Читать книгу Арфист - Дмитрий Лазарев - Страница 3

Часть 1
И в твоем доме будет играть музыка…
Выдержки из дневника Владимира Харитонова

Оглавление

Пермь. 2006 год. 19 июня

Тяжело об этом писать, но никуда не денешься – надо, иначе что это за дневник? Позавчера умер отец. Для меня это сильный удар: если с мамой мы никак общего языка не находим, то с отцом как раз все было хорошо. И сейчас я ощущаю себя чуть ли не круглым сиротой. Все внутри кричит от боли, хочется напиться, отключиться от реальности, не думать… Только поможет это ненадолго, и смысл тогда? А написать я хотел не только о смерти папы. На похоронах произошло нечто странное, чему я так и не смог найти объяснения.

В ритуальном зале играла траурная музыка. Привычное «Адажио» Альбинони. Мне 21 год, а это уже четвертые похороны. Самые болезненные. Звучание траурной музыки неожиданно исказилось. Сначала едва заметно, затем сильнее. Я даже поморщился от диссонанса: не могли, что ли, нормальную запись поставить, где звук не плывет?

Но несколькими секундами позже пришло понимание, что запись ни при чем: посторонний звук шел из другого источника – откуда-то слева. Удивление сменилось бешенством – это что, мобильник у кого-то? И тут я увидел невероятное: полный черноволосый человек средних лет по ту сторону гроба, Антон Полтавский, зам отца по работе в НИИ – над ним словно радуга зависла из вертикальных тонких цветных линий. Это он звучал. У остальных все как обычно, а этот сиял радугой и звучал! И никаким не мобильником, а словно сам по себе. Звук шел от этих цветных линий, словно от струн арфы. Резкий, неприятный, почти тяжелый металл (а я ненавижу тяжелый металл!), но главное – вовсе не печальный. Скорее, наоборот. Что за черт?!

Какое-то время я пялился на него как идиот, с отвисшей челюстью, пока меня не дернули за локоть. Обернулся – бабушка. Посмотрела на меня пристально, так, словно у меня рога на лбу выросли, и одними губами спросила: «Ты что, видишь? И слышишь?!» Почему-то у меня даже не возникло сомнений, что речь про эту звучащую радугу. Я кивнул, совершенно потрясенный. Она приложила палец к губам.

В голове у меня сегодня царил полный кавардак. После похорон – особенно. То, что я увидел и услышал, не лезло ни в какие ворота. Подумалось даже, что у меня от горя крыша поехала. Но бабушка… Она-то, кажется, поняла, в чем дело. В общем, на поминках я ее отловил и спросил:

– Что это было? Там, на похоронах?

Вместо ответа бабушка посмотрела на меня, как инквизитор, допрашивающий еретика, и задала встречный вопрос:

– Кого именно ты видел и слышал, Володя?

– Черноволосый… как его… Полтавский. Зам отца.

– Понятно. Как звучал?

Я описал ей свои ощущения.

– Какие струны тон задавали?

Да уж, вопрос на засыпку! Я уже хотел сказать, что понятия не имею, но вдруг понял, что знаю ответ.

– Желтая и льдисто-голубая, кажется…

Во взгляде ее появилось что-то вроде одобрения.

– Молодец! Не ожидала. Только почему ж так поздно-то?

– Что поздно? – я был окончательно сбит с толку.

– Не сейчас. Об этом никому, хорошо? Даже матери. Это будет наш с тобой секрет!


20 сентября

Вчера мама напилась. Снова. После смерти отца она вообще стала много пить. С ней и с трезвой-то последнее время стало сложно общаться, а уж с пьяной… Обычно я стараюсь в такие моменты свалить из дома. Вчера вот не удалось. А ее на откровения потянуло, и она мне такое рассказала! Лучше б не рассказывала.

Полтавский подставил отца с одним исследованием, на которое институт получил крупный грант. Серьезно подставил. А у папы возьми да и случись сердечный приступ. Скорая приехала слишком поздно…

Ненависть… Я полагал, что испытывал ее раньше и не раз. Ошибался – то были лишь детские игры, а вот сейчас… Эту мразь черноволосую захотелось удавить голыми руками! Или сделать с ним еще что-нибудь плохое, чтобы он мучился посильнее и подольше… Бабушка уже три месяца учит меня пользоваться моим так неожиданно проявившимся даром, разбираться в нем, правильно толковать звучание струн. И теперь мне ясно, что означало мощное звучание его желтой и льдисто-голубой струн – алчность и жажду власти.

Сегодня, когда пришел к бабушке на очередное занятие, меня всего колотило и я не мог сосредоточиться. Конечно, бабушка это заметила и нахмурилась.

– Перечисли-ка основные струны души, Володя! – потребовала она.

– Черная – долголетие и жизненная сила, красная – здоровье, синяя – ум, познания и память, голубая – открытость, общительность, доверчивость, зеленая – воля, темно-серая – страх, багровая – агрессия, коричневая – интуиция, проницательность, восприятие, желтая – жадность, фиолетовая – желания, серебристая – психосила, палевая – энергетика, оранжевая – творческие способности, светло-зеленая – чувство юмора, аквамариновая – честность, белая – чувства…

– Так, достаточно. По струнам можно определить не только характер человека, но и его прошлое, эмоции, которые он испытывает, и даже, основательно попрактиковавшись, «прочитать» некоторые ярко выраженные мысли. Вот тебя сейчас, например, всего внутренне трясет. Гнев, боль и даже ненависть. Мне очень не нравится твое звучание, и хотелось бы узнать его причины.

Сначала я не хотел отвечать, но подумал: «А с кем еще поделиться, как не с бабушкой?» – и выпалил:

– Ты знала, что Полтавский подставил отца?!

– Ах вот оно что… Да, знала.

– И что?! Ничего не сделала?!

– А что я могу? Доказательств нет.

– Да к черту доказательства! Ты же в струнах разбираешься! Наверняка ведь их не только слушать, читать и расшифровывать можно. Как насчет сыграть на них?

Бабушка закаменела лицом.

– Такое возможно, но пользоваться этим нельзя ни в коем случае.

– Но почему?!

– Потому что никто не должен получать такую власть над другими людьми. Это слишком сильное искушение! Взявшись управлять чужими душами, можно запросто потерять свою. Власть, безнаказанность… Они ломали людей куда более зрелых и опытных, чем ты. Тебе кажется, что ты уже взрослый и умеешь отличать добро от зла. Но ключевое слово тут «кажется». Учить тебя такому?! Нет уж! Это все равно что ребенку гранату дать и показать, как чека выдергивается. И не кривись так, Володя, я знаю, что говорю – во многом ты до сих пор ребенок. Я не возьму на себя такую ответственность, ясно?

– А если ради благого дела? – не сдавался я. – Для восстановления справедливости?

– Это ты месть за отца называешь благим делом?

– Хотя бы! Почему этот гад может жить припеваючи после того, что он сделал?! Он поступил подло, а в результате отец мертв! По закону эту сволочь не прижать, но это не значит, что он должен остаться безнаказанным! Я ведь не про убийство говорю. Можно же просто заставить его отправиться в ОБЭП с повинной. Пусть сядет надолго – он это заслужил!

– Нет! Пойми, с этого все и начинается – маленькое вмешательство в естественный ход вещей. Только раз, только ради справедливости, а потом… Нет, даже не проси!

– Это у тебя что, принцип такой?! – взорвался я. – Непротивления злу?! Почему всяким мерзавцам все можно, а хорошим людям – ничего?! Или ты сама просто не умеешь воздействовать на струны?

– Умею.

– Так почему не делаешь?!

– Потому что я боюсь, что не смогу остановиться. Пока я себя сдерживаю и не хочу открывать двери, которые не смогу закрыть.

– Но, может, это смогу я? Может, я сильнее, чем ты думаешь?

– Не хочу проверять. Есть такая поговорка: «Не буди лихо, пока оно тихо».

Я махнул рукой и ушел, кипя от бессильной злости. Вообще-то, я люблю бабушку, но не сегодня.


30 сентября

– Ба, откуда у меня эти способности?

Давно хотел это спросить и даже как-то уже спрашивал, но тогда бабушка технично ушла от ответа. Однако сегодня у меня решительный настрой, и отступать я не собирался. Бабушка, видно, прочла это по моим струнам, а потому ответила, хотя и с неохотой:

– Частично от меня, частично от твоего отца.

– Значит, у него тоже был дар арфиста?

– Был. Но не особенно сильный. Ты в этом плане намного сильнее его. Да и те способности, что имелись, он в себе подавлял – не понимал их и боялся. Я пыталась ему объяснять, учить его, но… – Она махнула рукой.

– Подавлял? – Меня накрыла растерянность. – Поэтому он вовремя и не понял, что за мразь этот Полтавский?

– Да, поэтому. А еще…

– Что «еще»?

– Ничего. – Бабушка ненадолго умолкла. – Понимаешь, Володя, когда погиб твой дедушка и мой старший брат Олег умер от рака, твой папа почему-то решил, что в этом виноват наш с ним дар. Я пыталась с этим спорить, убеждать его, обращаться к его научному складу ума, но все бесполезно: он был уверен, что их смерти – наказание нам свыше, что такой дар не может быть от Бога, а стало быть, использовать его нельзя…

– Но ты ведь так не думаешь?

– Я думаю, то, что нам дано, дано не просто так. И уж точно стоит овладеть своим талантом, чтобы понимать, кто есть кто вокруг тебя. Не вижу в этом никакого греха… И все же в чем-то я понимаю твоего отца. Я про более активное использование этих способностей…

Я закатил глаза. Вот заладила! Понял я уже, понял, что нельзя и что учить меня игре на струнах она не будет. Зачем повторять-то столько раз?

– А почему они у меня так поздно пробудились?

Бабушка пожала плечами, и ее аквамариновая струна честности вторила этому жесту.

– Раньше твои струны говорили мне о скрытом даре, и я догадывалась, что это может быть. Но ты его никак не проявлял до…

– До смерти отца?

– Да. Думаю, в этом и причина. Во-первых, сильный стресс мог снять какой-то внутренний блок, не дававший твоему таланту проявиться. А во-вторых… такая Сила, Володя, она в никуда не пропадает и из пустоты тоже не берется. Если кто-то из таких, как мы, умирает, его Сила переходит к ближнему по крови арфисту или к тому из нам подобных, кто в этот момент находится поблизости. Передача Силы от твоего отца тоже могла пробить этот блок…

– А откуда же он взялся?

– Если б знать! – снова пожала плечами бабушка, и на этот раз я так и не понял, правду она сказала или нет.

Но меня смущал еще один вопрос:

– А почему я на похоронах услышал только одного Полтавского?

– Понимаешь, когда способности только пробуждаются, они ведут себя очень непредсказуемо и хаотично. Поначалу слышишь далеко не всех, а только тех, чье звучание наиболее яркое…

– У этой-то сволочи яркое?! – удивился и возмутился я.

– Яркое, Володя, не значит красивое. Думаю, просто в тот момент он испытывал очень сильные эмоции, или…

– Что «или», ба? Договаривай!

– Да много может быть всяких причин, – по изменившейся тональности бабушкиной фиолетовой струны я почувствовал ее нежелание продолжать этот разговор. – На самом деле, даже я знаю о нашем даре далеко не все.

Больше в этот вечер я от нее ничего не добился. Только испортил себе настроение на ночь глядя.

Арфист

Подняться наверх