Читать книгу Последняя любовь в Черногории - Дмитрий Орлов - Страница 6

Мария появилась за минуту до начала в вечернем облегающем синем платье в туфлях на каблуках. С каблуками она стала почти одного роста с Сергеем Львовичем. Теперь, когда он смотрел на нее уже не сверху вниз, у него возникло ощущение, что он немного присел от восхищения. Что делать! Бог сотворил мир так, что красивая женщина производит впечатление на мужчину неотвратимо. Сергей Львович почувствовал себя Землей, которая вертится вокруг Солнца. Притяжение Марии немного ослабло с началом концерта. Сначала на сцену вышли музыканты оркестра, а затем сам Миленкович во фраке из золотистых блесток, словно цирковой конферансье. Невозможно было не улыбнуться. Но как только зазвучала скрипка, все внимание поглотила музыка и стало не до улыбок. Играл Миленкович очень хорошо. Музыканты оркестра слушались его как бога. Старые каменные стены давали прекрасную акустику. Сергей Львович и Мария сидели где -то в середине круто идущей вверх трибуны, значительно выше уровня стены, поэтому море дышало на них напрямую. Трудно сказать, добавляло ли дыхание моря что-то в акустику, но легкий йодистый аромат придавал некий живой объем музыке. Сергей Львович один раз осторожно взглянул на спутницу: она внимательно слушала музыку. Это было нельзя подделать.

После концерта, когда они вышли из летнего театра, Сергей Львович предложил:

– Кофе, конечно, пить на ночь вредно, но давайте в честь большой музыки устроим праздник непослушания и выпьем кофе!

– Да-а, согласна! – музыкальное вдохновение явно коснулось Марии.

Когда они подошли к «Моцарту», кафе было переполнено. Официанты, хорошо знавшие Сергея Львовича, изловчились и быстро организовали столик:

– Прошу, мой генерал!

Только они устроились, Мария как-то брезгливо открыла меню и тут же закрыла.

– Не могу! После такой музыки сидеть в этом гвалте, да еще с кальянами вокруг…

Они медленно пошли по алее прочь от Старого города. Народу было много, но аллея была достаточно широкой, чтобы чувствовать себя более-менее уединенно и вести разговор.

– Интересный скрипач! Я, конечно, знаток музыки почти никакой, но мне кажется, что все музыканты: и дирижеры, и скрипачи с пианистами: они все какие-то согнутые в дугу, напряженные, извиваются, будто что-то выдавливают из себя. А этот прямой как палка! Ничего из себя не выдавливает. Даже лицо как у спортсмена, без страдательных морщин.

– Я тоже обратил внимание: действительно – не похож на большинство музыкантов. Движения четкие, точные, ничего лишнего. Наверное, изгибаются и выдавливают из себя музыку те, в которых музыка занимает только часть натуры, а этот из семьи музыкантов, играет с пяти лет. Он пропитан музыкой до мозга костей. Хорош, даже в каких-то шлягерах американских глубину находит.

– А вот это… пронзительное и тревожное… это – «Зима»?

– Да, «Времена года», «Зима».

– Так странно! Как можно писать сочинять такую музыку и так точно играть? У них же, в Европе, совершенно нет зимы!

– Согласен, странно! Но есть такая версия, что Вивальди соотносил «Времена года» с временами человеческой жизни. Молодость, зрелость и так далее…

– Интересно! – удивилась Мария. – Надеюсь, вы не сию секунду это выдумали?

– Вы мне льстите! Я не так изобретателен. Это я слышал от одного интересного человека, русского экскурсовода в Венеции.

– Интересно… – Мария задумалась. – Пытаюсь представить знакомых мне стариков и соотнести их с музыкой Вивальди… Не получается.

– После семнадцатого года в России трудная жизнь. У нас до такой старости не доживают, а те, кто дожил, уже получил дубиной по голове так, что всякая внутренняя жизнь сплющилась. И там уже не различишь, где зима, где лето.

– Похоже. Как это печально!

– А вот, если почитать русскую литературу девятнадцатого века… У Толстого, мне кажется, можно найти такую старость.

Они неспешно шли по аллее, неспешно, но воодушевленно разговаривали. Прохладный ветерок с моря смешивался с запахом вековых сосен. Было хорошо. Расставаться не хотелось. Тем не менее с аллеи свернуть пришлось: они шли в сторону отеля, где остановилась Мария.

– Кстати! Вот это мой дом, – указал он на современную многоэтажку, мимо которой проходил их путь. – Можем устроить вечер непослушания у меня. Кофе отличный – я покупаю в специальном магазине, у русских.

Мария колебалась:

– Ведь господин пират не обидит беззащитную женщину?

– Перестаньте, какой я пират? Безликий винтик современной компьютерной цивилизации, да еще и на курорте.

Они поднялись в лифте на четырнадцатый этаж.

– Можно я представлю, что мы в кафе и я не буду разуваться?

– Конечно! В Западной Европе вообще не принято разуваться. Это у нас только гостей переобувают в тапки. Здесь мы как бы на стыке двух миров – каждый делает, что хочет… – Сергей Львович суетился, убирая что-то со стола, ставя чайник и прочее. Он почему-то чувствовал себя не в своей тарелке, скрывая это, болтал без умолку, – кстати у меня с балкона изумительный вид на море, на горы – во все стороны! Ко мне надо экскурсии водить, как на смотровую площадку… Правда сейчас темно – ничего не видно…

Мария наоборот была молчалива и не суетлива. Она медленно прошла из коридора в гостиную и, словно в раздумье остановилась посередине.

– Можно свет уменьшить? Глаза режет, – попросила она. Сергей Львович засуетился, щелкая выключателями.

– Нет, – поправила она, – лучше теплый оставить, а белый выключить.

Сергей Львович сделал, как сказала Мария и что-то весело бормоча, продолжал суетится.

– Может, обойдемся без кофе? – Марисоль стояла в середине комнаты в золотисто-красном свете угловых торшеров. Сергей Львович остолбенел. Она завела руку за голову, приподняла рассыпанные по плечам волосы и повернулась к нему спиной:

– Помоги расстегнуть платье.

Платье синей волной легло на пол вокруг стройных загорелых ног в черных туфлях на высоких каблуках.