Читать книгу Марчеканская вспышка (сборник) - Дмитрий Иванов - Страница 9

– Мама, скорее, апа, чем эни, была очень строга с нами, детьми. Наверное, даже не от того, что любила нас мало, просто жизнь была суровой и скудной. Иногда, правда, крайне редко, она баловала младших братьев и сестёр: конфеты покупала. Ну, да какие, собственно, конфеты – подушечки «дунькина радость», как правило, слипшиеся в большой невразумительный комок.

Помню, сестра увидела как-то раз, что мама прячет кулёк с нехитрыми сладостями на голландке. Дело летом было, печку эту не топили. Место для нычки удобное: с высоты детского роста не разглядишь. Позвала меня сестра и говорит: «Давай-ка, мы, Ислям, по конфетке достанем. Эни (татар. мама) не заметит. Кулёк-то вон, какой, большой. Я бы тебе и говорить не стала, потом бы угостила, да мне одной не суметь, высоко». Провокация ей удалась. Много позже, когда прочитал я у Зощенко рождественский рассказ, где Лёля и Минька объедают угощение с праздничной ёлки, мне очень живо представился наш с сестрой поход за конфетами. Будто с нас Михаил Зощенко иллюстрацию эту списал.

Поставили мы две табуретки одну на другую. Сестра держит их, чтобы не упали, а я лезу, как монтажник, на верхотуру. Вниз стараюсь не смотреть. Для меня ж высота – первый враг. А тут ещё фантазия разыгралась – вот так раз!

Пацаны из старших классов рассказали. Посреди Пизы, город такой в Италии, стоит башня. И наклонено это сооружение чудесным образом, чтобы туристов заманивать. Наверху у башни есть смотровая площадка, откуда хорошо обозревать итальянские окрестности бывшей Древнеримской империи.

И тут в моём богатом воображении мальца, недавно как раз изучившего античный мир горделивых латинян, вырисовывается этакая странная картина: будто туристы гуськом карабкаются на изрядно покосившуюся башню, а потом опадают с самого верха, как спелые груши на сильном ветру. Да, ребята, пизануться с наклонённой башни, судя по всему, не такое уж и приятное занятие.

Стараюсь об итальянском городе с чудным названием не думать, в руках себя держу. Вот уже и цель недалеко.

Чтобы конфеты нащупать, пришлось на цыпочки привставать. Тут, наверное, я сильно верхнюю табуретку качнул. Сестра не удержала, я сверзнулся на пол, аки ангел, из рая изгнанный. Лежу, ору благим матом. Рядом сестра плачет – зашиб я её в полёте. А весь пол усеян «дунькиной радостью». Все обозреваемые окрестности в кристаллах сахарного песка. Казалось, вот оно счастье, хватай конфеты, да ешь. Но не до едьбы нам было. Эни вот-вот прийти из магазина должна. Некогда разлёживаться и себя жалеть. Веником всё смели в кучу. В кулёк кое-как сложили и в тайник запихнули, практически – забросили. Не до гигиены было – конфеты, разумеется, потеряли свою первозданную чистоту, но деваться-то некуда.

Что говоришь? А потом не ели? Как не ели? Ели, конечно, чтоб не заподозрили нас с сестрой в намеренном злодействе. Хрустели песком, уже не сахарным, и ели. Только сестра всё возмущалась, что продавщица такой грязи дала… Но не очень настойчиво, иначе бы мама пошла в магазин и, кто знает, не открыла бы она тогда нашу тайну.

Что ты сказал? Тайное становится явным? Вот-вот, и я про то же. Но из всякого правила существует масса исключений. В том числе и это.

Но нехитрыми сладостями мои мальчишеские интересы не ограничивались. Были и духовные интересы…