

Такую историю князь услыхал,

А время-то длилось тревожное.

На Русь налетал, будто коршун, нахал,

Приведший всех конных безбожников.

Роман поразмыслил, и вот на горе,

Над речкой, лесами, болотами,

Вновь крепость могла защитить и согреть

Орлов с их детьми желторотыми.

Точили мечи, наконечники стрел,

Ковали другое оружие.

Крепчал на глазах отдалённый удел —

Удар по тому, кто заслуживал.

А мирную жизнь защити – и судьба

Лазурной изнанкой распустится.

Уже увенчалась успехом борьба?

Она не настолько проста, как капустница.

Торговля наладилась через Десну,

Тут кожа, мёд, воск и мехов изобилие.

Могла и дружина спокойно вздохнуть

И не напрягать сухожилия.

Посад хорошел, расширяясь к реке,

Занявшись щитами, кольчугами.

Дебрянск устремился вперёд налегке

В шеломе шагами упругими.

Напал на Романа Миндовг из Литвы,

Обрушился шумною конницей,

И снова в дебрянских лесах вековых

Запахло тревожной бессонницей.

Надел князь доспехи и сел на коня,

Повёл сам дружину в сражение.

Рубились жестоко до гибели дня,

До солнца с небес низвержения.

Светило ушло, и врагов увело —

Живыми остались немногие.

Напуганы были литовцы зело,

Бежали знакомой дорогою.

Роман же доволен, а раны сперва

Его не весьма беспокоили.

У крепости славной, у главного рва,

Дружинники стали героями.

Молитвы вовсю помогали тогда

И дебри вокруг неприступные.

Княгиня-красавица мужем горда

И матерью Божьей, заступницей.

Не зря на горе этой храм Покрова

Вознёсся, красивый, из дерева.

И слава жива, и святые слова

Большого, Всевышнего, терема.

Миндовг оклемался и новую рать

Собрал в тех лесах, что при Балтике;

Неймётся ему, понеслись умирать

Оружные вои – не мальчики.

В Литве получив королевскую власть,

Никак не желал успокоиться.

Как тать, на дебрянцев намерен напасть,

Расширить владенья – удвоиться.

Ведь княжество было его небольшим,

Миндовг на чужое позарился.

Прикидывал площадь на лживый аршин,

Равнину в борьбе и пожарищах.

Роман понимал, что попал под прицел

Весь род их Чернигово-Северский,

И если Миндовг в том бою уцелел —

Придёт за лугами и клевером,

Простором лесным и богатством полей,

За мёдом, мехами и кожами.

Но князь оказался литовца умней

И сделал почти невозможное:

Расширил дружину и братьев привлёк,

Чтоб действиями их совместными

Хранить и таить родовой уголёк

И силы, и чести, и честности.

Коварный противник в открытом бою

Повторно очнулся разгромленным.

Об этом в былинах замшелых поют

На гуслях Бояны – не сломлены

Напором ордынцев, атакой Литвы,

Их жадностью к приобретениям.

И певческий голос, и шёпот листвы

Сродни полуночному бдению.

Окрепший посад ликовал-пировал,

Украсилась крепость дебрянская

Виновниками сего торжества —

Любовью, содружеством братскими.

И нет ни баскаков, ни злобной Орды,

Как будто попрятались вороги.

От горечи междоусобной вражды

Остались лишь дальние всполохи.

Миндовг получил обновлённый урок,

Бату был тревогой, угрозою.

Роману опасности явные впрок:

Он выводы делал серьёзные.

А схватки с врагом свой оставили след

В душе и на теле израненном.

От язвы давнишней князь вскоре ослеп,

Лечили его со старанием

И знахари лучшие, да и жена

Искала вернейшее снадобье.

В посаде ближайшем старушка одна

Сказала: икона тут надобна —

Намолена верой славянской святой,

Печерская – Божией Матери.

Бояре прислушались к женщине той,

Гонцов снарядили искать её.

Романа любил православный народ,

Желал ему выздоровления.

Десною широкой и светлой порой

Доставили князю спасение.

Молился он истово на берегу,

И чудо явилось, как водится.

Прозревший увидел иголку в стогу

И милость узнал Богородицы.

На месте чудесном воспрявший Роман

Велел возвести монастырские

Высокие стены. С любого холма

Видны их врата богатырские.

И знает великая матушка-Русь

О Свенской святыне красивейшей.

Приду к ней теперь, не спеша помолюсь

И стану навеки счастливейшим.