Читать книгу Метафизика Петербурга: Французская цивилизация - Дмитрий Леонидович Спивак - Страница 9

В ходе дальнейшей истории, отзвуки эскапад крестоносцев периодически доходили до приневских земель. Имея в виду наш основной, метафизический интерес, здесь следует упомянуть об оккультной традиции, в течение многих веков упорно возводившейся европейским общественным мнением к тамплиерам.

Напомним, что орден «Бедных братьев храма Иерусалимского» – короче, храмовников или тамплиеров58– был основан крестоносцами в Палестине в начале XII столетия и поначалу ставил в своем уставе исключительно благочестивые цели – в первую очередь, охрану паломников ко гробу Господню, равно как защиту католической веры в Святой Земле.

С течением времени, братья-храмовники предались торговым и даже ростовщическим операциям, перенеся их и на европейский континент. Это принесло ордену сказочные дивиденды, а вместе с ними всеобщую зависть европейских монархов. Как следствие, в 1312 году папа римский упразднил орден. Еще через два года французский король Филипп Красивый59 конфисковал имущество, которым братья-храмовники располагали во Франции и послал их последнего великого магистра, по имени Жак де Молэ, на костер.

История тамплиеров в большой степени была связана с французскими землями. Оттуда происходили основатели ордена – его первый великий магистр Гуго де Пайанс с ближайшим своим советником, рыцарем Годфруа де Сент-Омером, там орден расположился в XIII веке и проводил свои операции наиболее вольготно, там он поднялся к высшим ступеням могущества и был с них низринут. С Францией связаны и наиболее яркие эпизоды «посмертного существования» ордена.

Дело в том, что, согласно преданию, получившему широкое распространение, идя на костер, последний магистр ордена наложил некое весьма сильное проклятие на род французских королей. Действительно, король Филипп Красивый отправился в лучший мир в том же, 1314 году – по всей видимости, не без помощи затаившихся тамплиеров. Участие их в трагическом конце ряда последующих королей представлялось трезвомыслящим людям уже значительно менее вероятным. Однако начало легенде было положено – и какое начало!

«Проклятие тамплиеров» продолжали поминать французским королям при всяком удобном или сомнительном случае. Вера в его силу была основана на том факте, что первые поколения тамплиеров использовали свое пребывание на Востоке не только для обороны католической веры, но и для знакомства с местными магическими и оккультными практиками. Глубина их влияния на духовную жизнь обычного рыцаря-храмовника остается до настоящего времени не вполне ясной, однако влияние таковых на символику и церемониал ордена не подлежало сомнению.

Как бы то ни было, но 20 января 1793 года, короля Франции60 Людовика XVI увезли на эшафот именно из Храмовой башни, расположенной на северо-востоке тогдашнего Парижа, в квартале Марэ. Жители французской столицы припомнили в этой связи, что в старину, а именно около 1139 года, этот квартал, бывший тогда не более чем нездоровой, болотистой и редко заселенной окраиной города61, избрали своей резиденцией рыцари-тамплиеры. Они осушили самые топкие места, возвели комплекс жилых, равно как и культовых зданий, среди которых была Храмовая башня и обнесли их прочной стеной. С тех пор и по сей день, весь квартал Марэ соотнесен на метафизической карте Парижа с духовностью тамплиеров.

Оговоримся, что предприняв прогулку по кварталу Марэ, читатель не сможет, к великому сожалению, осмотреть эту таинственную башню, возведенную в XIII столетию: она была снесена вскоре после великой революции, а именно при Наполеоне I – с тем, чтобы исключить начавшиеся было ночные паломничества роялистов. Однако до наших дней сохранились как следы общей планировки тамплиерского квартала, так и названия вроде «улицы Белых плащей» (“Rue des Blancs Manteaux”). Тамплиеры ведь традиционно отличали друг друга по белым плащам с нашитым поверх красным восьмиконечным крестом.

В целом же получалось, что проклятие великого магистра продолжало довлеть над французскими королями даже и через несколько столетий. Многие шли еще дальше и говорили о том, что сама революция была подготовлена сетью законспирированных организаций, духовность которых по прямой линии восходила к тайному учению средневековых рыцарей Храма. Действительно, в предреволюционном масонстве XVIII столетия существовало весьма авторитетное и распространенное течение, претендовавшее именно на такую преемственность.

На заседания “тамплиерских лож” братья являлись в одеяниях, воспроизводивших доспехи средневековых храмовников и их опознавательные эмблемы, в первую очередь – красный восьмиконечный крест. В качестве дополнения, в центре его мог помещаться небольшой картуш с изображением мертвой головы, пронзенной кинжалом, и инициалами J.M. – последнего великого магистра ордена, Жака де Молэ.

Известны и ложи того времени, в ритуалах которых преподавалось тайное значение общепринятых паролей первых трех степеней староанглийского, «иоанновского» масонства: «якин–боаз–макбена» (“jakin–bo(h)az–makbena”). Согласно «скрытому учению», которое сообщалось адепту, добившемуся возведения в один из “тамплиерских градусов”, надобно было обращать внимание не на значение, но только на первые буквы этих трех слов. Вместе они составляли монограмму JBM, которую следовало читать как “Jacob Burgundius Molay”, сиречь все тот же магистр Жак де Молэ.

Напоминанию о его трагической гибели был посвящен ряд символических предметов или же действий, включенных в ритуалы таких лож. К первым следует отнести горящие факелы, которые «новые тамплиеры» поднимали в руках – в напоминание о том костре, на который магистр ордена послан был волей французского короля, при фактическом бездействии папы римского, в далеком 1314 году. К последним относилась торжественная клятва отомстить королю и папе за трагедию ордена и его предстоятеля, которую обязаны были давать члены лож. В литературе по истории масонства можно встретить упоминания о том, что при этом имелись в виду не участники давно прошедших событий, но здравствовавшие в то время носители высшей духовной и светской власти в западном мире, не исключая и Франции62.

На приведенные доводы есть свои возражения, и достаточно убедительные. Прежде всего, легенда о непрерывной цепи тайных посвящений тамплиеров особенно уязвима в ее главном звене – там, где она вышла на поверхность новой истории Европы, то есть приблизительно в середине XVIII века. Именно в то время во Франции была образована так называемая «клермонтская система», знаменитая тем, что в ее рамках исходное, староанглийское масонство было впервые дополнено рядом высших по отношению к нему степеней, ряд из которых был возведен к прямо к традиции рыцарей-храмовников. Акты, на которые при этом ссылались предводители «клермонтского масонства», расцениваются независимыми экспертами как либо подложные, либо неубедительные.

Что же касалось до ниспровержения основ и всяческого тираноборчества, то сей дух был присущ изначально лишь части французских лож, в других же, в особенности заграничных, весьма быстро выветрился. Дело в том, что магистральная линия развития «нового тамплиерства» перешла вскоре из Франции в немецкие земли, где оформилась сперва в виде «системы строгого наблюдения» барона К.Г. фон Гунда, а позже, в 1770-х годах – в рамках так называемого «шведско-берлинского масонства», заложенного трудами И.В. фон Циннендорфа.

Сохранив и всемерно развив учение о том, что Спаситель преподал некоторым из своих учеников тайные знания, сохраненные затем в недрах тамплиерского ордена, равно как и прочие мистические легенды, ни немецкие, ни шведские деятели не были склонны ни к вольнодумству, ни к мечтам о поголовном равенстве. Напротив того, они полагали, что исцелить язвы современного им общества можно, вернувшись в феодальное средневековье и восстановив жесточайший порядок на манер старейших духовно-рыцарских орденов.

Знатные россияне своевременно ознакомились со всеми указанными выше масонскими системами (к числу виднейших деятелей французского «нового тамплиерства» относился, к примеру, граф Александр Строганов), однако же наибольшее распространение оно получило у нас в составе «циннендорфского», шведско-берлинского масонства, а потом – «северной», шведской системы. В силу этого обстоятельства, вольнолюбивые, во всяком случае, тираноборческие мотивы были российскому тамплиерству решительно не свойственны. Для части французских лож, наличия такой ориентации, приведшего некоторых из их членов в ряды разрушителей монархии, как нам уже довелось отметить, вполне исключить нельзя.

Пройдя, таким образом, возрождение – правильнее же сказать, построение заново – на берегах Сены и Луары, мистическое учение тамплиеров достигло наконец и берегов Невы, а своды домов, где происходили сходки петербургских масонов, огласил древний клич воинственных крестоносцев – “Dieu le veut!”63.

Вкус к устроению пространства – в первую очередь, домовых лож, но, кроме того, и более обширных участков, вплоть до фрагментов дворцово-парковых комплексов – был ему в высшей степени присущ. Примером его применения в Петербурге могли служить отдельные помещения первоначального дворца на Елагином острове. Владелец его, видный сановник Иван Перфильевич Елагин, принял в свое время титул Великого провинциального мастера всех лож Российской империи, то есть, так сказать, масонского патриарха. Был он посвящен и в тайны «тамплиерских градусов», а через его дворец на окраине Петербурга прошел весь цвет отечественного масонства.

Дворец был впоследствии перестроен, парк также был перепланирован. Но слава «зачарованного острова» осталась за Елагиным островом еще надолго. Ее поддерживали остатки каких-то непонятных монументов, долго еще стоявшие близ его южной оконечности. То были памятники известным деятелям масонства, установленные в свое время по приказанию И.П.Елагина. Дав в свою очередь начало «мифу Островов» как зачарованного урочища Петербурга, мистическое пространство Елагина нашло себе яркое воплощение в магистральной линии «петербургского текста» русской литературы – от «Медного всадника» до «Преступления и наказания».

Как поздно и в какой искаженной форме ни пришла к нам духовность рыцарей-тамплиеров, ей суждено было составить немаловажную область российско-французских метафизических связей.

Впрочем, в систематическом изложении нам довелось пока добраться лишь до времен Новгородской Руси. Пора обратиться к рассмотрению некоторых важных для нашего исследования, характерных черт организации ее духовной жизни.