Читать книгу Арфист - Дмитрий Лазарев - Страница 7

Санкт-Петербург. 9 июня 2016 года

Итак, все произойдет на Марсовом поле. Когда только зашла речь о месте Силы, я сразу подумал о нем. Именно там меня всегда охватывает необычное чувство, которому я, несмотря на свой весьма небедный словарный запас, не могу подобрать определения. Именно здесь, особенно в центре, у Вечного огня эффект «сейчас полечу» вкупе с замиранием души проявляется сильнее всего. Здесь город звучит особенно величественно. Орган, колокола, мощные духовые…

Словно гимн… Мемориал в центре чем-то похож на языческое капище: Вечный огонь в центре, стены, прямоугольные в плане, четверо ворот с обелисками и стихи. Довольно странные стихотворные строки на торцах стен у каждых «ворот». Вроде бы посвящены они павшим революционерам, но лично меня при чтении пробирает глубинная дрожь, словно я читаю заклятие черного гримуара.

– Твои ощущения близки к истине, – неожиданно произносит Дарья. – С этими надписями все действительно не так просто.

Я вздрагиваю – никак не привыкну к ее телепатии. Она невероятная женщина с феноменальными способностями, и я испытываю к ней нечто вроде пиетета. Но когда к тебе так бесцеремонно лезут в голову, это раздражает, как бы ты к незваной гостье ни относился. Может, и сам бы пригласил, спроси она разрешения. Но ведь не спросила! Или тут, в среде пробужденных, так принято, и просто я, дикий и немного бирюковатый провинциал, еще не привык?

– Прости. – Она даже делает шаг назад. – У меня непроизвольно получается. Понимаю, что далеко не все могут это нормально воспринимать…

– Да ничего, – пытаюсь сгладить углы я, несмотря на все еще бурлящий внутренний протест. – Все понятно. Просто постарайся делать это пореже.

– Договорились, – быстро отвечает она, и в звучании ее белой струны появляется оттенок облегчения.

– Так что с этими письменами? – Я спешу увести разговор со скользкой темы.

– Ты верно угадал, – охотно пускается в объяснения Дарья. – Это ведь место Силы, а в верхушке большевиков были большие специалисты по этой части. Например, Анатолий Луначарский. Он, кстати, автор этих строк.

– Странные стихи… Мне от них не по себе.

– Вполне естественно. В них заключены слова Силы. Нужно только прочитать их в правильной последовательности. Впрочем, «правильных» последовательностей тут несколько – в зависимости от результата, который ты хочешь получить.

– Что, можно и демона вызвать? – усмехаюсь я.

– Зря иронизируешь, – без улыбки отвечает Пробуждающая. – Есть и такие варианты.

– Серьезно?

– Абсолютно. Так что читать их вслух не советую… тебе особенно.

Ничего себе новости сельской жизни!

Я непроизвольно оглядываюсь. Людей поблизости нет. В белые ночи народ предпочитает гулять на Неве. А это место в сумерках делается даже слегка зловещим. Мы стоим у северного входа, обращенного к памятнику Суворову и Троицкому мосту. Лично я вижу только одну парочку с противоположной стороны от Вечного огня. Поскольку говорим мы с Дарьей вполголоса, слышать они нас не могут. Тем не менее одна мысль меня беспокоит.

– Мы собираемся проводить ритуал здесь? У всех на виду? А как насчет них? – Я киваю на парочку.

Дарья бросает на меня острый взгляд.

– Если бы ты мог играть на их струнах, для тебя это не было бы проблемой. Но я и сама с этим прекрасно справлюсь. И насчет остального не беспокойся. Все будет хорошо.

Она кладет ладонь на камень справа от нее, затем тихо, так что не слышу даже я, произносит два или три слова…

Парочка реагирует примерно пять секунд спустя. То есть внешне незаметно, что их действия как-то связаны с манипуляциями, проделанными Дарьей, но у них начинают сильнее звучать темно-серые струны страха. Они разворачиваются и быстрым шагом покидают мемориал через южный вход, взяв направление на Спас на Крови. Это выглядит почти бегством.

– Что ты сделала?

– Волна инфразвука в их сторону. Не люблю применять подобное воздействие, но тут пришлось. Конечно, арфист, при надлежащем умении и желании, мог бы сработать тоньше и деликатнее… Однако поспешим, пока не появился еще кто-нибудь – не хотелось бы заниматься массовым распугиванием граждан.

– Что я должен делать?

– Встань в центр, поближе к Вечному огню. С какой стороны – не важно.

Я послушно становлюсь в указанное место и наблюдаю за тем, что делает Дарья. Она же обходит мемориал по периметру, касаясь по очереди всех плит с надписями. Если она при этом что-то и говорит, я ничего не слышу. С каждым касанием вокруг делается все темнее. Или мне это только кажется? Да нет, совершенно точно – темнеет не только светло-кремовое небо, но и все вокруг. Когда Дарья завершает свой обход, белая ночь уже совсем не белая.

Затем Пробуждающая подходит и становится рядом со мной.

– А теперь самое главное. – Она извлекает из кармана нож.

Я слегка напрягаюсь. Ритуал уже напоминает чернокнижный, и как бы моя роль в нем не свелась к роли жертвенного агнца.

– Не бойся, – снова уловив мои мысли, произносит Дарья. – Это не страшно и почти не больно.

– Ну да, – нахожу в себе силы для шутки я. – «Чик – и ты уже на небесах!»

– Что-то вроде, – совершенно серьезно отвечает Пробуждающая.

Она приближается к Вечному огню, протягивает руку с ножом и какое-то время держит лезвие над пламенем.

– Его необходимо очистить, – поясняет она.

Я киваю, про себя прикидывая возможные пути для отступления, хотя почти не сомневаюсь, что никуда отсюда не побегу. Инстинкт самосохранения вопит об опасности, но воля приказывает ему заткнуться: я твердо намерен довести начатое до конца. Помимо всего прочего, мне дико интересно. И тем больше, чем дальше все это заходит.

Наконец очищение закончено, и Дарья возвращается ко мне.

– Готов?

Я киваю, стараясь не показать внутреннего напряжения. Пробуждающая берет меня за руку и нараспев читает заклинание. Оно, насколько я успел запомнить, состоит из фраз, начертанных на плитах у входов в мемориал, только избранных и взятых в измененной последовательности:

Завершив чтение, она вытягивает вперед наши соединенные руки и колет ножом сначала свой, а потом и мой палец. Капли нашей крови падают на гравий и там смешиваются.

В тот же миг все вокруг меняется. Через нас будто прокатывается темная волна, и неестественные для белой ночи сумерки еще сильнее сгущаются. Видневшиеся вдалеке немногочисленные прохожие тут же исчезают, будто кто-то стер их с лица города. Исчезают и машины, как движущиеся, так и припаркованные. Происходящее кажется безумием. Протираю глаза свободной левой рукой, но наваждение не пропадает. Все вокруг приобретает странный лиловый оттенок, а Вечный огонь и вовсе становится болотно-зеленого цвета. Но главное – пропадает звучание города. Совсем. В обрушившейся тишине продолжаем звучать только мы с Дарьей. И для меня это самый сильный удар.

Видимо, от стресса я настолько сильно сжимаю руку Пробуждающей, что она даже вскрикивает:

– Полегче, арфист!

– Прости. Где мы?

– Изнанка. Теневая сторона реальности. Тут действуют другие законы. Подойдем к огню. Не бойся – здесь он не обжигает.

Мы подходим, опускаемся на колени и вытягиваем наши все так же сцепленные руки к пламени. Несмотря на слова Дарьи, прежде чем погрузить свои пальцы в огонь, я весь внутренне сжимаюсь. Но она права – никакого ожога. И жара вообще нет, скорее, даже ощущение легкого морозца, словно здесь, на Изнанке, все превращается в свою полную противоположность. Этакая глобальная инверсия.

– А теперь смотри на огонь и вспоминай свою жизнь с того момента, как пробудилась твоя Сила. Это необходимо, чтобы «подключиться» к памяти предков.

Я так и делаю и вскоре уже перестаю воспринимать зеленое пламя – проваливаюсь в далекое прошлое.

Самые важные события: похороны отца, уроки бабушки, ее рассказы и смерть. А дальше – просто поток образов, слайд-шоу, куски мозаики. Звуки, цвета, лица, фрагменты, знакомые и незнакомые. Последних, кстати, больше… Это и есть «память предков»? Если так, толку от нее немного. Образы поступают в таком количестве и с такой частотой, что получить из увиденного какую-нибудь конкретную информацию и, тем более, понять и усвоить ее просто невозможно.

Сквозь проносящийся через мое сознание видеоряд со звуковыми эффектами доносится тихий голос Дарьи:

– Не паникуй! Спокойно! Просто смотри, не пытайся запомнить. Это как подсознательное обучение. Оно осядет у тебя в голове, и постепенно ты вспомнишь все. Сразу полный объем памяти предков твой мозг просто не выдержит. Наберись терпения!

Интенсивность потока информации увеличивается, и я в нем тону. Волна фрагментов чужой жизни и памяти накрывает с головой. Сердце колотится как бешеное. Держаться, держаться, держаться! Все силы на это бросить! Знать бы еще, откуда их взять, эти силы… «Не страшно и почти не больно», – говорила Дарья. Может, и так, но вот об этом она меня не предупредила. Мне кажется, что я вот-вот сойду с ума, и каждую новую секунду очень удивляюсь, что этого еще не произошло. Естественно, я борюсь за свой рассудок изо всех сил. И еще меня держит Дарья. Тепло ее руки в моей и ее сознание совсем рядом с моим, почти в состоянии взаимопроникновения, – те якоря, которые не позволяют рвущему меня на части ментальному шторму унести несчастное сознание Владимира Харитонова туда, откуда не возвращаются. Я теряю ощущение времени. Мне кажется, что прошел не один час. Но когда остатки моей воли уже готовы капитулировать перед стихией, пробужденной ритуалом, не в силах более сопротивляться ее сокрушительному напору, все вдруг заканчивается. От неожиданности я едва не падаю: колени мои подгибаются, голова разламывается от боли и знобит, словно у меня температура под 39.

– Молодец! – с уважением произносит Дарья. – Выдержал. А ведь многие сознание теряли, и мне приходилось выдергивать их из беспамятства, чтобы завершить ритуал.

– А сложно было меня предупредить? – хриплю я, пытаясь восстановить дыхание и сердечный ритм.

– Прости. Признаться, я сама не ожидала столь мощной волны. Такого не случалось давно… Но ты справился – честь тебе и хвала! Теперь остается ждать. Сила у тебя уже есть. Знание и умение скоро придут. Поздравляю, пробужденный!

– Спасибо… – Я едва могу говорить: зубы стучат от озноба. – И что теперь?

– Пока ничего. Живи, работай, познавай себя. Когда ты понадобишься, я дам знать…

Она пристально смотрит на меня и кладет мне на лоб свою ладонь. Боль сразу уходит почти полностью, оставшись лишь слабым неприятным фоном. Я благодарно киваю – на большее у меня нет сил, и только теперь осознаю, что до сих пор держу Дарью за руку, а она, кажется, не возражает. Поколебавшись несколько мучительно неловких мгновений, я разжимаю пальцы. Реакцию Пробуждающей на это я определить не могу, поскольку полностью вымотан и моя способность к восприятию звучания струн души почти не работает. Я отворачиваюсь и погружаю взгляд в глубину пляшущего зеленого пламени. Смотреть на Дарью – выше моих сил. Впрочем, сейчас под определение «выше моих сил» подходит практически все.

– Нам пора, – глухо молвит Дарья. – Приходить в себя после ритуала лучше в физической реальности. Постой немного, пока я открою туда врата. – Взглянув на меня, она слегка усмехается: – Не беспокойся, кровопускания больше не потребуется.

Я послушно застываю у зеленого пламени, а Дарья проделывает процедуру в обратном направлении: обходит изнутри весь мемориал против часовой стрелки, а затем становится рядом, вновь берет меня за руку и произносит открывающее заклинание от конца к началу. Волна холода снова прокатывается через нас, вокруг существенно светлеет, и в мир возвращаются привычные краски. Я с большим облегчением вижу, что Вечный огонь вновь оранжевый, и слышу звучание Питера. Город оживает: появляются вдалеке машины и люди, возобновляется движение. Только теперь я осознаю, каким жутковато-мертвым все выглядело на Изнанке. Все-таки душа города – люди. Без них он – лишь гигантский роскошный некрополь.

Озноб немного отпускает, зато слабость наваливается так, что я вновь чуть не падаю. Но неожиданно сильные руки Дарьи удерживают меня. Наши лица оказываются совсем близко, и губы тоже – всего в нескольких сантиметрах, но преодолеть их столь же тяжело, как расстояние от Земли до Плутона.

– Тебе нужно домой, хорошенько выспаться, – севшим голосом говорит Дарья после короткой паузы.

На этом мы с ней и расстаемся. Путь домой почти не отпечатывается в моей памяти – я проделываю его практически на автопилоте.