Читать книгу Пусть листья убирают те, кто их разбросал - Дмитрий Назаренко - Страница 18

В мире нет мира, нет труда по случаю каникул. Зато есть Mай. Смешливый стиляга. Короткие брючки узки. Сидят как попало. Кургузый пиджачок сверкает блестками бегущими по поверхности ручья. Да так ярко, что кажется глазам не обойтись без темных стекол в оправе Oakley square wire из солнечной Калифорнии. Шумит ветер в голове молодого мая, пьяно петляет по взъерошенным зимой вершинам деревьев. Воздушные струи будут куражиться до первой зелени.

У природы в доме не убрано. Прошлогодняя пыль радостно ищет талую воду. Свежая грязь у ручья. Еле слышный запах болота. Скрипучий мостик радуется каждому шагу случайного пешехода. Ручей монотонно плещется в каменистом ложе. На пригорке за высокими заборами красивых домов соблюдают порядок. Сверкающие чистотой дорожки. Умытые окна. Где-то в глубине дворов гуляет лёгкая тревога. Ничего не поделаешь. Такое время. А на улице – ничего. Весело и пустынно. Неуверенно лает собака. Её яростно осаживают многие собачьи голоса. Что разоралась? Не видишь май идёт. Хочется жить в десяти минутах от моря, а не от метро в вечно сером городе.

Ночью на трассе машину останавливает дорожная полиция. На вопрос – Куда следуем? Троицкий отвечает: Везем теплаки, ночники и радиостанции для войны, полстраны проехали, торопимся быть вовремя. Полицейский делает каменное лицо, он знает как испортить жизнь. Досмотр, штрафная стоянка, вдруг везете что-то запретное, будет изъятие. Троицкий знает, что отнять груз нет оснований, документы в порядке. Вступить в спор означает потерять полдня. Приходится расстаться с пятеркой, полицейский немедленно прекращает расспросы и исчезает в темноте. Война есть война. Одни отдают жизнь, другие на этом наживаются.

Крупный пятисоттысячный город горит, по улицам ходят танки, летают снаряды. Запах земли, пороха, горелого железа, резины и тления человеческой плоти. Неподвижные тела на улицах – сопутствующий продукт войны. В первый день Троицкий испытал шок. Город штурмовали регуляры из Минобороны и Росгвардии. Подразделения ДНР, раньше их называли ополчугами, ставшие полноценными батальонами, спецназами, настоящими спецназами, идут в бой, теряют людей, но не откатывают назад. Потеряв бойца во время штурма, они не кричат в эфир – у нас двухсотый. Есть потери, но надо идти. Бывают ситуации, надо откатываться. Это здравое решение. Нет паники. Нет чувствительности к потерям, как бывает у некоторых подразделений, которые воюют только до первой крови. Нет чувствительности к взрывам. Необстрелянный солдат, попавший под авиаудар, имеет ощущений полные штаны. Тем кто пообтерлись, проще. Не попали – воюют дальше. Авиабомба убивает если только она попадает в цель. Если взорвется рядом с домом может случится, что будут выбиты только окна и разлетится шифер. Когда бомбят и обстреливают, считать сколько металла выброшено на квадратный метр бесполезно. В бинокль разрывы выглядят так, что после удара в живых никого не останется. На месте оказывается, что все упало в поле или еще куда-то, но не попало по цели. Все удары авиационные, артиллерийские, выстрелы из танкового орудия, всё кончая гранатами простейшего АГС, всё должно попадать в цель. Почему-то считается что АГС не эффективен в городе, а миномет 82-мм не годится, потому что в черте застройки не несёт разрушений. Но люди, которые перемещаются между зданиями, являются вполне подходящими целями. Здания сложно разрушить. Обычную девятиэтажку сложить трудно. Работа прямой наводкой танков и артиллерии приводит к обрушению секций. Попадание бомбы может снести один из подъездов. Обычное панельное здание продолжает стоять. Монолит, там где арматура залита бетоном, полностью разобрать невозможно. В разрушенные здания противник может возвращаться опять. Иногда в зданиях самим приходится занимать оборону.

Нет ума, штурмуй дома. Почему так говорят, непонятно. В современной войне не штурмуют дома, их складывают. Кажется сложить дом – верное решение. Подъедет танк и всё разметет в щебень. Для этого танк должен добраться до дома, а его экипаж уцелеть. Танк может стрелять не в тот дом, может стрелять в дом, в котором находятся свои бойцы. Можно пытаться остановить танк, потому что он стреляет по своим. Случается, c танком нет связи и его нельзя остановить, пока он не отстреляет свой БК. Если задаться целью сложить танком девятиэтажку, сколько БК понадобится – непонятно. В аэропорту соседнего города диспетчерская вышка из монолита, свалить её потребовался огромный БК.

Не надо высматривать во время штурма окно с геранью на подоконнике или со шторой в ёлочку. Следует сразу складывать лестничные проёмы. Второй, третий этаж – и подняться дальше невозможно.

Когда велись бои с девятиэтажками, в отделении Троицкого пытались вычислять где сидит противник в здании, стреляли туда всем чем можно. Потом оказывалось, где-нибудь на седьмом этаже – обычные граждане. Просто живут. В подвал она не пошла, потому что там уже соседка – та еще змея с Мелитополя, глаза бы её не видели, сидеть с ней рядом она всю жизнь мечтала. Огневые точки противника находились на разных этажах, рядом гражданские, которые после всего еще и выжили. Сложить дом поэтому вдвойне не просто.

Хороших снайперов не очень много. Не тех кого назначили, дали винтовку, и которые поэтому носят мало патронов. Тех кто умеют воевать и попадать. Точная стрельба – целая наука. Снайперский террор нужен, чтобы выбивать противника с позиций, не применяя серьезного оружия – ракет или авиабомб. В городе много зданий. Найти огневые точки сложно. Снайпер может вести разведку, используя тепловизор, но если во взводе есть наблюдательные парни, которые могут целый день просидеть с биноклем и вычислить огневую точку, тогда не нужно складывать дом. Огневую точку можно поразить ПТУРом или выстрелом танка.

На всей дуге сражений действуют разные соединения. Девятый полк морской пехоты ДНР восемь лет воюет на юге. Никого не отпускают в увал. Полк, как таран, долбил соединения морпехов ВСУ и нацбата «Азов». На плечах морпехов ДНР татуировки гусарских погонов, изображения паутины и магических символов. Они реально взломали оборону. СОБР ДНР – это штурмовая пехота. Идут впереди как спецназ. Все молодые, тренированные. Маленькие, живые, действуют бегом. Наступают мелкими группами и продавливают позиции противника. У резервистов свои командиры, собственные штурмовые подразделения. Командование батальонов сохраняет дух ополчения.

На телефоне Троицкого карта местности. Наведение на цель занимает десять секунд. Китайский смартфон содержит пару приложений. Район закачивается по вайфаю, сим карта не нужна. GPS определяет координаты необходимой точки. Карты и компас никто не отменяет, но приложениями на мобиле не пользуются только люди с плакатов минобороны и те, кто не принимает участие в боевых действиях. Троицкий с завистью посматривает на морпехов. Коптеры, автоматы АК-12 с коллиматорами, у каждого ночники. Теплаки не у всех, они намного лучше ночников: противника в камуфляже хорошо видно и днем. С коптером район зачищается за 2—3 дня. Когда в небе беспилотник, противник как на ладони. Квадрокоптер Ди Джи Ай Мавик 3, нужен в каждое отделение и желательно не один,. Два коптера требуются в минометную батарею. 120-мм миномет в сочетании с коптером – страшная сила. Даже средний специалист поражает цель со второго выстрела. Коптер передает картинку боя сверху в хорошем разрешении. На экране компьютерная игра. В руках джойстик. Дух захватывает. Только всё по настоящему. Когда противник выявляет точку взлёта БПЛА, может не пожалеть и полпакета «Града».

Укрепы противника сильно окопаны. Обычный блок-пост. Блиндаж вырыт на три-четыре этажа вглубь. Стены, потолки из бетонных блоков и плит. Или морской контейнер уложенный в траншею – сверху железобетон. Сидит человек внутри, выступает в интернете, дает интервью, по позиции кладут из всего что можно, а ему хоть бы что. Всё идет не так быстро как планировалось. С опытным противником воевать сложно. Мариуполь – это дислокация «Азова», многие здесь родились, крестились, женились. Они полностью подмяли под себя город. Жили так, что всех держали в страхе. Город стал для них родным. Создали собственную школу рекрутов, построили базы, полигоны. И вдруг к ним зашли. На них пошли в наступление.

Бой идёт за каждый дом, за каждую улицу. Пулемётный расчёт «Азова» – пулеметчик, автоматчик, гранатомётчик могут сдержать наступление целой роты. У них большой запас БК и продовольствия. Просто сидят в огневой точке и наваливают. Нападающая сторона несёт большие потери. У «Азова» мобильные импортные минометы посылают заряды один за другим – головы не поднять. Кладут шквальным огнем.

В доме с мирными засел снайпер. Он плотно прижал соседнее отделение и не дает им подняться. Командир Троицкого обнулил снайпера из подствольника. Накидал ему пару ВОГов. Правее два двухэтажных дома. Там работают корректировщики. По отделению Троицкого кладут из минометов, АГСов и гранатометов. Приходится ликвидировать корректировщиков. Мариуполь очень сложный. «Азов» знает здесь каждый метр. Отделению Троицкого есть чем ответить. «Азов» не отступает, их загоняют на «Азовсталь».

К концу дня отделение Троицкого занимает оборону в многоподъездной девятиэтажке. Выставлены посты. Введен ночной пароль. Всё как обычно. Дверь подъезда пытаются открыть. У человека за дверью на рации частота, которая соответствует сегодняшнему паролю. Частота совпала. Кто-то ломится в располагу. Дверь открыли. У входа боец в трофейной форме, правая рука за спиной, повязки не видно. Лицо заросло бородой, то ли свой, то ли чечен, у них похожая форма. На улице темно, разобраться трудно. Внезапно рация бойца заработала. Позывной и речь на украинском. Командир отделения и украинский боец среагировали одновременно, рукопожатие с помощью АКМ оказалось смертельным для обоих. По документам обнаруженным у убитого – это полковник спецназа, ему около тридцати, позывной «Зубр». На службе в «Азове» с 15 го года, начинал инструктором, стремительный карьерный рост.. С ним была группа из четырех человек. Один успел сбежать, всех остальных ликвидировали, каждый заходил в свой квартирный сектор, в подъездах сидели резервисты. Ополчение ответило спецназу.

15 мая Троицкий потерял обе ноги. Мина 82-мм ударила не просто рядом. Она ударила ему в ноги. Выходили из боя. Они с товарищем возвратились за трёхсотыми. Там были люди из 1-й роты. Их убивал снайпер. Троицкого настигла мина. Обстрел был ужасный. Он лежал минут сорок. Пыль в воздухе не оседала. Пахло порохом и гарью.

Внезапно он среди цветов из детства. После дождя на поляне упругий, терпкий свежий, крепкий аромат. Цветы большие, а он маленький. Пахнет клёво. Болотная сырость, нежная свежесть кипрея, звенящие облака таволги из меда и миндаля, грубоватая горечь бузины. Капельки дождя на траве. Мох у подножья пня дышит прелью. Он ищет землянику. Её нет. Троицкий еще не умеет разочаровываться. Жизнь проста. Промочил ноги, зато нашёл бычок. Эй пацаны у кого есть спички?

Жена – ужасное существо, дальний берег измельчавшей реки. Троицкого беспокоит только одно, почему у этой жабы такие прекрасные глаза?

Троицкий чувствует холод. Мать, далекая звезда. Согреет ли она его опять в этой новой печали? У матери просто никого нет.

Троицкий лежал в колее, в той колее по которой они заходили. Если бы БМП-2, которая стояла впереди, развернулась, она бы его просто раздавила. Отползти с колеи он не мог. У него была сильно разорвана правая нога, левую он еще как-то чувствовал, он мог с ней совладать. Правой ногой Троицкий двигать не мог, когда за нее брался он начинал отъезжать, ему было очень больно. Он был на грани болевого шока.

Таких случаев мало, когда человеку отрывает ноги и он остается жить. За ними послали мотолыгу, медицинскую МТЛБ. Вышли два человека. Один из них попытался загрузить Троицкого, в него попал снайпер. Боец упал рядом. Второй испугался, и бросился назад. Закричал механику-водителю – Поехали, поехали. Троицкий схватился за крюк на машине и еще метров двадцать его волокло на этом крюке. Троицкому хотелось жить. Он лежал возле бронетехники. БМП почему-то стоит, но если она подаст назад, 14 тонн металла его раздавят, просто раздавят и он останется здесь навсегда.

МТЛБ уехала, они остались одни. Троицкий – тяжелый трехсотый, его товарищ и еще ребята из первой роты. Трехсотые побитые осколками. Через полчаса их забрали парни на БМП и отправили в медбат.

По пути он терял сознание. Приходил в себя. Бормотал еле слышно:

– Мой гроб еще шумит в лесу. Он – дерево, он нянчит гнезда.

Боец рядом переспрашивал его. Троицкий едва качал головой, еле слышно отвечал – Нет, ничего. Это была просто песня, которую еще совсем недавно он исполнял в московском клубе. Песня больше не казалась ему странной.