Читать книгу Правда и Небыль - Дмитрий Грунюшкин - Страница 13

Дорога из Арт-музея в ресторан «Пармезан»

Юрьев направился к выходу из музея, но наткнулся взглядом на сибиряка Сашу.

– Саш, я тут на встречу еду. Извини, дела. В другой раз про деньги давай потолкуем, ладно? – почти извиняющимся тоном проговорил банкир. Ему было не очень удобно, что разговор с родственником жены оказался скомкан из-за известия о краже. Саша молчал и смотрел на банкира добрыми глазами. Внезапно Юрьеву захотелось сгладить ситуацию, сделать человеку что-то доброе, и он из вежливости предложил первое, что пришло ему на ум: – Если ты куда едешь, хочешь, я тебя подброшу, хотя бы до метро? Или ты ещё в музее побудешь?

Саша вроде как обрадовался вниманию большого руководителя к своей персоне и радостно закивал.

– Алексей Михайлович, я музей-то уже осмотрел. Пожалуй, к себе поеду. Я тут квартирку снимаю. Джанибекова, дом два, – затараторил гость из Сибири. – Две штуки сутки. Дорого, конечно, но тут у вас всё дорого. Вот туда сейчас и двину. А потом позже встреча у меня. Будет здорово, если вы хотя бы до метро подбросите. А вы-то сами в какую сторону направляетесь?

Алексей Михайлович сначала удивился постановке вопроса, потом вспомнил, что простое «куда» считается дурной приметой. «Не кудыкай» – это он слышал ещё в детстве от взрослых. В Сибири, наверное, такое до сих пор осталось, подумал он.

– Двигаюсь я в район Большого Немировского, – начал уточнять Юрьев, – но тебя могу подхватить и высадить, скажем, у метро «Парк Академика Сахарова». Или хочешь, мои бойцы из безопасности тебя прямо до дома довезут на своей машине? С ветерком и комфортом.

– Да нет, – скромно замялся сибиряк. – Ну зачем мне такие почести? Вот если до метро довезёте, отлично будет. Я быстрее так до квартиры доберусь. Возьмёте пассажира на борт?

– Хорошего человека почему не взять? – согласился банкир.

Через пару минут он вместе с попутчиком уже сидел в чёрном представительском «мерседесе». За рулём в тот день находился Сан Саныч, опытный водитель-охранник, долгое время проработавший в 15-м «бункерном» управлении КГБ СССР, надёжный, как скала, умный, тонкий и бдительный человек.

– У нас сегодня два «хвоста», – предупредил Сан Саныч, кивая взглядом в сторону двух чёрных как смоль джипов сопровождения, один из которых поехал впереди машины председателя, а другой пристроился сзади.

– Вы всегда с таким прицепом передвигаетесь? – поинтересовался Саша.

– Иногда. – Юрьев попытался уйти от конкретного ответа. Ему не хотелось посвящать в сложившуюся неприятную ситуацию постороннего. Он решил перевести разговор на нейтральную тему. – Всегда тут пробка, – проворчал банкир, ёрзая на заднем сиденье. – Не могли объезд нормальный сделать. Опоздать можем.

– Н-да, – глубокомысленно протянул Саша. – Кто в пробках постоял, тот над мопедом не смеётся. У нас проще с этим.

– У вас – в смысле в Сибири? – уточнил Алексей Михайлович. – Сибирь большая.

– В Новосибе, – пояснил приезжий. – Я вообще-то сам не оттуда ро… – Он запнулся, и в этот момент зазвенел мобильник.

Сначала за ним в карман машинально потянул руку банкир. Потом до него дошло, что такую мелодию он ни на кого не ставил – то были колокола, отзванивающие что-то сложное.

Свой телефон начал было искать и его спутник, но потом он недоумённо покрутил головой и вдруг рассмеялся.

– Там, – сказал он, показывая на окно.

Алексей Михайлович нажал кнопку, и стекло уехало вниз. Звук стал громче. Да, то были самые настоящие церковные колокола – они звенели на всю улочку.

– Здесь монастырь какой-то, – с трудом вспомнил Юрьев.

– Богородицко-Сретенский женский ставропигиальный монастырь, – с очень лёгким укором в голосе подсказал Сан Саныч.

– Ставро… что? – переспросил банкир.

– Ставропигиальный, – уточнил Саша. – Значит, Патриарх им управляет. Сам.

– Или Синод, – добавил Сан Саныч.

Юрьеву стало немного неудобно. Он считал себя православным, но вот такие подробности не знал, да и, если честно, не особо интересовался.

Колокола ещё немного позвонили и смолкли.

– А чего звонили-то? – спросил Алексей Михайлович.

– Богу звонили, – серьёзно сказал Сан Саныч.

– Вечерня начинается, – уточнил Саша.

– Вечерня нового дня, – добавил Сан Саныч, – церковный день начинается с вечерней службы… О, двинулись!

– А я и не думал, что ты эти церковные вещи знаешь, – сказал руководитель банка Сан Санычу.

– У меня дедушка был дьячком, – ответил водитель, ныряя в очередной поток машин.

Алексей Михайлович считал, что он знает о Сан Саныче всё или почти всё, он долго и тщательно наводил справки, но вот про его деда не слышал. Это удивляло.

Стоящая впереди машина мигнула красными огнями и проехала несколько метров, после чего снова остановилась.

– Авария, наверное, – предположил Саша.

– Снова всё раскопали, – проворчал водитель.

– Завтра заранее надо выехать, – забеспокоился главный пассажир «мерседеса», обращаясь к водителю. – Сан Саныч, ты помнишь, что мы завтра в Домодедово едем, в Лиссабон я лечу?

– Ну конечно помню, – успокоил человек за рулём. – Действительно, давайте я за вами пораньше заеду.

Саша отреагировал странно.

– В Лишбоа летите? – вздохнул он. – Всегда хотел посмотреть.

Юрьев с удивлением глянул на собеседника. Его поразило что сибиряк назвал столицу Португалии на португальском.

– Я там родился, – объяснил Саша. – И по паспорту я вообще-то Алешандре. Так получилось.

– Интересно девки пляшут, – удивился банкир. – И как же это, мил человек, тебя так угораздило?

Саша решительно становился всё интересней и интересней.

– Да чего там рассказывать, – махнул рукой сибиряк. – Жизнь, она такая. Ну, короче…

Саша кратко поведал банкиру историю своей жизни. Тот слушал собеседника вполуха, так как ситуация с кражей экспонатов не давала ему покоя и он не мог полностью сосредоточиться на длинном рассказе. Саша говорил много и долго, но внезапно примолк, Юрьев даже не сразу заметил, когда его попутчик замолчал. Банкир покосился и увидел, что сибиряк пишет на своём телефоне эсэмэску, с трудом ища пальцами маленькие буковки. Тогда он откинулся на сиденье, прикрыл глаза.

Сибиряк ему нравился. Находиться рядом с Александром было комфортно – примерно как гулять с ньюфаундлендом: сильный, но совершенно не агрессивный зверь, от которого не ждёшь плохого. «Нестеснительный, но не наглый», – сформулировал для себя Юрьев. Он вёл себя естественно, не стыдился своей провинциальности, с интересом реагировал на незнакомое, но обо всём имел своё мнение. Однако было в Саше и что-то не до конца понятное. Следы сведённой татуировки на левой руке. Спрашивать о ней Сашу в лоб было как-то не очень тактично. Наводящие вопросы о своём недавнем прошлом сибиряк не то что игнорировал, но как-то ловко обходил, словно опытный шкипер, огибающий рифы, забалтывая собеседника какими-то мелкими деталями. Подозрительно…

От размышлений Юрьева отвлёк длинный гудок. Кто-то рвался вперёд. Через несколько секунд длинная чёрная машина с шумом унеслась куда-то вдаль.

– Кто проехал такой резкий? «Майбах»? – спросил сибиряк. И сам себе ответил: – «Майбах». Красивая машина. Только вот цена неинтересная. Ваше авто по соотношению цена – качество получше будет.

– Мне как-то всё равно. – Алексей Михайлович пожал плечами. – Что в банке дадут, на том и езжу. Мы вообще-то и «майбах» купить можем.

Только зачем? Для понтов? Машина – не роскошь. Роскошь – это средства на её приобретение и передвижение. Как выражается Иван Иванович, перед светофором все равны. А их в Москве много. Так что практической разницы…

– Иван Иванович? С которым вы меня в музее познакомили? – уточнил Саша. Дождавшись утвердительного кивка, он долго крутил в своих могучих руках телефон, казавшийся игрушкой, и вдруг задал довольно неожиданный и странный вопрос, перейдя с собеседником на «ты»: – Михалыч, не моё дело, наверное… А ты ему доверяешь?

Юрьев посмотрел на сибиряка с укоризной:

– Он начальник безопасности банка. Занимается, на секундочку, ещё и моей личной охраной. Если ему не доверять, то кому тогда вообще верить можно? – Банкир вернул вопрос собеседнику.

– Мм… Вот как… И всё нормально? – продолжал допытываться сибиряк. – То есть ты знаешь, и ничего? Лишь бы дело делал?

– Что знаю? – не понял банкир.

Сибиряк немного поколебался, потом махнул рукой:

– А, ерунда. Показалось, наверное. Я его видел-то всего ничего. Ладно, проехали.

– Тронул – ходи, – заинтересовался руководитель банка. – Что с Ивановичем не так?

– Напряжённый он какой-то, – нехотя выдавил из себя Саша. – У него с семьёй всё хорошо?

Тут Юрьев понял, что Саша, несмотря на свои психологические дарования, не умеет врать. Было видно, что он сочинил своё объяснение наспех, вот прямо сейчас. А может, и не сочинил, а сказал какую-то часть правды – только самую неважную.

– У Гоманькова нет семьи, – вздохнул Алексей Михайлович, тоном давая понять, что не хочет вдаваться в подробности.

– Вон оно что… – проговорил Саша. – Понятно… Не моё дело.

Машина затормозила.

– Приехали, – доложил Сан Саныч, затормозив у метро «Парк Академика Сахарова».

– Что завтра планируете? – спросил Саша, выходя из машины и вернувшись как ни в чем не бывало к вежливому обращению на «вы». – Если будет окошечко, дайте мне знать, договорить хотелось, где деньги лучше хранить. Ну и по бизнесу посоветоваться.

– Хорошо. Может, и увидимся, – уже машинально пообещал Юрьев, прощаясь со своим попутчиком.

Некоторая навязчивость родственника жены из провинции начала немного раздражать его. Банкир даже пожалел, что взял на борт пассажира, который оказался не таким-то уж и простым. Этого человека он впервые увидел сегодня утром. «А кто он такой вообще? Что я о нём знаю?» – спросил себя Алексей Михайлович. Он постарался насколько возможно восстановить в памяти ключевые моменты того, что наговорил ему попутчик, разложить наиболее существенные факты по полочкам и проанализировать их специальным методом, которому научил его коллега по предыдущему месту работы, полковник Зверобоев. Этот метод давал результат: расплывчатое облако информации укладывалось в ровные графы. А главное, становилось видно, чего собеседник не сказал и где слукавил. Со слов попутчика вырисовывалась примерно такая его биография.

Сибиряк Саша, он же Алешандре Хосе Карлос Камаргу, родился в Лиссабоне в 1970 году. Его отец был видным человеком в компартии Португалии, в 1969 году посетившим СССР вместе с делегацией коммунистов. В Москве он встретил девушку Юлю, переводчицу, в которую влюбился без памяти, до потери сознания. Подобное случалось с ним примерно раз в два-три месяца. Девушка, к сожалению, об этом не знала. Она приняла неистовую страсть португальца за чистую монету. А может быть, ей просто хотелось уехать из СССР. Или Комитету госбезопасности было интересно иметь рядом с видным португальским коммунистом девушку Юлю, на которую никто не мог подумать, что она – молодая, но опытная агентесса. Так или иначе, любящие сердца преодолели препоны и уехали в Лиссабон, где у счастливой пары родился мальчик.

Идиллия продолжалась недолго. Папа увлёкся юной бразильянкой, брак распался. Жизнь в Лиссабоне оказалась совсем не такой простой, как казалось из СССР. В конце концов несчастная брошенная мать обратилась в советское посольство за помощью. Ей помогли. А может быть, она или «спали-лась», или уже выполнила своё секретное задание и была не такой уж несчастной. Возможно, никакого задания и не было вообще, и Юля была вовсе не агентессой, а простой женщиной, реально страдающей от того, что её покинул любимый. Кто её знает. Тут надо было отдельно разбираться. Так или иначе, но факт остается фактом. В 1982 году переводчица вернулась на Родину. Вместе с малолетним сыном.

Юля была эффектной женщиной, но возраст и неустроенная жизнь давали о себе знать, а уж «с прицепом» – то есть с ребёнком от «бывшего» – разведёнка была и вовсе никому не нужна. Она и сама понимала. И поэтому согласилась на предложение скучного дядьки из Новосибирска, вдовца, директора крупного оборонного НИИ. Который воспринимал Сашу не как прицеп, а как бонус: своих детей у него не было. Бог не дал. Могло быть и такое, что органы пристроили Юлю присматривать за директором. Тут всё надо было проверять.

Саша рос нормальным парнем. Португальские гены на нём не особо сказались: по виду он был коренной русак. Подросток был даже внешне чем-то похож на отчима, с которым у него сложились отличные отношения, так что он звал его «батей». Дело дошло до того, что Саша был готов взять «батину» фамилию, но тот отговорил его от этой затеи, ибо его фамилия ему самому казалась неудачной, отчим её не любил и с радостью бы сменил на другую.

Батя был физически крепким человеком. Поэтому не обращал внимания на то, что левая рука стала побаливать. Он регулярно делал зарядку, подтягивался на турнике, обливался холодной водой и надеялся, что всё пройдёт само. Умер, отжимаясь от пола. Оказалось, сердце: рука болела именно от этого.

Саша тогда учился в девятом классе. Жить стало тяжело. Мама давно не работала и снова начинать не хотела – да и кому был нужен её португальский в Новосибе? Она стала пропадать вечерами, а потом в квартире начали появляться мужчины. Саша терпел, но когда один из них повёл себя совсем уж мерзко, молодой и сильный парень пустил в ход кулаки. Последствия пришлось расхлёбывать. И то его провели по сто десятой статье УК РСФСР[2], учли смягчающие.

Парень отсидел год. Вышел по УДО с двумя твёрдыми убеждениями насчёт мест лишения свободы. Первое: там тоже люди живут. И второе: ничего там хорошего нет и лучше туда не попадать.

Саша рассказывал об этом без подробностей, со спокойным юмором. Так, как рассказывают о прошлом, давно переставшем волновать.

В девяностые сибиряк случайно встретился с людьми, с которыми судьба свела его на зоне. Они предложили бывшему арестанту кое-какие бизнес-проекты, не казавшиеся слишком криминальными, и наивный Саша согласился.

С этого места в его рассказе зияла чёрная дыра, которую рассказчик умело заполнил парой баек. Но, так или иначе, в девяносто восьмом у него откуда-то появились деньги, достаточные для занятия лесным бизнесом. Которому он и собирался посвятить ближайшие годы.

Выяснилась интересная деталь. Оказывается, Саша, он же Алешандре, родственником жены не был – во всяком случае, пока не был. Он был женихом её двоюродной сестры Веры. Юрьев с трудом вспомнил её – она как-то один раз заезжала ненадолго в гости. Высокая, молчаливая, полноватая женщина не произвела на Юрьева никакого впечатления – ни плохого, ни хорошего. Работала она бухгалтером в крупной фирме. Саша познакомился с ней в Новосибирске, куда Вера ездила по каким-то рабочим делам. Что эти два человека нашли друг в друге, понять было сложно. Но, вообще-то, Саша ехал в Москву именно к ней. Увы, именно в тот момент, когда счастливый жених уже пересекал воздушное пространство России, у его невесты на работе случилось что-то неприятное, с криминальным душком, причём её попытались сделать «крайней». Так что ей пришлось срочно вылететь в Петербург, к человеку, который мог помочь уладить дело. Саша коротал время в столице, ожидая возвращения возлюбленной.

Юрьев начал размышлять о том, чем сибиряку могла приглянуться московская бухгалтерша. Ответа на этот вопрос он не находил. Страсть? Саша с его внешностью и обаянием мог бы увлечь женщину помоложе и посимпатичнее. Тогда что?

Банкир снова задумался о биографии нового знакомца, сосредоточившись на пустых местах. Ищи то, чего нет, говорил ему когда-то его друг и бывший коллега, полковник разведки Зверобоев. Оборванные темы, пустые места, провисшие нити. Там прячется важное.

На этот раз долго думать не пришлось. Юрьев вспомнил, что из рассказа Саши о жизни после тюрьмы полностью пропала мать. Он ни словом не обмолвился, что с ней было дальше, да и вообще жива ли она. Эта тема просто испарилась.

Вот оно, понял Юрьев. Скорее всего, Вера похожа на мать Саши. Только матери он с тех пор не доверяет, а Вере – доверяет. Ну да, конечно: она производит впечатление человека, на которого можно положиться. Даже имя-то какое у неё – Вера…

Тут машину слегка тряхнуло. Алексей Михайлович недовольно поморщился. Мысль свернула в привычную сторону, вспомнилось про дураков и дороги.

В этот момент его посетила новая мысль. А зачем, собственно, Саша рассказал ему свою биографию? Приступ внезапной искренности? Непохоже. Португалец-сибиряк не производил впечатления человека с душой нараспашку. К тому же это было куда удобнее сделать раньше, во время встречи в офисе банка, когда Юрьев прямо попросил гостя рассказать о себе, а тот ушёл от ответа. А сейчас, в машине, банкир был озабочен ситуацией, сложившейся в связи с кражей экспонатов из музея и слушал собеседника вполуха…

Вполуха! Ну конечно! Алексей Михайлович улыбнулся: игра стала понятной. Саша человек непростой. И, видимо, понимал, что у банкира есть возможность его «пробить». Которой он, скорее всего, рано или поздно воспользуется. Так что, очевидно, он решил, что пришло время выдать о себе информацию заранее, дав свою, выгодную ему интерпретацию сомнительных фактов собственной биографии. Тем самым сибиряк-южанин избегал подробного разговора и лишних вопросов, поэтому приступ откровенности случился именно тогда, когда он, Юрьев, был озабочен бедой, так неожиданно свалившейся на него… И эту озабоченность даже не скрывал – она была видна любому. Грамотно. Интересно, Саша понимал, что «пробивать» его будет Гоманьков? А кстати, что-то он ведь говорил нехорошее про Гоманькова, пытался бросить на него какую-то тень. И тоже очень искусно: сначала дал понять, что с безопасником не всё в порядке, а потом отказался говорить о подробностях. Простой приёмчик, но работает же.

Интересный пассажир. Почему же ему показалось, что он – родственник жены Вали? Ах да, сибиряк позвонил, сказал, что телефон дала Валя и что он якобы её родственник или что-то вроде того… и напросился. У Юрьева было свободное окно в расписании, и он, не любящий мурыжить людей и откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, сам предложил человеку: «Приезжай к десяти». С другой стороны, как же ловко и как вовремя этот увалень попался ему на глаза! И с какой лёгкостью втёрся в доверие! Вообще-то Юрьев подпускал к себе людей далеко не сразу и после определённых процедур. А этот… возможно, что-то вынюхивает? И появился-то он именно в день кражи. И в музее теперь вот нарисовался.

Смутные сомнения относительно Саши начали сильнее одолевать мозг Юрьева, и, чтобы как-то снять с себя груз этих сомнений, банкир, будучи человеком бдительным, мнительным и подозрительным, любящим не по разу проверять всё и вся, набрал номер Гоманькова.

Страсть к проверкам, наверное, сидела у Юрьева в генах, передавшись от матери. Мама Алексея работала технологом в закрытом ракетном НИИ. Чекисты из органов безопасности, даже легендарные «девяточники» из правительственной охраны, впоследствии ставшей ФСО и СБП, славящиеся практикой проверки людей по три раза до девятого колена, были детьми малыми по сравнению с советскими ракетчиками. Те проверяли всё по четырнадцать раз. Эта привычка была выстрадана горькими опытами неудачных пусков ракет, первое время довольно часто взрывавшихся на стартовых столах и в полёте. Подсказанная жизнью система многократных перепроверок всего, что только можно, помогла в советское время снизить, насколько было возможным, внештатные ситуации во время стартов и полётов. Когда старые советские кадры отрасли сменились новым поколением, утратившим качество гиперответственности, аварии и катастрофы стали следовать одна за другой.

Мама у Лёши была представителем старой советской школы ракетчиков. Отправляя сыночка в школу, она всегда переспрашивала, взял ли тот с собой ключи от дома, не один, не два и не три раза, а четырнадцать. И так во всём. Эта дотошность и желание обеспечить везде сто тысяч секстиллионов процентов надёжности в годы детства, юности и молодости первоначально сильно бесила Юрьева, выводила из себя. Но со временем он начал постепенно осознавать непреходящую ценность уверенности в том, что то или это проверено не раз, не два и не три и в результате вероятность неприятных сюрпризов сведена к минимуму. Как экономист, он в конце концов с удивлением сделал для себя открытие, что перепроверять в конечном счёте дешевле и выгодней, а огульно доверять себе дороже.

Гоманьков ответил не сразу, задав дежурный вопрос: «С кем говорю?» Он тоже проверялся. Как мама.

– Иван Иванович, это я, Юрьев, – сыграл по правилам безопасника банкир. – Слушай, старина, – тихим голосом заговорил он в трубку, чтобы не привлекать внимание Сан Саныча, который, будучи человеком из 15-го главка КГБ СССР, вряд ли прилагал усилия к тому, чтобы слушать чужой разговор. В 15-м не тому учили. Вот в первом или втором – другое дело, у тех бы ушки были на макушке. – Этот боец, Саша, ну я тебе его в музее представил, высокий такой… Так вот, он, вообще-то, у меня сегодня утром нарисовался, вроде как дальний родственник жены или что-то вроде того, и вопрос у него какой-то ко мне, типа, был. Ну я с ним и встретился. До того как Грачёва позвонила. Первый раз увидел сегодня. А тут такие дела. Я вот что подумал. Может, не случайно он у нас нарисовался и в музей потом заявился? Как-то подозрительно всё. «Я давно антиресуюсь. Ты не засланная к нам?» Пробей-ка человечка, возьми на заметку. Только хорошенечко, как умеешь, без халтуры. Не только по базам. Заряди своего лучшего оперочка.

– У меня, Алексей Михайлович, – захрипел в трубке Гоманьков, – тоже, пока мы тут вас ждали, какие-то сумнения насчет этого деятеля появились, но я-то думал, вы его хорошо знаете. А раз так, то мы его, конечно, прокачаем. Не беспокойтесь. Я сейчас с охранником, что кражу-то прошляпил, беседу закончу и займусь человечком. У вас есть на него какие-то установочные данные, фамилия, дата рождения?

– Саша его зовут. А он сам себя зовет Алешан-дро и грит, мол, в Лиссабоне родился. Ты прикинь, сибиряк – и из Португалии. Нормально, да? И татуировка у него. Живёт в Новосибирске. Мать зовут Юля. Этого достаточно?

– Маловато, конечно, но… разберёмся. И не с такими разбирались. Не волнуйтесь, Алексей Михалович, мы всё выясним, что можем, аккуратненько и доложим.

– Лады.

«Мерседес» Юрьева уже тормозил у ресторана «Пармезан». Охрана из машин сопровождения оцепила вход и проложила банкиру дорогу.