Читать книгу Тамара Че Гевара - Дмитрий Петров - Страница 13

Весеннее солнце склонилось к закату, озарив малиновым светом кабинет русского языка и литературы. Настал час родительского собрания, и в класс потянулись первые мамы и папы, разнообразные и яркие, как гоголевские персонажи. Они с осторожностью умещали свои взрослые колени под детскими партами, а я с любопытством наблюдала их ритуальные раскланивания с учительницей.

– Здра-а-авствуйте! Ангелина Витальевна!

– Здра-а-авствуйте! – Разумеется, Хомякова не помнила ни имён родителей, ни кто из них каких детей представляет.

– Какое у вас тут солнышко!

– Да, у нас тут каждый вечер такая красота…

– Прямо можно часы сверять…

– Ну уж, часы-то, наверное, нельзя.

– Отчего же? По солнцу же можно часы сверять…

– В смысле?

– В смысле?

«В смысле?!» – это уже кричала про себя я, пока Хомякова озадаченно смотрела на родителей, на часы и на солнце.

Накануне собрания Хомякова сказала мне так:

– Ты там, если у тебя вопросы, то поднимай, не стесняйся.

А я и не собиралась стесняться. Я даже запланировала злоупотребить её доверием и сначала поговорить насчёт сердечек в тетрадях, чем завоевать симпатии родителей, а потом продвинуть Инициативу. Инициативу с большой буквы, потому что в неё я задумала вложить тайный смысл и первый шаг к обращению детей в клуб любителей книг.

– Дорогие родители! – начала Хомякова таким тоном, будто родители вовсе не были дорогими, а находились где-то рядом с опостылевшими и осточертевшими. – Меня тут просили устроить собрание…

– Кто просил? – мгновенно прилетело из класса.

Хомякова удержалась, чтобы не ответить родителю так, как она осадила бы не в меру любопытного ученика, и произнесла ровно:

– Родители просили.

– Какие?

Тут Хомякова изобразила усталость трудового человека, которому не хватало ещё разбираться во всякой ерунде.

– Ну, что уж, мы будем выяснять? Может, лучше по вашим вопросам? – И сделала манящий жест ладонью.

Хотя никто и не ожидал такой передачи полномочий, мялись родители недолго:

– Есть вопрос по поводу физрука.

Тут меня кольнуло в самое сердце. Знаю я одного физрука. И пока я надеялась, что чаша сия обойдёт сами знаете кого, тема нашла поддержку аудитории, и приметы стали указывать на того самого моего знакомого.

– Да!

– Ставит двойки за ни за что! Заставляет рефераты писать!

– Ещё и высмеивает перед другими детьми!

– Как мы радовались, когда нашли такой костюм, чтобы и в класс, и в зал – полуспортивный. А физрук сказал, что это не форма!

– Имеет право отстранить по причине неготовности! – Это тоже была реплика кого-то из родителей.

– Так ведь он и не отстранил, и норматив сдавать не пустил! Модничать, говорит, будете у бабушки в деревне.

– Сложно, что ли, одеться по форме? Случится что-то с вашим ребёночком – кто отвечать будет?

– Ой! «Случится»! На нашей тухлой физкультуре-то? Вот мы всё детство по гаражам скакали, и ничего, выжили. Сальто с крыши в сугроб прыгали…

– Оно и видно…

Наконец, вдоволь напикировавшись, родители стали подталкивать вопрос в сторону классной руководительницы, дескать, обещала помогать – помогай.

Хомякова проявила мудрость, достойную царя Соломона. Но не для того, чтобы решить вопрос, а для того, чтобы ловко снять его с себя:

– Знаете, непедагогично одному педагогу идти против другого педагога… Я предлагаю вам поговорить об этом с завучем…

Реакция зала была незамедлительной:

– А зачем тогда собрание, если вы простой вопрос не можете решить?

– А завуч разве не педагог? Тоже скажет: «Не пойду против коллеги»?

– Да всё понятно! Видели мы, как он вас ни во что не ставит…

Если бы последняя реплика из зала прозвучала с интонацией злой иронии или сарказма, Хомякова просто проигнорировала бы её, но в голосе чьей-то родительницы слышались сочувствие и солидарность. Хомякову подвело любопытство.

– Это как это? – уточнила она.

Родительница принялась простодушно и весьма охотно объяснять:

– Ну, он вам давеча грубил, мы стали свидетелями.

– Разве? –Хомякова нахмурилась, чтобы не растерять остатки солидности. Она уже начала жалеть, что решила поддержать эту тему, а мамочка совершенно наивно продолжала ронять авторитет классной руководительницы:

– Да, да, мы сами видели в прошлом году на субботнике. Вы ему слово, а он вам десять. Чуть ли не в лицо смеётся, а вам и сказать нечего. Я вот ничего хорошего в таком отношении к старшим не вижу.

Я вся изъёрзалась, заочно сгорая от стыда за своего Игоря. Хомякова же, скрестив руки на груди, принялась невозмутимо отрицать услышанное, дескать, подобных эпизодов на её памяти не происходило, а если что-то и было, то ничего обидного она для своего авторитета не ощутила. Родительница привела ещё несколько неопровержимых и совершенно унизительных примеров, прежде чем припёртую к стенке Хомякову очень кстати выручил чей-то папа:

– Да ничего с этим физруком не сделать. Будут его держать, как держали, да ещё и платить вдвое больше, чем педагогам-женщинам.

По классу прокатилась волна удивления.

– Почему?! – В этом дружном вскрике прозвучал и мой голос.

– Потому что мужчина. Иначе уйдёт.

– Так и пусть уходит-то!

Тут на защиту моего Игоря вдруг встала сама Хомякова.

– Нельзя.

– Почему?

– Школьный штат должен быть укомплектован и мужчинами тоже.

– Зачем?

– Ну уж… – Тут Хомякова беспомощно развела руками, переметнувшись на сторону вопрошающих, дескать, я тоже пострадавшая.

– Так зачем? – настойчиво переспросили родители.

Хомякова беззастенчиво проигнорировала этот вопрос и, повысив голос, принялась возвращать себе бразды правления:

– Что же касается формы, спортивной и вообще, то в нашей школе она обязательна согласно уставу, и детям полагается носить её с гордостью за своё учебное заведение.

Тут чей-то весёлый папа, задорно крякнув с задней парты, вставил:

– А вот русская пословица гласит: «Не платье красит человека, а человек платье»…

– Моё мнение такое, – ответила Хомякова, ничуть не стесняясь спорить с народной мудростью, – когда ученик приходит в школу в форме, то сразу видно – готов, – и она по-пролетарски взмахнула кулаком, показав, как ученик готов, – не то, что…

Тут её снова перебил тот же самый папа:

– А вот Николай Михайлович Карамзин говорил, что «И в рубище почтенна добродетель»…

Опытная Хомякова тяжело вздохнула, мол, выискался очередной комик на её голову, а вслух сказала:

– С вами мы потом отдельно поговорим, – и сразу добавила, обратившись ко всем: – Может быть, будут другие вопросы?

Ответ дал всё тот же папа:

– Будут! – Ему явно было всё равно, по какой теме стебать Хомякову. – С лужей на входе собирается кто-нибудь что-нибудь делать?

Проблема лужи нашла живой отклик в публике, из класса даже прозвучала пара заинтересованных «да».

– Ну, уж это не к нам вопрос! – оперативно сориентировалась Хомякова.

– А к кому?

– Уж, наверное, к администрации.

– Ну так и спросите у администрации, – парировал весёлый папа. – Вот же она тут и сидит. Госпожа Шадрина, если не ошибаюсь? – Похоже, ему становилось скучно троллить одну лишь Хомякову.

– Ну, если только мама Светы Шадриной… – протянула Хомякова, прикидывая, как бы снова повернуть к бесполезным, но безопасным вопросам, а мама Светы солидно поднялась с места и властно оглядела электорат.

– Я поняла, в чей огород этот камешек, и я отвечу… – начала она тягуче. И вдруг бахнула: – А ковровую дорожу вам тут к школе не постелить?

– О, как! – охнул весёлый папа.

– Или вам такое явление как сезонная лужа мешает выполнять родительский долг перед своими детьми? Среднее образование в нашей стране обязательно и бесплатно для всех, а вы и этого не цените? Только и спрашивают, что государство должно делать для них, а сами-то вы что готовы сделать для страны? Бюджет он, знаете ли, не резиновый.

За твёрдой рукой мамы Светы потянулся весь класс, и против незадачливого папы поднялся неодобрительный ропот.

– А откуда в бюджете деньги? – взвился растерявший весёлость, но не кураж папа.

– Из разных источников, – ответила мама Светы, не задумываясь.

– Из налогов? – подсказал папа.

– В том числе, – подумав, согласилась мама Светы.

– И на что же идут наши деньги?

– Да, на что идут наши деньги? – С этими словами мама Светы спокойно опустилась на стул.

– Это я вас спрашиваю.

– А вы не спрашивайте, вы сами ответьте.

– Почему это я должен отвечать?

– Потому что у вашей жены деньги класса.

Тут уже совсем невесёлый папа опешил:

– Мы же не об этом говорили…

– А я об этом. Собирали по тысяче рублей на прошлом собрании, и где это всё? Новый год, Восьмое марта…

– Кстати, да! – раздалось из класса.

– Вы шутите, что ли? – возмутился папа. – Мы говорили о луже… – Но его голос потонул в нарастающем родительском гаме.

– Как это удобно, – покачала головой мама Светы, – чуть что – говорить о том, о чём самому удобно. Ответьте-ка сначала сами по относящимся к вам пунктам!

А из конца в конец класса уже летали, словно пушечные ядра, риторические вопросы, ответы, претензии, возражения:

– Почему было нормальных подарков не купить?

– Сами же всё забраковали, кроме восковых мелков!

– Восьмое марта у них опять! Цветы им подавай!

– А вы сами разве не женщина?

– Если я женщина, так почему я тогда скидываться должна?

– Да подавитесь вы своими деньгами! Завтра же всё вернём до копейки!

– Вот и верните!

Я старалась не высовываться посередине этого разгула, чтобы не прилетело и не зацепило; пыталась думать о чём-нибудь хорошем, как вдруг постепенно, не сразу, стала различать тяжёлые мерные удары. Это Хомякова на правах модератора встречи принялась с размаху бить стопкой тетрадей по столу и проделывала это не меньше минуты. Родители понемножку успокоились и замолкли.

Следующие слова прозвучали в подлой тишине. И это не ошибка. В подлой. Ведь у наступившего покоя была своя цена, которую Хомякова не постеснялась оплатить за чужой счёт. За чей же? Конечно. В это зловещее безмолвие она, как котёнка в пропасть, хладнокровно бросила меня.

– А сейчас перед вами выступит наша молодая учительница-практикантка Обломова Тамара Андреевна.